— Не глумись, прошу, Эндрю. Мы уже всё поняли. Как там снаружи?
— Вам никто не сочувствует, Ади, кроме таких же как вы отморозков-хулиганов и меня. Вас осудят, это без вариантов — сколько не заплати адвокатам, так что посидеть-подумать вам придётся. Но зато адвокаты смогут обеспечить вам связь со мной и с вашими приятелями-хулиганами, а также доставлять всё необходимое для проведения этого времени хоть с какой-то пользой — бумагу, холсты, краски. За свою заботу, я хотел бы получить от вас картины, ибо ценю ваши таланты живописцев. Впрочем, и от другого творчества не откажусь. Попробуйте себя в литературе, люди вы умные с интересными мыслями. Попробуйте их систематизировать и изложить.
— Спасибо, Эндрю.
— Спасибо не нужно, Ади. Благодарность я приму картинами или текстами.
— Сам понимаешь, вдохновение — оно такое… В тюремную камеру не приходит.
— Это пока, геноссе. Сидеть вам не один год, дождётесь и вдохновения. Кому подкинуть деньжат, Ади? Кто из ваших в клетку не угодил?
— Наша партийная касса сейчас на личном счёте Хайнца в Цюрихе, ты его знаешь. Кто имеет доверенности им распоряжаться — не назову.
— И не нужно, мне это всё равно. Ладно, хулиганы, перевоспитывайтесь. Любой опыт полезен, и этот в том числе. Если понадобится что-то ещё — дайте мне знать через адвокатов. Ты хоть слышишь меня, хулиган Хайнц Хофманн?
— Слышу. Иди в задницу, Эндрю.
— Ты слишком громко хнычешь, хулиган. Мне за тебя стыдно.
Человеком 1923 года наш «Тайм» выбрал спикера американского Конгресса, республиканца Фредерика Гиллетта, а событием года — установление отношений между САСШ и СССР. Гиллетт — человек Рокфеллера, а значит теперь наш. Интервью для итогового номера у него взял сам Жюль Граналь.
Владимир Ильич Ленин скончался 16 января 1924 года и в последний путь до Мавзолея его проводили в том числе Джон Пирпонт Морган-младший, Джон Дэвисон Рокфеллер и Генри Форд.
Председателем Совета Народных Комиссаров стал Иосиф Виссарионович Сталин, а кандидатуру его внёс и отстоял Зиновьев. Тот же Григорий Евсеевич добился избрания в Политбюро ЦК ВКП(б) председателя ВЧК Феликса Эдмундовича Дзержинского. В этом плане у нас здесь уже совсем другая история.
Двадцать седьмого января Петроград переименовали в Ленинград, а двадцать девятого Эйзенштейн доложил мне об окончании съёмок «Мясорубки».
Сценарий нового фильма Серёга уже прочитал. Это «Белое солнце пустыни», пока под рабочим названием «Гарем».
— Ты хочешь начать новые съёмки, даже не дождавшись первого результата?
— Именно так, друг мой. Нам придётся какое-то время покрутиться, как белкам в колесе. Я хочу, чтобы ты оставил монтаж «Мясорубки» Робертсу и приступил к новым съёмкам как можно скорее.
Пол Робертс — ассистент Эйзенштейна. Очень талантливый парень, за успех дела болеет всей душой, полностью в теме, а технически даже грамотнее Серёги, монтаж осилит не хуже. Для него — это шанс проявить себя и получить собственный проект. В добрый путь.
— А вдруг у «Мясорубки» не будет того успеха, который ты ожидаешь? Бюджет уже приближается к двумстам тысячам.
Это он в долларах считает, прогрессивный молодой человек. На конец двадцатых годов двадцать первого века — это примерно тридцать миллионов. Сейчас это сумма кажется неимоверной, но я смотрел фильмы с бюджетом в сотни миллионов тамошних баксов, которые вполне себе окупались в прокате, причём в условиях жёсткой конкуренции, которой у нас здесь нет. Нет сейчас и не будет ещё года три, как минимум. За это время мы должны полностью подмять под себя кинематограф. Нет, монополию на съёмки я получить не планирую, это не реально, да и не нужно, нам нужно постараться достичь такого уровня, чтобы контракт с «Граналь Пикчерс» стал единственным показателем состоятельности в профессии. Дипломом успешности, если угодно. Это вполне реально.
— Тогда тем более, Серж. Если «Мясорубка» провалится, нам тем более нужен новый фильм и как можно быстрее. Мы должны успеть занять в кинематографе все ниши во всех жанрах, а «Гарем» — это как раз переходный проект от военной драмы к комедии.
— Но ведь деньги…
— Ты уверен, что сможешь лучше Пола смонтировать «Мясорубку»?
— Пол справится, я ведь не о том, Андрей. Я тебя не понимаю. Ты — не человек.
— Ты угадал, только Жюлю об этом не рассказывай. Он наш юмор не любит.
— Я не шучу.
— А я тем более. За работу, товарищ Эйзенштейн, нас ждут великие дела. Рефлексировать будем уже в старости, по общему итогу.
3 апреля 1924 года. Куба. Гавана Руса.
Сегодня Андрею Малетину исполнилось двадцать шесть. У меня сегодня необычный гость. То есть, необычный для той исторической реальности, а в этой такое вполне нормально.
Григорий Евсеевич Зиновьев, член Политбюро ЦК ВКП(б), председатель Ленсовета и пока председатель исполкома Коминтерна. Здесь он по моему совету сблизился с товарищем Сталиным и вместе с Дзержинским теперь составляет его ближний круг.
В Политбюро снова шесть действующих членов, после смерти Ленина в его состав кооптировали Дзержинского, как раз с подачи Зиновьева, так что у Сталина теперь в высшем руководящем органе партии Большевиков как минимум «блокирующий пакет», и возможность проводить политику, которую в той истории и представить было невозможно. Нет, конечно, Сталин ещё очень далёк от трона. Политбюро хоть и высший орган руководства ВКП(б), но полномочий у него на самом деле не так-то и много. Многие решения можно принять только Пленумом ЦК, а некоторые и вовсе только Съездом. Вопрос о роспуске Коминтерна как раз из таких, поэтому Зиновьев сейчас готовит самороспуск возглавляемой им организации, который планируется осуществить во время Пятого конгресса уже в октябре текущего года.
Задача у Зиновьева очень непростая и решить её возможно только после устранения из формулы множества переменных. Двадцати семи, если быть точнее. Естественно, сами Большевики сделать этого не могут.
— Этот список согласован со Сталиным?
По телеграфу мы больше не общаемся. После смерти Ленина естественным образом прекратилась наша дискуссия и «Граналь Медиа» по телеграфу теперь решает с Советами только административные вопросы. Мы типа обиделись. Обиделись на Троцкого, который обвинил Граналя в подаче «фейкового» материала от его имени. Самого горячего материала по теме «Троцкизма», который напугал даже большую часть ЦК ВКП(б), а про остальной мир и говорить нечего. Обвинил нас Троцкий не публично, а оправдываясь перед своими товарищами по партии, поэтому и мы на него в суд за клевету не подали, но отношения максимально заморозили и не только со Львом Давидовичем.
«Граналь Медиа» свою задачу в России выполнил, и я сам искал повода к сворачиванию сотрудничества, пока нас не обвинили в пособничестве Большевистской пропаганде, а тут такой подарок — «фраер сдал назад». Недовольных нами очень много и очень влиятельных недовольных, вся клика еврейских банкиров, например. Люди они очень умные, всякие пакости могут устраивать виртуозно и подставляться под их удары просто глупо. Мы бы и так свернули свою деятельность в СССР, повод имелся — наш с Жюлем друг, Владимир Ильич Ленин скончался, а больше ничего интересного для «Граналь Медиа» вообще и «Тайм» в частности в стране Советов мы не видим. Так что «фраер» нам здорово помог, на самом деле. Свернули мы этот бизнес красиво, нам даже сочувствовать начали.
— Конечно, — отвечает Зиновьев и протягивает мне записку.
Очень лаконично. «27» и ниже подпись «И. Ст.»
О наших личных приятельских отношениях с Григорием Евсеевичем известно интересантом всего мира, поэтому товарищ Сталин и назначил его контактёром с Организацией. Самая подходящая фигура. На Западе он воспринимается в целом благожелательно, несмотря на свое председательство в исполкоме Коминтерна, благодаря непримиримой оппозиции к Троцкому, а партию Большевиков устраивает версия нашей дружбы. Дружил же я с Лениным, значит и Зиновьеву со мной дружить можно. Тем более, что Ленинграду от этой дружбы постоянно перепадают очень вкусные плюшки. То новейшая типография с фототелеграфом для издания «Тайм», то кинотеатр для премьеры «Мясорубки», то футбольный стадион, который уже проектируется.