Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

него: «Твой Ельцин мудак!» Он ей: «А твой Хасбулатов знаешь кто?» — «Кто?» — «Не скажу». — «Нет, скажи!». «Не скажу». — «Нет, скажи!» — «Он — чеченец!» — «Много ты понимаешь!..»

— И еще скипетр, — блеснул третий иностранным словцом.

Даже у них, у бомжей, не жизнь пошла, а сплошная политика. А я, чтобы не жечь нервные клетки, придумал себе спасительную формулу: «Давайте лучше про любовь». Как только пошло «под уклон» про политику, — я свою формулу. И выручает. Эта формула пришлась по душе даже моему внуку Женьке: как только мы, взрослые, заспорим про политику — он нам: «Давайте лучше про любовь». Мы смеемся и меняем тему. Говорим про погоду, огороды, про колорадского жука, про цены на рынке…

— Цены с ума посходили! — говорит возмущенно сват, — И кто придумывает?

Внук грозит ему пальчиком: «Деда!..»

— Не буду, не буду…

И я не буду про политику. Тем более про цены. Про них, как про наших правителей, не хватает уже «ассортимента» крепких слов. Ну их! Я лучше на какую‑нибудь отвлеченную тему.

В нашем подъезде прорвало трубу. Стояк называется. Это значит всем трубам труба. То есть, главная. От которой идут уже менее главные, от которых еще менее главные и от которых уже отводы на кухню, в смывной бачок, к раковине и т. д. Соски — так называл их газосварщик Генрих Августович, который спасал нас от двухнедельного безводия. Оригинальный такой человек. Коренастый, упитанный и губошлепый. Он с оглушительного субботнего похмелья. Они приехали на машине АС (не атомная — аварийная станция) почему‑то в воскресенье. Двух недель до этого им не хватило, чтоб собраться с мыслями и силами укротить наш разбушевавшийся стояк. На первый взгляд это го‑то стояка — труба метров пятнадцать. Дылда! Но важнейшая. Всем трубам труба.

Генрих Августович не один, с ним шофер — сантехник. Молодой, симпатичный на вид человек. При такой вот двойной должности — шофер — сантехник.

Мы их встретили у подъезда. Помогли затащить на этаж газосварочные шланги, принесли ведро воды для «самовара» с карбидом. А перед этим по команде с РЭУ освободили стояк, который всем трубам труба. То есть, ободрали

облицовку в этих местах, поколупали стенку, сняли раковины, полочки. У кого что. Но оказалось, что всего этого делать не надо было. Так как стояк забетонирован между этажами, а там надо работать отбойным молотком. Отбойного молотка нет. Решили не менять стояк, а сделать перемычку, вырезав сгнивший участок. Генрих Августович и его молодой коллега, у которого двойная должность — шофер — сантехник, принялись за дело.

И ни слова про политику!

Хозяйка квартиры, где образовалась водопроводная стихия, девушка Аня, включила музыку, чтоб работалось веселей. Ее соседка, Прокопьевна, симпатичная старушка со следами былой красоты, помогла рабочим советами и легким ворчанием. Генрих Августович резко сменил тему и в свою очередь посоветовал ей быстренько поставить бутылку в холодильник, чтоб остыла: холодная лучше идет.

И ни слова про политику!

Августович потрогал проржавевший стояк и сказал:

— Вот если забарахлит эта труба, то всем труба. Я понятно выражаюсь?

— Понятно, — сказала Прокопьевна. Аня пожала плечами.

— Ничего вам не понятно, — сказал Августович.

— Ну как же?! — обиделась Прокопьевна. — Уж кому-кому, а нам понятно — две недели без воды. Я две недели не мылась!

— Не в этом дело, бабуля, — повернулся Августович. — Я про трубу. Вот как главная труба поведет себя, так и будет. Хорошо поведет — хорошо всем будет; плохо — труба всем. А как она может вести себя, если вся проржавела? Это сверху. А внутри!.. Вот вы говорите, что бутылка водки четыреста рублей стоит. А я скажу, много ума не надо, чтоб и в мильен ее вогнать. Он же ведь, главный наш… Кгм, кгм, кгм! Стояк. Скажем так. За доллары покупает все, потому как зарплату получает долларами. Я в Москве недавно был у братухи, там навалом этих магазинов, где торгуют за доллары. В них — что твоя душа желает! Братуха говорит — долларовая интервенция!..

— Хоть интервенция, хоть оккупация, — вдруг вмешался в разговор молодой помощник Августовича, у которого двойная должность шофер — сантехник. — Лишь бы бабки платили хорошие.

— Да! — сказал Августович, глядя на ржавую трубу в нише. — Сам гнилой и все отводы у него и соски гнилые…

— Зато коммунистов шугнул! — сказал молодой. — А порядок в стране и справедливость он наведет.

— Да, с такими как ты наведешь, — покачал головой Августович.

И про политику ни слова!

— Лучше про любовь, — выдвинул я свою формулу.

— Во! — обрадовался Августович. — Бабуля, что вы помните про любовь?

— Какая там любовь?! Какая справедливость? Какой порядок? — накинулась Прокопьевна на помощника Августовича. — То, что творится в стране, вы называете порядком? Или справедливостью? Только что по радио сказали — президент отменил свой приказ об отмене повышения цен на бензин, который подписал перед референдумом. О чем вы говорите?!

Шофер — сантехник смотрел на нее, снисходительно улыбаясь. Мол, что ты, бабуля, вякаешь. Я понял — это убежденный демократ. Который за бабки согласен на интервенцию и даже оккупацию. Но про политику ни слова. Я говорю бабуле:

— Вы в молодости была красивая.

— Была, — кокетливо соглашается она.

— На закуску что поставим?

— Картошку жарю.

— Хорошо!

Услышав эти слова, Августович оживился, заработал быстрее.

И вот его помощник побежал в подвал, чтобы включить воду. Включил. Августович постучал ему условных три раза ключом по трубе, мол, порядок, в новых швах течи нет. Помыли руки, свернули шланги. Бабуля метнула картошку на стол, из холодильника достала остуженную. И тут в ванной у нее обнаружилась большая лужа. Прорвало «сосок». Молодой помощник позеленел. Перекрыл входной кран у нее и развел руками:

— Все! Это уже пусть делает РЭУ. Мы напрыгались.

— Ну как же! — заломила руки бабуля. — Я две недели не мылась!

— Не знаю. Идите в РЭУ, добивайтесь.

— Что ж ты такой бездушный, сынок?! Я же две недели… Я же вам и картошки нажарила, и бутылочку…

— Я не пью, потому как за рулем, — отмежевался ка

тегорически шофер — сантехник. — Это же надо ванну снимать!..

— Может «хомут» поставим? — утирая пот рукавом, сказал Августович. — Нельзя же вот так…

— Какой хомут? Там только тронь — все посыпется.

— Попробуем. Не получится, тогда уж.

— Ну ты даешь, Августович! Оно тебе надо?..

Бабуля плакала в прихожей, приговаривая:

— Вы же знаете это РЭУ. И пожаловаться некому. Раньше хоть…

— А вы думали как?! — безжалостно добивал ее шофер — сантехник. — Привыкли, чтоб вам на блюдечке…

— Да ладно тебе! — сердито оборвал его Августович. — Я же говорю — стояк гнилой, соски прогнили, все валится. И про политику ни слова!.. — Он вздохнул тяжело, и я понял, что он не оставит бабулю в беде, добьет‑таки эту трубу.

— Не будем про политику, — сказала смеясь и плача бабуля. — Лучше про любовь. — А я, дура, и картошки нажарила, и редиски купила, и чай свежий заварила!.. У всех вода будет, а у меня!.. — И она затряслась от нового приступа смеха сквозь слезы.

«Кубанские новости», 14.12.1993 г.

ТАК УРА ИЛИ КАРАУЛ?

Минувший 1992 год, словно кость в горле у народа, — никак не пройдет: Россия-92 — это Ельцин плюс Гайдар, плюс бурбулизация всей страны. В 1993 году пошел процесс вытаскивания кости из горла. Россия-93 — это опять Ельцин минус Гайдар и минус бурбулизация всей страны. Плюс череда внеочередных Съездов народных депутатов. На которых, в общем‑то, верно был поставлен диагноз болезни нашей несчастной Отчизны, но кардинальное лечение опять отложено: не хватило голосов. Печально! Ведь возбудитель инфекции выявлен точно: «На державном троне, приподдато, идолом артачится бревно». (Вал. Сорокин. «Правда», № 67). Но…

В общем, обидно за державу. Развалили. страну, растерзали, при этом делают вид, что ничего такого не про

157
{"b":"221467","o":1}