Штурм Зееловских высот начался 17 апреля 1945 года. Ранним утром. В течение пяти минут артиллерия, «Катюши» при поддержке авиации «раздолбали» оборону противника, потом пошла матушка — пехота. Но путь преградил ров, наполненный водой. Мост через него взорван. Атака захлебнулась. Пока наводили переправу, наши танки состязались, прикрывая своих, с немецкими «Фердинандами». Нашим, естественно, досталось. Потому как стояли на открытой местности, а «Фердинады» прятались за городскими строениями или были вкопаны в землю. Три ганка загорелись. Погиб командир минометной роты. Много покосило бойцов. Но жертвы не были напрасными: под прикрытием орудийного огня танков пехота успела навести переправу. Прорвались к окраине города. Там соединились с батальоном под командованием гвардии майора Чусовского. Объединенными усилиями, иод прикрытием артиллерии подошли вплотную к окраинам города. И с ходу на штурм. От усталости бойцы валились с ног. Но никого не остановить. Вперед! Только вперед!

А вот уже и сумерки. Успех за день невелик, но успех: заняли железнодорожную станцию. На ней и закрепились. Можно перевести дух. Немцы тоже выдохлись. Затихли. И даже загуляли в ресторане вокзала. Буквально под носом. Неслыханная дерзость! Не вынесла такого русская душа. Откуда взялись силы…

Через полчаса гулянка в ресторане была уничтожена.

Тревожная ночь в полузабытьи, а утром снова бой. Уже за городом. Немцев выжиг али огнеметами, словно клопов.

«Весеннее солнце поднималось над Зееловскими высотами, пригревало в спины уставших, вымокших в болоте, грязных бойцов. Как бы сжалившись над нами, глупыми людьми, за нашу жестокость друг к другу. Вместо того, чтобы заниматься мирным, милым трудом, мы колотим друг друга. Боже! Какая нелепость!»

Солнце пригревало с Востока, оттуда, где Родина в руинах — тонко подмечает Василий Тимофеевич.

Эту запись он сделал во время передышки между боями за Зееловские высоты. В «озверевшем» состоянии. Когда война уже «осточертела». Но, даже «озверев», он не утратил высоких человеческих чувств.

Как тут не вспомнить Михаила Юрьевича Лермонтова:

Да, были люди в наше время!..

Сами шли за Родину без страха и сомнения и вели за

собой людей. На них, таких, как Василий Тимофеевич и держалась Победа над фашизмом. Они, такие вот, привели к триумфу Советский Союз. Потому что им верили, с ними в огонь и в воду. За них готовы были и жизнь отдать. И отдавали. Заслоняли собой.

В разгар боя комбат не заметил, как попал на мушку немецкому автоматчику. Еще миг, и его не станет. Ординарец Николай Трандофилов в прыжке сбивает его с ног, налету дает очередь по немцу. Комбата спас, сам получил тяжелое ранение.

Чем объяснить это самопожертвование? Что толкнуло ординарца на смертельно опасный шаг ради комбата? Я попытался представить себя на его месте. Я бы решился на такое лишь в том случае, если бы мне был дорог комбат, как я сам себе. И даже больше. Он дороже! Он ведет в бой за правое дело. Я с ним в огонь и в воду. В преисподнюю. Именно такие люди шли всегда впереди, когда Родине плохо. Простые люди это чувствуют сердцем. Это чувство, эта вера в народного полководца передается мгновенно незримыми токами сотням, тысячам, миллионам. Где же вы, Минины и Пожарские?!

Я перебираю в уме имена наших теперешних правителей и полководцев. И ни одного из них я бы не прикрыл собой. И таких, как я, миллионы, если не вся Россия. Нет! Не видно пока на горизонте человека, за которым пошли бы люди. Который сумел бы слить воедино наши русские души, В чем же дело? Неужели на Руси выветрился русский дух и Русью не пахнет? Неужели нашему сердцу милее стали лже-идеи, лжевожди, лжероссияне и их тлетворный дух?! Неужели не все еще поняли, куда нас ведут чужевыродки? Неужели еще не осточертела нам всеобщая разруха, которую учинили нам наши правители? Или чтобы понять все это и увидеть беду, в которую нас ввергли и продолжают ввергать, нам надо снова взять Зееловские высоты? Чтобы оглядеться с них. Глянуть на Россию на Востоке, которая лежит в руинах, и на предстоящий, предштурмовой «Берлин» на Западе? Оглядеться и понять. Понять и…

Как это сделал батальон Героя Советского Союза Василия Тимофеевича Боченкова: «Батальон вырвался на центральную, длинную и прямую улицу, по которой проходила автострада «Кюстрен — Берлин». Очищая дом за домом от врага, пересекли весь Зеелов и, достигнув окраины, заняли городское кладбище. Справа вел бой 3–й батальон. Противник прижал его к земле, не давал подняться в атаку. Я на

правил две роты в тыл врага, чтобы помочь другу. Это был неожиданный маневр для немцев. Мы захватили противотанковую батарею и около шестидесяти пленных.

Путь к Берлину был открыт. Но он тоже оказался нелегким: все населенные пункты до самого Берлина были укреплены. Но уже ничто не могло остановить наступательного порыва наших войск».

Что было дальше, известно всему человечеству.

Такое будет со всеми, когда Россия «озвереет», когда ей осточертеют российские чужевыродки со своими претензиями, ввергнувшие страну в дерьмократию. О возмездии им вопиют из могил наши славные предки. Они все знают, они все видят с высоты Зееловских высот.

Пусть земля им будет пухом. И эти бессмертные строчки из стихотворения военрука СШ № 5 Л. Казарина вместо памятника:

Вы уходите, наши славные отцы и деды. Вам на смену грядут такие вот, как в стихах кубанского поэта Николая Зиновьева:

М. Горький записал по памяти один разговор с Леонидом Андреевым. Речь шла об Иисусе Христе и Иуде. Вернее, о мотивах предательства.

«— Кто‑то сказал (так начал разговор Андреев. — В. Р.), что Христос — хороший еврей, а Иуда — плохой еврей. Но я не люблю Христа. Достоевский был прав, когда говорил — Христос был великий путаник.

— Не Достоевский, Ницше…

— Ну, Ницше. Хотя должен был утверждать именно Достоевский. Мне кто‑то доказывал, что Достоевский тайно ненавидел Христа. Я тоже не люблю Христа и христианство: оптимизм — противная, насквозь фальшивая выдумка.

— Какой оптимизм?

— Ну, Царствие Небесное и прочая чепуха. А Иуда, он, брат, умный и дерзкий человек. Ты когда‑нибудь думал о разнообразии мотивов предательства? Они бесконечно разнообразны. У Азефа была своя философия. Глупо думать, что он предавал только ради заработка. Знаешь, если б Иуда был убежден, что в лице Христа перед ним сам Иегова, — он все‑таки предал бы его. Убить Бога, унизить его позорной смертью, — это, брат, не пустячок!»

Большой знаток жизни и творчества Л. Андреева, литературовед А. В. Богданов приводит описание дочерью Андреева Верой Леонидовной картины отца: «В холле наверху висела картина, нарисованная папой разноцветными мелками. Это головы Иисуса Христа и Иуды Искариота. Прижатые друг к другу, увенчанные одним терновым венцом».

И далее:

«И странная вещь: несмотря на то, что сходства нет никакого, по мере того, как всматриваешься в эти два лица, начинаешь замечать удивительное, кощунственное подобие между светлым лицом Христа и звериным лицом Иуды Искариота — величайшего предателя всех времен и народов. Одно и то же великое, безмерное страдание застыло на них…

Кажется, что от обоих лиц веет одинаковой обреченностью».

Итак, по мысли Л. Андреева, в картине и в повести «Иуда Искариот» предательство и благородство повенчаны одним терновым венцом. Мало того, в повести он откровенно симпатизирует Иуде. Он и умен, и хитер, и изворотлив, напорист, даже бесстрашен… Правда, завистлив сильно, нечист на руку и болезненно тщеславен. Откровенно говорит об этих своих пороках и не открещивается от них. Автор клеймит его самыми страшными слова