— Какие именно акции?
— Дорожать будут все отрасли, кроме железных дорог, а какие именно компании выйдут в топ — тебе лучше знать. Я за американским рынком не слежу.
Мы в Ленинграде, гуляем по Дворцовой площади. До открытия Олимпиады ещё две недели, но у нас и без неё хватает дел в СССР. Джек у нас ответственный за взаиморасчёты с Советским правительством, а расчёты эти очень непросты, учитывая, что вложились мы в пару сотен производств, а возврат инвестиций и свою долю прибыли получаем по договорам о разделе продукции. Джон Пирпонт Морган-младший полтора года назад передал управление семейным банковским бизнесом сыну, а сам сосредоточился на контроле наших инвестиций в «Ось». Работа адова, но Джек тянет.
— Я теперь тоже не слежу. Младшие разберутся.
Младшие — это Генри Стерджис Морган, Джон Дэвисон Рокфеллер-младший и Эдсель Брайант Форд. Банковский бизнес Домов Моргана и Рокфеллера прошёл процедуру серьёзной реорганизации. «J. P. Morgan Co.» сейчас занимается только размещением государственных дисконтных облигаций и их вторичным рынком, и это по-прежнему собственность Морганов. Остальной банкинг двух Домов разделили на кредитный и инвестиционный, а потом произвели слияние активов в «Morgan Rockefeller Invest» и «Morgan Rockefeller Finance». В «MRI» и «MRF» доли получили и мы с Генри Фордом. В собственности Рокфеллера остались американские и мексиканские активы «Стандарт Ойл», весь остальной его бизнес пошёл в общак. Генри Форд продал свои автомобильные производства на пике цен, ещё до начала Великой депрессии, и эти деньги сейчас вкладывает в девелоперский бизнес, строит пока мало, но перспективных участков скупил уже тысячи. У меня отдельный от Триумвирата бизнес с Жюлем Граналем и «домик в деревне», сиречь комплекс отелей с казино в Гаване Руса. Все остальные активы: компании «Цюрих Технолоджис», «Женева Сервис» (кроме наших инвестиций в «Ось», ей принадлежит «Save Service», то есть наша армия), «Космос Эйрлайнс» (со всеми хабами), «Standard Oil Shipping», наши доли в «Global Trans» и «Global Cargo Insurance», земли в Аравии, Треугольнике и Маньчжурии, активы в бывшей Боливии — всё это наша общая собственность на четверых. Ровно по двадцать пять процентов, ни один из пакетов не является блокирующим. Три голоса за — и решение принято.
Америкой у нас занимается младшие — Генри Стерджис Морган и Эдсель Брайант Форд. Младший Рокфеллер «тянет» Аравию и определяет мировую нефтяную политику. Да и какой из него теперь младший, в пятьдесят восемь лет, у него у самого уже пятеро взрослых сыновей, он теперь глава Дома и просто Рокфеллер.
— Разберутся, — соглашаюсь с Джеком, — торопиться некуда. Пока есть возможность вкладываться в золото по этому курсу — оно в приоритете. Остатки баксов нужно будет сбросить сразу после прихода к власти Рузвельта, так что пусть прицеливаются тщательнее.
Избирательная кампания в Соединённых Штатах проходит по вполне ожидаемому сценарию. Герберт Гувер «отгрыз» у Рузвельта три процента на Нью-Йоркской конференции, продемонстрировав американцам, как в мире уважают его лично, а Марго на пиаре от «Граналь Медиа» добавила себе четыре. Сейчас счёт: двадцать три — двадцать шесть — пятьдесят один. А ведь мы пока свой медиаресурс задействуем едва-едва, практически на холостом ходу катимся. Ниже пятидесяти мы Рузвельта точно опустим. Такая себе у него будет победа, на триумф совсем непохожая.
— Они в курсе.
Доходим до Эрмитажа. Там нас встречают Григорий Зиновьев и Сальвадор Дали. Завтра в одном из залов открывается выставка работ моего испанского приятеля-художника с замысловато «съехавшей крышей». Дали уже звезда, пора эту звезду оценить в деньгах, а не мнениях различных экспертов. В Эрмитаже выставляются в том числе и принадлежащие мне картины друга Сальвадора на темы «Звёздного десанта» и «Властелина колец» из нью-йоркского и ленинградского номеров Астории. Одна из картин моей коллекции будет продана. Та, за которою предложат лучшую цену к первому сентября.
Дали уже продаёт свои работы, но за сущие копейки — по две-три тысячи долларов/рублей, я же рассчитываю, причём вполне обоснованно, тысяч на сто.
Здороваемся, проходим в зал с экспозицией. Под четырьмя фаворитами из моей коллекции таблички с извещением, что картина может быть продана, а условия покупки можно узнать у администратора выставки. Администратор — один из адвокатов из конторы мсье Анри Контесона. Помните его? Граф Алексей Алексеевич Игнатьев мне его рекомендовал. Сейчас мсье Контесон администрирует все наши швейцарские активы, а в штате сотрудников его юридической компании в Женеве уже больше сотни только дипломированных адвокатов и нотариусов.
Не то чтобы я горел желанием «отжать» бизнес у Сотбис и Кристи, но раз уж представился случай, то почему бы не «пошатать трубу» у этой почти монополии? Случай действительно очень удачный — тут тебе и Олимпиада, и Эрмитаж, и раскрученный уже Сальвадор Дали.
Джек «завис у полотна 'Битва за Осгилиат», из моей ленинградской коллекции на тему «Властелина колец». Это одна из четырёх выставленных на конкурс лучшей цены картин. Я уже осмотрел и оценил все новые работы, а Морган всё не шевелился, стоял, как загипнотизированный.
— Всё в порядке, Джек?
— Всё в порядке, Эндрю. Это тоже твоя собственность? Я не видел её в Нью-Йорке.
— Это из ленинградской коллекции. В Нью-Йорке у меня «Звёздный десант». И чего тебя эта картинка так приморозила?
— Пока не пойму, но именно что приморозила. Аж мурашки по позвоночнику. Сколько ты рассчитываешь за неё выручить?
— Ничего заранее не рассчитываю. Сколько рынок определит, столько и будет. Может и вовсе не она продастся, я ведь четыре картины выставил на продажу, а продам только одну из них, за которую больше всего предложат. Это ведь не от нужды, сам понимаешь. Хочу оценить свою коллекцию, а этот метод самый честный. Да и Сальвадору не помешает узнать свою цену.
— Этот Сальвадор из той же копилки твоих чёртовых гениев, что и Эйзенштейн?
Улыбаюсь как можно более располагающе.
— Из той же моей чёртовой копилки гениев и ты, Джек.
— Польщён, честное слово, польщён, Эндрю. Где этот чёртов администратор? Он по-английски говорит?
— Выставка откроется завтра, Джек. Завтра и администратор придёт. По-английски он говорит.
— Завтра, так завтра. А свои работы ты продавать не собираешься?
— Нет. Оценка этих работ меня не интересует. Это не картины, а наброски-зарисовки сцен фильмов Диснея, живописцем я себя не считаю. Астория выделяет мне за их экспозицию приличные апартаменты, и этого пока вполне достаточно.
Несмотря на Великую депрессию, на десятые летние Олимпийские игры в Ленинграде заявилось больше стран и участников, чем на девятые в Амстердаме. Международный Олимпийский Комитет подписал спонсорские контракты с «Граналь Медиа», «Космос Эйрлайнс» и швейцарским производителем спортивной экипировки и аксессуаров «Триангуло Спортс Экипмент», на очень приличную сумму в четыре миллиона долларов, и на эти деньги обеспечил рекордное представительство.
Деньги и правда немалые (для двадцатых годов двадцать первого века это эквивалент полумиллиарда), но за них мы получили эксклюзивные права на организации трансляций Игр, с правом подачи рекламы в репортажах (для «Граналь Медиа»); статус официального Олимпийского перевозчика (для «Космос Эйрлайнс») и контракт-обязательство МОК об экипировке олимпийцев продукцией «Triangulo Sports Equipment», с правом использования олимпийских колец в фирменном логотипе компании.
Все контракты заключили до 1972 года включительно (на десять летних и девять зимних Олимпиад), то есть за каждые Игры заплатили чуть больше двухсот тысяч долларов. Это уже сущие гроши, но других спонсоров у МОК не нашлось.
Впрочем, Олимпийское движение в накладе не останется, теперь его популяризация — наша забота и эту заботу функционеры почувствовали уже на десятых летних Играх в Ленинграде.