Сильное тело взорвалось изнутри, выпустив железную женщину с медовыми волосами. Ледяные глаза уставились на девушку, холодные губы дрогнули…

— Эй, ты чего?! — Морхольд тряс ее за плечо. — Да проснись ты уже, что ли!

Даша посмотрела на него, провела рукой по щетине и даже не собиравшейся мягчеть колючей бороде.

— Шерсти нет.

— М-да… — Морхольд встал с колена. Еле заметный, стоял внутри чего-то темного и точно закрытого. — Если уж шерсть и искать, милая моя, то на ладонях. Да и то, вроде бы не так давно с женщиной был. Ох, и орала же ты…

— Сон страшный. — Даша села. Под задом нащупала плотную ткань спального мешка. — А мы где?

— Схрон тут есть. Мало кто знает про него, нам с тобой повезло, мне как-то показали.

Сбоку, в двух местах, пробивался еле заметный свет. Сталкер сел рядом, завозился, что-то расстегивая.

— Я сапоги сниму, портянки перемотать, так что не пугайся.

— Ага. Сам не испугайся только.

— Чей-то? — Морхольд зашелестел снимаемой тканью. — Вот раньше, до войны, всяко бывало. Думаешь такой — етит твою мать, как же мы с ней чего делать будем? Придем, к ней или ко мне, а шастали-то несколько часов. Ноги ж воняют, носок вроде бы протертый был, так там палец сейчас наружу. Скажет, мол, фу-фу-фу и все такое, и прости прощай клево проведенное время…

Даша усмехнулась:

— И?

— Ну… а потом приходишь, а у нее колготки эти сраные. И тут как уж выйдет. У всех же разное потовыделение, ну и…

— Хм…

— Да вот и сам про тоже самое. Это ведь проблема была — запах человеческого пота, говорил, не?

— Не помню. Тогда, до войны?

— Точно. — Морхольд зашуршал, явно устраиваясь удобнее. — Одни дезодоранты против пота и шампуни против перхоти. Смертельная болезнь, Блядь, перхоть. Тысячами мерли от нее, представляешь?

— Чума?

— Тьфу ты, поверила. Да не… тогда много всякой ерунды у людей в головах было. Сейчас бы всем таких проблем. Как бумажник купить из кожи, а не из заменителя, какие цветы выбрать на день рождения, как…

— Да уж. — Даша укуталась по самые глаза. — Хотелось бы мне там пожить, хотя бы чуть-чуть…

— Ты думаешь, что раньше все было просто и хорошо? — Морхольд пошевелился, натянув одеяла на кончик нос. — Холодно, блин… Вредно в моем возрасте так вот время проводить. Дернуло же с тобой связаться, дурында малолетняя.

— Сам решил, я-то тут причем? И мой возраст? — Даша хлюпнула носом. Прицепившийся насморк неожиданно решил задать ей жару. — Вдруг я тебя вообще обманула, ты не думал о таком?

— В голову мне ты тоже обманом проникла?

— Ну…

— Ну, ну. Ладно, ты чего не спишь?

— Страшно. Да ты и не дорассказал.

— А? О чем ты, милашка?

— О жизни, о прошлой хорошей жизни.

Свет от неожиданной луны падал внутрь через щель. Даша, светлея лицом, повернулась к нему.

— Это интересно, понимаешь? Мама рассказывала многое, но все больше скучала и грустила. А с кем другим мне не хотелось говорить. Дед тот, ну, тот…

— Я понял, не дурак вроде. — Морхольд почесался. — А со мной, значит, можно пошептаться, как с подружкой?

— Хороша подруга. — Дарья усмехнулась. — Всегда о такой мечтала. Чтоб с щетиной, да с пулеметом, да еще и дымила бы как паровоз.

— Я б подымил, кстати. — Морхольд сел, закутавшись в одеяло. — Сейчас вот, туман как пойдет, то и покурю.

— Это же нехорошо, кашляешь вон. В Кинеле с утра меня даже разбудил, думала все, помираешь, сейчас легкие выплюнешь.

Морхольд протянул руку и щелкнул девушку по лбу. Та ойкнула.

— Ты старшим-то не стремись указывать на их ошибки и слабые стороны, милая моя. Хорошо? И не обижайся. Порой легкая боль помогает усваивать материал. Ты в курсе, э?

Даша не ответила. Потерла лоб и, скорее всего, надулась.

— Ладно, ладно… — Морхольд шумно вздохнул. Извиняться не хотелось. Юная деваха сумела затащить его в такие неприятности, что ему самому казалось глупостью просить прощения за щелчок по лбу. Но… — Извини.

— Больно же, блин… Хм-хм-хм… — похныкала девушка, и добавила совершенно спокойно. — Давай, рассказывай.

— Вот же чего тебе не спится, а?

Дарья пожала плечами.

— Адре… как правильно?

— Ну да, и как сам не подумал. Адреналин. — Морхольд встал и, морщась из-за затекших мышц, прокосолапил к щели в стене. Выглянул, прислушался.

Вокруг стояла относительная тишина. То есть, если уж честно, ее-то как раз и не наблюдалось. Или не слышалось? Отрадный, как всегда ночью до жути приветливый и радостно встречающий темноту воплями голодных желудков, не подкачал.

Туман уже спал, позволив поднять заслонки и пустить кислород. Здесь, в свете луны, редкой гостьи на несколько десятков километров вокруг, его было хорошо заметно. Плотный, как всегда — зеленоватый, он плыл над землей. Набрасывал плотное густое одеяло на все, до чего дотягивался. Густая сметана стелилась и кралась, отыскивая любую лазейку, выступ или строение. Морхольд порадовался находчивости какого-то бродяги, облюбовавшего вот эту самую берлогу и установившего все необходимое. Гермодверь, плотные ставни на щелях, закрытая циркуляция воздуха. Спасибо тебе, дружище, что можно спать без противогаза.

Где-то далеко голосил какой-то зверюга. Исходя из опыта, Морхольд ставил на лысого представителя собачьего племени. Этих тварей в городке хватало. Расплодившись на падали сразу после войны, поменявшись настолько, чтобы выживать, псы теснили всех. Не говоря о разрозненных группах людей и мутантов рода хомо сапиенс.

Гугукали редкие и относительно мирные стаи пернатых. Ночных и на самом деле — относительно мирных. То есть тех, кто могут подумать о том, стоит ли нападать на одиноко бредущий прямоходячий бифштекс. Этих, относительно небольших и не особо схожих с крупными птерами, тоже хватало.

В стороне разрушенных дач вопил какой-то бедняга, явно становящийся ужином. Морхольд покосился на Дарью, удивившись. Надо же, сколько там прошло с «жратвовозки»? Чуть больше суток? И где та девушка, что сидела, стуча зубами, и не верила в происходящее? Ну, надо же…

— Дарья?

— А?

— А, вот скажи-ка мне, ты чего такая спокойная? Сидим с тобой вдвоем, у черта на куличках, вокруг смерть и насилие, а ты, нежданно-негаданно, вся из себя невозмутимая?

Даша пожала плечами.

— Откуда мне знать? Как-то вот так…

— Да и ладно. — Морхольд тихонько опустил ставень, сел на свое место. Достал трубку и начал ее набивать. — Прошлая жизнь? Хм, ты знаешь, Даша, она была… прекрасна.

— Хорошо сказал, все сразу понятно.

— Да? — Морхольд почмокал, раскуривая трубку. — Ну, извини. Лаконичность хороша не всегда.

— Чего?

— Тьфу ты… — он хрустко почесал шею с отросшей щетиной, — ну, как объяснить. В общем, жили на территории Лаконики люди, древние, греки. Звали их спартанцами.

— Спартаковцами, наверное. — Даша зевнула, мягко, по-кошачьи. — Ну, это, как его там. Пацаны, помню, у нас все орали: это Спарта, это Спарта.

— М-да… — Морхольд хмыкнул. — Некоторые вещи переживают все, что угодно. Так-то, положим, ты права. В общем, милашка, говорит коротко, но емко придумали те же спартанцы.

— Хорошо… — Даша повозилась, явно устраиваясь удобнее. — Я ведь вообще ее, жизнь ту, не знала. Интересно же.

— Та жизнь, та жизнь. — Морхольд затянулся, помолчал. — Она на самом деле была прекрасной. Хотя тогда, что тут греха таить, многое казалось плохим, ужасающим, расстраивало. Знаешь, какие страшные проблемы волновали твоих сверстников с ровесниками, в том числе и меня?

— М?

— Страшно себе представить. Айфон новый, чтобы весь такой прямо из Франции, за неделю до продаж в России. Важная же штука, как без нее? Ни тебе в зеркало себя снимать с утиной рожей, когда, ну, губы так… короче выпячивали. Ни тебе, понимаешь, в «Инстаграм» выложить хрень, сожранную в как бы японском ресторане за некислые деньги. Рыбу сырую жрали, и платили за нее, и потом обязательно показывали всем. Вот мол, смотрите, не хуже, чем у людей.