Договорить ей он не дал. Воткнул нож в подреберье, провернул, зажав рот ладонью и наплевав на скребущие по вытертой коже перчатки зубы. Навалился, вытащив клинок, перехватил и, отодвинувшись, полоснул по горлу. Сильно и глубоко, с удовольствием услышав хруст рассеченной гортани и еле уловимый треск столкнувшейся кости и стали. Она булькнула, забилась под ним, захрипела. Пуля зажимал рот, наплевав на кровь, слушая шум в коридоре.

А там стало тихо. Очень подозрительно тихо.

Азамат убрал нож, потянул на себя обрез из-за спины. Хрен знает, что заставило сглупить местных, оставив ему оружие. То ли полагались на чары недавно усопшей родственницы, то ли совершенно поглупели и возомнили о себе черт знает что. Осторожно взвел курки. Патронов в патронташе должно было хватить на всех… если стрелять не абы как, а в цель.

Он выглянул в коридор, надеясь не увидеть никого. Ошибся. Его уже ждали.

— Ну и чего замолчал? — Уколова села рядом, почесала пятку. — Пуля?

— А? — Азамат кивнул. — Да вспоминал.

Некоторые вещи вспоминать не хочется. Некоторые вещи никуда от тебя не денутся и от них не спрячешься, не укроешься одеялом с головой и не сможешь стереть, как ластиком, из памяти. Даже если твоя работа сталь, порох и свинец, ты все равно можешь остаться человеком, а если ты человек, то порой память жрет тебя не хуже сепсиса, стрипухи или самого обычного дизеля-дизентерии, такие воспоминания всегда с тобой и никуда не денутся, даже если ты не причинял никому боли просто по своему желанию или ради заработка, даже если ты просто спасал сам себя…

— Помоги мне. — Девочка смотрела на него блестящими глазами. Огромными глазами, темными, блестящими как вишни. — Пожалуйста, уведи отсюда.

Азамат шмыгнул носом, прислушался.

— Совсем все плохо?

— Они плохие. Сейчас пошли дорезать последнего путника. Потом придут за тобой. Забери меня, пожалуйста.

— Конечно.

Она улыбнулась. И умерла. Правда, получилось это только со второго патрона. Отброшенная назад, с развороченной грудью, девочка вцепилась вывернутыми назад руками в стены и поползла вверх. Второй выстрел остановил странные паучьи движения, сбросив ее на пол мокрой тяжелой кучей.

— Тоже мне, — Азамат цыкнул плевком в угол, — цветок жизни, пят’як! Все вокруг жуть жутью, а у нее только банта в косичке не хватает. Эй, хозяева, может, добром разойдемся?

Хорониться смысла он не видел. Попробуй не расслышь в доме грохот двух подряд выстрелов. А раз так, то и прятаться не особо стоило. Тем более, Пуля уверился в этом почти что полностью, девочка тут и верховодила. Или не девочка, а странноватая тварь. Он покосился на лежавшее тело. В густой каше вишневого цвета волосы уже не переливались золотом, серебрились густой сединой. Да и кожа, покрытая темными пятнами старческого нарушенного пигмента, молодой не казалась.

С кухни донеслось глухое позвякивание. Азамат уловил за спиной движение, шарахнулся в сторону, стараясь добраться до патронташа.

— Девка та, сивая, тощая, и оба близнеца дебила сбежали. — Азамат почесался в затылке. — Зато кота спас. Теперь всегда со мной. И он меня выручил еще раз, мамку их хватанул за ногу, та и шваркнула своей дрянью мимо. Что там за штука была, не понял. Но кашлял потом полгода. И даже вроде какие-то хрипы подозрительные появились. Ты это, Женя, дождись меня, помоюсь, и спать. С утра поплывем. Зуич нас ждать по рассвету будет.

По рассвету их ждал Золотой, с ног до головы затянутый в странную смесь из ОЗК и бронежилета со щитками никак не меньше, чем 3-го класса защиты, в стареньком шлеме «Орех», с намалеванным по всей его сфере хитрым изречением, выполненным арабской вязью. Вместе с главой клана ходоков, явно решившего не просто не ссориться с Пулей, но и искупить грех мертвого Андрюхи, путников ждало транспортное средство.

— Пят’як… — Азамат сплюнул. — Это что такое, Шамиль Абдулмазитыч? Чего за дикая помесь сноповязалки, парового локомотива и обычной дровяной печки?

— Ничего ты не понимаешь в транспорте, Пуля. — Золотой затянулся самокруткой. Ощутимо потянуло хорошей коноплей. — Прогрессивные технологии и восстановленные технические решения, плюс имеющаяся материальная база. В результате получаем…

— Да мне на этой буржуйке без гидропривода руля и ехать-то страшно. Не говоря про то, что к речке на ней добираться. — Азамат покачал головой. — На чем работает-то?

— Пеллеты. Покупаю у водников, сам знаешь ведь. Это, ну… есть в ней гидропривод, точно тебе говорю.

— Ну да.

Уколова покосилась на него, но вопросов задавать не спешила. Хотя неведомые водники, торгующие пеллетами, настоящей драгоценностью в год от рождества Христова две тысячи тридцать третий, явно ее заинтересовали.

Длинная и весьма высокая махина мирно пыхтела через несколько патрубков, окутывалась паром и легким запахом горячего масла. Мелкие капли задорно барабанили по прямоугольному носу, укрытому не только толстыми листами железа, но и провощенной огромной кожаной «попоной». Уколова смотрела на нее и пыталась осмыслить увиденное.

Ну, ладно, машинерия работает не на бензине или соляре. Ворчащие паром детали, скомпонованные в несколько слитных блоков, говорили сами за себя и без пеллет. Как и чем неведомый умелец соединил их между собой и присобачил на корпус от нехилого трактора, оставалось только гадать. Инженерным мышлением она не обладала, вернее как? Обладала, но в нужных пропорциях и необходимых для применения объемах.

Высокие покрышки, с выпуклыми заплатами, явно сделанными специально для их защиты от лишних проколов. Неуклюжий, но надежный гроб кабины и кузова, тесный, но при этом очень защищенный. По бортам его обложили мешками с песком, надежно притянув их тросами внахлест. С обоих бортов, забранные крупной сеткой, торчали стволы стареньких, но ухоженных ПК. Стекла в машине она практически не заметила, а имевшиеся впереди ходоки затянули и сеткой, и решетками, и даже откидывающимися металлическими козырьками с прорезями.

— И она едет?

Уколова покосилась на довольно улыбающегося Золотого.

— И еще как, девушка. Вы химзу-то нацепите. Нам с вами через овражки проехать придется, а там очень неприятный для организма туман. Дышать нельзя, на кожу нельзя, никуда нельзя. Что-то там опасное в свое время с неба вертанулось, так до конца и не рассосалось. И попрошу во время поездки не сильно дергаться и все время стоять у пулеметов. Договорились?

— А назад ты как собираешься, если не берешь никого больше? — Пуля уже начал скрипеть резиной, натягивая прямо поверх куртки и ватников.

— Забрать мне там кой-кого надо будет. Потом. — Золотой затянулся. — Не хочешь, братишка?

— Не, спасибо. И она тоже не будет.

— Нет, так нет. Попрошу на борт. Вон там, по лестнице. И не забываем противогазы, и потом крутить головами вокруг. У нас впереди километров пять или семь, на которых нам чего-то хорошего вряд ли встретится.

Уколова поднялась наверх, подхватила Саблезуба, внимательно и подозрительно наблюдающего за ней все пять секунд его подъема наверх. В чем-то она даже завидовала мутанту. Раз Азамат не переживает за животину, то вряд ли ей причинит вред какой-то непонятный пока туман. А вот им, обоим, и деваться некуда, придется наслаждаться плотной резиной и стеклом. То еще удовольствие.

Азамат ткнул в сторону левого пулемета, уже натягивая противогаз. Женя вздохнула и сделала то же самое. Хрю-хрю, здравствуй, дорогой, давно не виделись.

«Помните, курсанты! — Прапорщик Семенов, толстый и усатый, шумно дышал через широкие ноздри и почти полностью отсутствующие передние зубы. Курсанты дышали куда громче, гулко кашляя, блюя и захлебываясь соплями, стоя в «упоре лежа», нацепив старые противогазы. — Маска должна подбираться по вашему размеру. Тогда не придется протирать стекла, задыхаться от нехватки воздуха или наоборот, хватануть ненужного забортного вредного вещества вместо кислорода! Делай полтора!»