— Надо брать его тепленьким. Только оно не получится, — Клыч вздохнул. — Он собак слушает, ровно заяц какой-то. Седьмая?

— Что?

Клыч показал рукой в сторону небольшого отростка рощицы, сплошь из лещины и маленьких кленов.

— Вон туда надо отправить пару человек. На всякий случай.

Седьмая покосилась на него. Ой, что ты, что ты. Ее-то мысли Клыч сейчас мог практически читать. Чего там интересного? Думает, прикидывает, не имеющийся член к носу подводит. В группе шесть человек. Отправишь двоих, останутся четверо. И это — с механиком. А кто там, в домиках, и сколько? Это вопрос.

— Милая военная… — Клыч вздохнул, — Если вы не против, то приведу пару моментов в защиту моей версии развития дальнейших событий. Чтобы развеять ваши сомнения — как по поводу правильности моих указаний, так и по поводу ваших опасений насчет меня лично. Вы не против?

— Удиви меня, — фыркнула Седьмая, продолжая сопеть через мокрую ткань маски.

— Хм… — Клыч чуть опустил вниз ветку, закрывающую обзор. Капли посыпались вниз тонкой россыпью разлетающихся жемчужин. — Попробую. Вон там, в нескольких домишках, проживает три семьи. Две из них, Музалихина и Плешака, нам неинтересны. А вот третья, что в доме с зеленой крышей, хотя ее не видно, — нужная нам. Там живет Олег Григорич, мерзопакостный старикашка, чующий добычу получше своей своры. Но вот какое дело, милая военная…

Клыч прищурился, разглядывая потухшие огоньки в окнах.

— Так вот, милая военная…

— Я не милая.

— Откуда ты знаешь?

— Ты меня не видел без маски.

— Тем более. Может, обожаю сорвиголов с перебитым носом и грудью нулевого размера? Эй-эй, не надо так сопеть, мне и без того страшно от одного вашего присутствия. И я не пошутил. Разве можно таким шутить по отношению к женщине? Рассказывать дальше?

— Да. Восьмой, убери ствол от его башки. Он нужен майору. Мели, Емеля, твоя неделя.

— В хозяйстве Олега Григорича имеется большое количество огнестрельных приблуд для забоя как животных, так и людей. Обожает он их, что тут поделаешь? Да и полезно по нынешним меркам иметь дома арсенал. С боеприпасами у него тоже все в порядке. Торгует, гнида, с кем только может, поставляет дичь, птицу и меха со шкурами кому надо. Мне платил, и это самое важное. Вот только попасть к нему за просто так не выйдет. Придется идти мне одному, так как вход в свою фортецию он обустроил капитально, даже с пукалки вашего бронехода так просто не возьмешь. Да и зачем нам фарш вместо Григорича, верно? Но!

Клыч поднял руку, затыкая Седьмую. Да-да, так и надо. Майор майором, но против вожака переть тяжело. Даже если вожак — из чужой стаи, подранный, со сломанными клыками и в окружении целой своры молодняка, готового его разодрать. Хрен вам, военные, просто так не сожрете.

— Но, повторюсь, милая военная, есть именно но. Григорич жуть как дорожит своими дочками-внучками. Тяжелая судьба у человека, семь баб под одной его хлебосольной крышей. И всего один зять, остальных его террариум схавал и не подавился. Да-да, сбежали мужики. Даже сейчас такое случается.

— У него ход к той рощице? — Седьмая понимающе кивнула.

— Ага. Подозреваю, что так и есть. Практически уверен. Так вот, военные. Вы со мной подъедете, но внутрь не пойдете. А сбегать мне не с руки. У меня к парнишке, за которым вы гонитесь, должок. А с вами, сдается мне, поймать его выйдет куда проще.

Седьмая почесала щеку через маску. Снова кивнула. И что в ней нашла эта самая майор? Знай себе, как корова, башкой мотает и мотает. Клыч про себя даже огорчился. Ну, не любил он просто исполнителей. Никакой инициативы, никакой красоты в работе. Что за люди?

— Ну и хорошо. Поехали, чего сиськи мять? Тьфу ты, военная, не обижайся. А имена у вас есть?

— Для тебя — нет. Есть номера. Когда кто-то погибает, номер по уменьшению переходит к следующему бойцу.

— А ты до драки какая была?

— Седьмая. Пересчет производится на… Закрой рот.

«Выдра» дернулась вперед, мягко и устойчиво. Нравился Клычу этот аппарат. Ему бы пару-тройку таких, ох, и развернулся бы… Только «бы» мешает.

Движок у броневика оказался хоть куда. Когда машина лихо подкатила к домишкам, Клыч прекрасно слышал лай, поднявшийся за заборами. Пара поездок на найденной и восстановленной технике запомнились жутким ревом пополам с треском. А тут на те, вот, фырчит, пару раз кашлянуло — и все. Чух-чух — и никаких гвоздей.

Вот ведь… ему для своей банды как только порох со свинцом искать не приходилось. Даже сами делали, было дело, порох-то… пока не взлетел сарай с обоими мастерами. А эти? Арсенал на каждом, машина как новая… несправедливость вселенская, одно слово. Григорич, пес старый, за магазин «пятерки» удавится, как увидит, что заводские патроны… М-да.

Остановились поодаль, спрятавшись за дождем и несколькими неубранными копнами. Клыч спрыгнул, чуть не оскользнувшись на совершенно сырой соломе. Выпрямился и потопал вперед. Ничего, все еще будет, он не гордый, когда надо. Постучал, бухая кулаком в сталь двери, утопленной в кирпичи.

— Кого там несет? — голос у хозяина благообразием не отличался, порой срываясь «петухом». — Картечью в хавальник не хочется?

— Ты б, Григорич, хотя бы изредка с людьми разговаривал бы ласково, а? — Клыч хохотнул. — Открывай, пень старый. А то сам открою.

— Ох, ты ж, кто к нам пожаловал, — открывать Григорич явно не торопился, — это у меня слуховая галлюцинация иль выжил, Антон Анатолич?

— Ага… — Клыч сплюнул, зверея. — Кто у тебя был из моих?

— Ну, Антон Анатолич, ты уж не обижайся… — лязгнул глазок, темнея глубиной, — но они себя твоими уже не считают. И я их понимаю, понимаю… ты-то, говорили ребятки, только подошвами и сверкнул, когда тебя кто-то из снайперки приголубил. Жалко, что снайперка оказалась не больно калиберной.

— Ты, старче, ничего не перепутал? — Клыч скрипнул зубами. — Ты с кем разговариваешь сейчас, колода ты трухлявая?

— Да не тарахти, Антон Анатолич, — хохотнул хозяин, — не с руки тебе.

Клыч выдохнул, пожав плечами. Жизнь дураков ничему не учит. Приходишь по-хорошему, а получаешь кило дерьма. Ну-ну.

— Ты б открыл, поговорить надо.

— Ты б шел себе мимо, пока и впрямь не пальнул. Все, батька Сатана, откомандовался. И слава богу, а то достал хуже горькой редьки. Иди отсюда, говорю.

Клыч выпрямил руку, судорожно скрипнул скрюченными пальцами по неровной стали двери. Помотал головой, отошел. Недалеко, так, чтобы точно не задело. И крикнул, надеясь, что его услышат:

— Военная! Снесите ему к долбаной матери трубу!

Услышали. Клыч заставил себя стоять, не кланяться, не прижиматься к земле, держать марку. Грохнуло так, что небо, того гляди, разорвется. Засвистело, завизжало огненными стремительными каплями, протянувшимися к дому охамевшего Григорича. Что там трубу… крышу снесло где-то наполовину. Через треск и вой снарядов еле-еле пробился крик хозяина.

— Не нада-а-а-а! Хва-а-а-т-и-и-и-т!!!

Стрелок «Выдры» явно понимал, что кровля, пусть и крепкая, листовая, долго не выдержит. Грохот и вой прекратились. Клыч, довольно оскалившись, полюбовался результатом. Результат ему понравился даже больше, чем ужас в голосе Григорича. Но, увидев хозяина, уже открывавшего дверь, Клыч порадовался еще больше.

— Обосрался, сукин кот?

Григорич сопел, мотая плешивой головой. Клыч, заложив руки в карманы выданной старенькой шинели, величаво прошествовал внутрь. Не преминув по дороге приложить засранцу в голень. Стоило, стоило, что и говорить.

Под ногами чавкало грязью и собачьей кашей. Видать, кто-то из семейных Григорича как раз нес поесть собачкам, решив, что Клыч и впрямь не страшен. Да что там, просто так себе стал Антон Клыч. Как оказалось — зря.

Григорич, бочком отступая куда-то в сторону пристроя-амбара, замер. Причин оказалось две. Его собственный «бекас», подобранный Клычом. И Седьмая, появившаяся в открытой двери. Которая напугала больше — кто ж знает? При взгляде на Седьмую и ее форменную упаковку Клычу, например, хотелось иметь под рукой ПК с полной коробкой.