исходит. Известный, отработанный прием иудиных выродков. По телевидению крутят нескончаемые игры одурачивания народа, беспардонно наглый ведущий «Поля чудес» — человек с замороженными глазами — тыча в телезрителя пальцем, истошно орет с телеэкрана, рекламируя какую‑то фирму. И в ответ звучат аплодисменты.

Аплодисменты, аплодисменты, аплодисменты. Под аплодисменты идет охмурение целого народа. Демонстрируется нагло дикий шабаш желтеньких и их продажных подпевал. Главный мотив этого шабаша: России нет, Америка есть. Даже верные стражи русской идеи и те буквально хлюпают пессимизмом. Газеты невозможно читать: со страниц даже «просоветских» изданий раздается по всей России похоронный звон. Они открыто возвещают о развале, распаде, деградации, катастрофе и вообще о конце России. И тут же изумительные заверения в том, что‑де Россия непременно возродится, неминуемо воспрянет, духовно обновится. Так за что же нам, грешным, молиться — «за здравие» или «за упокой»? Что кричать — «ура» или «караул»?

Ведь всякому', даже ежу, как принято сейчас говорить, понятно, что с криком «караул» крепостей еще никогда не брали. С криком «караул» никогда не ходили в атаку и никто никогда не побеждал. Между тем почитаешь ту же «Литературную Россию», которая в общем‑то стоит вроде на патриотических позициях, и на душу ложится тоска. Там стихи: «России нет…» Как это понимать? Ведь Россия есть, никуда она не делась. Только мы, россияне, испаскудились, измельчились. И если мы довели страну до ручки, то при чем же здесь Россия? За нами придут следующие поколения людей, они разберутся что к чему. И нечего за Россию этак расписываться — «России нет…»

«Советская Россия» опубликовала рисунок, которому присуждена вторая премия. Там «врата», ведущие к Богу, к рынку и к коммунизму. У ворот, ведущих к Богу, наследили люди, которые ползли к нему на четвереньках, да и сгинули в землю, воздев руки к небу. Рынок изображен в виде вороха костей и черепов, а от коммунизма следы резко повернули назад. Выход? Выхода нет.

С таким могильным юмором людей не поднимешь на борьбу. С таким юмором дорога одна — в скотство. Или к тому «равновесию», которое изображено на другом рисунке, туг же: двое за пивным столом рассуждают: «Скоро все уравновесится, каждый бедный сам повесится».

Глядя на эти «шедевры», отмеченные премиями, думаешь об авторах — им лишь бы блеснуть остроумием.

Уважаемые редакторы, думайте, когда публикуете двусмысленные вещи. А то ведь за жаждой позабавить задуренного читателя можно проглядеть Отчизну.

В начале мая прошлого года и в конце марта этого года (повторно) прошло три встречи с Виктором Астафьевым. По часу каждая. В прошлом году это было накануне съезда писателей СССР. Напомню, Виктор Петрович тогда стоял в оппозиции к авторам «Слова к народу». Отсюда и происходит невиданная «щедрость» телевидения «Останкино» к патриарху русской литературы. Я ждал этих «Встреч», предвкушал удовольствие от общения с любимым мастером слова. Но вот грянули «Встречи». В первой же Виктор Петрович резко и недвусмысленно отказал русскому народу в возрождении. Во второй вообще обвинил русский народ в маразме. Третью я не стал смотреть. Маялся несколько дней обидой на него и дошел до того, что сел и написал ему письмо. Мол, что же вы делаете, Виктор Петрович?! Он ответил: «Мой архив хранится в Пушкинском доме, что в Санкт — Петербурге. Я непременно направлю туда и Ваше послание, чтобы потомки, если нашей несчастной стране доведется выжить, знали и ведали, в какое подлое время нам выпало жить и работать, с какими маразматиками и дикарями общаться и тратить на них выстраданное слово».

Так считает Виктор Петрович. А остальные сто пятьдесят миллионов?

Во все времена на Руси писатели почитались как нравственные наставники. И между ними и народом всегда было взаимное уважение. Виктор Петрович приписал целому народу маразм и предрекает ему исчезновение. Нравственно ли это? Не говоря уже просто об этике. Не думаю. Но если такой человек, как Виктор Петрович Астафьев, поднял руки вверх, то караул, ребята!

Недавно первый вице — премьер В. Шумейко, давая интервью по телевидению, кокетливо этак признался, что они с Гайдаром сознательно разваливали экономику страны. Гордясь, очевидно, что именно за эти заслуги его приглашают в лидеры новоиспеченного движения на Кубани под названием «Лига мира». Ничего себе миротворец! От такого миротворчества впору кричать караул. И что интересно — народ проглотил этот пещерный цинизм государственного деятеля. Или все впереди еще?

«Правда», которая стала нынче единственной отдушиной здравого смысла, и та пестрит заголовками типа «Прощай, жизнь».

Текст под этим заголовком холодит сердце: «1992 год. Еще более резкий взлет самоубийств. Меняется социальный состав покончивших с жизнью. Среди них все чаще старики, женщины и даже дети. Не только нищета толкает их на этот крайний поступок. Нет надежды в душе, нет веры, нет идеала».

В «Литературной России» Владимир Солоухин пишет в своей статье «Конец уже наступил»: «Недавно меня спросили: «На ваших глазах рухнуло исполинское государство, а давно ли вы, автор «Владимирских проселков», были на «малой родине»? Каково ей‑то живется? Как она сводит концы с концами и не близок ли ее конец тоже». — …Отвечаю прямо: конец моей Родины (малой и большой) не просто близок, он уже наступил».

Прискорбно это. И возмутительно! Умный человек, неужели он не понимает, что эти его слова — нектар на душу всем недругам российского народа, меч им в руки. И, в то же время, — сдача еще одного рубежа. Хочется крикнуть: «Опомнитесь, русские богатыри! Лучше уж промолчите, если невмоготу. Вспомните предков, которые молча падали, сраженные на поле брани, дабы не смущать тех, кто еще на ногах и держит меч в руках!».

Но есть надежда, что не все так. Есть еще сильные духом на Руси. И их несть числа. Один из них — Виктор Лихоносов. «Горе! Страшное горе, — пишет он, — в душе моей каждый день. Я вижу, как гибнут самые талантливые и впечатлительные люди. Душа чугких, благонравных россиян, как пемза. И когда газеты занимаются политической дискотекой, упражняются в словоблудии и перепродаются антирусским боевикам, что на это сказать? Перестройка приголубила выродков.

Но грозный час приближается.

Неужели эти дристуны свободы не понимают, что они бросили свой народ и излучают собой жажду власти? Что Россию они оплевали? Что многие из них свою бездарность вознесли на разорении родного угла? Что они возжелали стать американцами больше, нежели сами американцы? Что на митингах чеченцев чувствуются за плечами толпы тысячелетних предков, а за плечами наших демократов зияет дыра — знак прохвостов революции («ново

го мирового порядка»)! Кара придёт не от патриотов. Сама земля отомстит дьявольской черни».

Эти слова и лягут в борозду народного гнева. Хотя мы не видим здесь ура — патриотических призывов. Здесь просто вера в народ, в землю, на которой всходили, всходят и взойдет еще не одно поколение русских людей. Бог не выдаст, свинья не съест.

1993 г.

Эту печальную историю поведал мне вездесущий мой сосед. Недавно остановил меня у подъезда, поймал за пуговицу и рассказал:

— Как‑то выскочил я из дому, чтобы позвонить по телефону — автомату. Только снял трубку, подбегает ко мне девочка лет этак десяти. «Дяденька! Дяденька! — кричит. — Скорее! Она вешается!..» И тянет меня за руку. Глаза широкие, личико бледное… Я, естественно, за нею. А сам оглядываюсь, ищу глазами милиционера, они здесь бывают возле рынка. Думаю, если в самом деле кто‑то там вешается, то милиционер не помешает. Сам понимаешь. А на душе скверно так — «не хватало еще вынимать кого‑то из петли!» И нащупываю нож — складишок в кармане — странное непроизвольное действие! А потом оказалось — верно. Интуиция!.. Девочка тащит меня: «Скорее! Скорее!..» А я этот складишок в кармане мну. Вбегаем в подъезд дома. (Там, за школой). И тут же, на первом этаже, вскакиваем в приоткрытую дверь. Темная прихожая, комната. Из нее — дверь в другую. «Трамвайчиком». Хрущобка. И вижу в углу, прямо на полу — раскиданная постель. Посредине комнаты — скамейка, а на ней — босые ноги. Поднимаю глаза — стоит Она в одной рубашке, прилаживает веревку на крючок, где люстра. Уже приладила: петля на шее, осталось только накинуть на крючок второй конец, сделанный кольцом, и выбить из‑под себя скамейку. Увидела нас — заторопилась. Еще мгновение и… У меня реакция летчика: ногой вышибаю из‑под нее скамейку.