— Так это, Пуля, рассчитываться то, когда бум? — Пётр снова повернулся к Азамату. — А?
И пробежался, так это незаметно, глазками, да по Уколовой. Ну, как, незаметно? Может, кто другой и не разобрался бы, что да к чему, но… вместо кого другого оказался Азамат, и он-то как раз все понял. Чего тут не понять то?
По длиннющим ногам, в две трети тела, по крепкой сухой заднице, по постоянно втянутому плоскому животу. Благо, Уколова вырядилась в дорогущий камуфлированный комбез, укомплектованный короткой курткой, ничего не прячущий, а даже и наоборот. Сама она в этот самый момент смотрела куда-то вдаль, явно высматривая опасность. Ну-ну, Азамат покачал головой, смотрите, офицер, выглядывайте. Опасность у вас вон, под самым вашим тонким породистым носом.
Неприятностей Пуле не хотелось. И, скорее всего, получится их избежать. Лишь бы не упустить из вида Уколову, не дать ей попасться ходокам Золотого без сопровождения его, Азамата. Хотя ходоков не понять сложно. Уколова сильно отличалась от женщин, живших в той же Венере.
Не самая красивая женщина из виденных Пулей за его жизнь, но и не дурнушка. После Войны выбирать многим не приходилось вообще, но сейчас потихоньку всё вставало на свои места. Если еще пять лет назад в основном жили по принципу «стерпится-слюбится», то сейчас, хоть как-то наладив жизнь, частенько выкабенивались.
В Венере, например, дочка Золотого замуж не торопилась, и плевать хотела на сватов, регулярно засылаемых к ее папочке. Азамат порой таким вещам поражался, но хозяин барин, как известно. Ну, есть в коровнике три чистых, пусть и относительно, дойных коровы. Да в курятник с крольчатником не пустует, и что? Как еще выжить девке посреди сегодняшней жизни, как не за мужем?
Свободные ж девки Венеры красотой не блистали вообще. То есть полностью, в смысле — абсолютно. Так что стройная и весьма даже милая Уколова вполне казалась каждому из ходоков самой, что ни на есть, принцессой. Или порно-звездой из затерханных и залапанных журналов. М-да… проблема, как не крути.
— Абдульманов? — Объект рассуждений Пули явно решилась задать ему новый странноватый вопрос.
— Да?
— Как мы двинемся дальше отсюда?
— Как-как… каком кверху, — проворчал Пуля. Дотошность Уколовой понятна, но от того не становилась более приятной. И раскрывать козыри не хотелось, но что оставалось? — На судне.
— То есть все же есть по берегам Кинеля деревни? — Уколова продемонстрировала собственную осведомленность.
— Несомненно. И даже сёла и, заметь, целая парочка городков. Давай, доберемся до двора и там поговорим.
— Что за двор?
— Постоялый, для ходоков издалека. Людей Золотого в караване половина, остальные — кто без своего дома, а кто хрен пойми откуда. Ночевать где-то надо, есть, пить, спать. Недолго осталось. Ты капюшон-то накинь, Евгения, моросит. Заболеешь, так мне что делать потом?
Она не ответила, отвернулась. Зашлепала вперед, наплевав на разъезжавшуюся под ногами серую с коричневым оттенком грязь. Азамат посмотрел ей вслед, всей такой уверенной и целеустремленной. Да, проблема…
Он не обманывал сам себя, будучи уверенным в том, что сделает все как надо. Симпатий к этой женщине, офицеру СБ, испытывать не приходилось. Тем более и дорога для нее оказывалась в один конец. В планах Пули Уколова, как попутчица на обратный путь — не фигурировала. С Дармовым придется поторговаться, и разменной монетой окажется не она, офицер, выполняющая приказы шефа безоговорочно. Дармов ее уже списал, в этом Азамат был уверен полностью. Безвозвратные военные потери, что поделать? Даже если и потеря преданна всем сердцем и чем-то обязана.
Саблезуб сел, потянулся и зевнул. Один из ходоков, ведущий под уздцы горбатую праправнучку нормальной лошади, шарахнулся в сторону. Азамат усмехнулся под плотной тканью вязаного воротника, закрывающего ему нижнюю часть лица. Зрелище полностью показываемых клыков кота не для слабонервных.
* * *
Уколова устало вытянула ноги, не желая стаскивать высокие, полностью зашнурованные, ботинки. Ноги гудели, отдаваясь легкой болью в пояснице. Д-а-а-а, вот и обосралась вся ее подготовка.
Рюкзак, набитый всем необходимым, плюхнулся на грязные доски тяжело. Ходок, заросший клочковатой бородой, покосился на него с нескрываемой жадностью. Из остальных ходоков остались в большой столовой только трое. Парочка уже ушла спать в соседние конуры. И хорошо, меньше народа, больше кислорода. А его тут не хватало, да еще как. Женя откинулась на бревенчатую стену, стараясь не думать про этих вот попутчиков. Кто его знает, что ожидает впереди, если уж выпало идти с Абдульмановым. Знакомцы у него те еще… да. Понятно, что Пуля знал Золотого давно, но они с Дармовым не подозревали, насколько. Какой там человек СБ, знающий этих людей, для чего?
Задание, полученное от Петра Ильича, все усложнялось и усложнялось. Но выполнить его для Жени стало делом чести. Слишком много дал ей Петр Ильич, слишком многим ему обязана. На странности, связанные с поиском и доставкой его неожиданно объявившейся племянницы, на скрытность самой экспедиции и нежелание Дармова привлекать вместо нее кого-то серьезнее, Уколова внимания не обращала. Надо, значит надо. Посчитал ее командир именно так, она выполнит.
Абдульманов… Вот это пока главная проблема. Ходоков, жадно шарящих взглядами не только по брезенту рюкзака, но и по ее заднице, Женя не считала достойными внимания. Уж с кем, с кем, а с ними вряд ли возникнут неприятности.
А вот Азамат внушал невольное опасение. Бывший осназовец на поверку оказался крепким орешком, точь-в-точь соответствуя данной ему характеристикам от особистов отряда, канувшего в Лету. Скрытный, опасный, сам себе на уме. Прав Петр Ильич, говоря про сослуживцев Абдульманова, на все сто процентов сказал верно. Он выжил, а остальные? Большая часть давно сгнила в земле, став или пищей червям, или компостом на овощных фермах республики.
ОСНАЗ сделал свое дело и ушел. Полностью и бесповоротно. Мужчин и женщин, воевавших за республику, погубила сама их природа. Кто-то пытался быть сталкером, бродя по пустошам Предуралья, кто-то подался в СБ, хотя, признаться, брали их неохотно. Кровью, болью, умением убивать сейчас мало кого удивишь, а ОСНАЗ умел только воевать. И причинять боль. И именно она, ставшая такой привычной, заставило многих из них пить самогон, курить и гонять по вене, искать забвения среди отбросов. Жители Дёмы не принимали их, после нескольких стопок начинавших рвать на груди сиреневый от пота тельник, рассказывающих о боях и размазывающих по лицу пьяные слезы пополам с соплями.
Абдульманов на них не походил. Даже совсем.
Уколова покосилась на него, сидящего за столом и спокойно евшего что-то из жеваной временем алюминиевой миски. Напротив Пули сидел Петр, для чего-то заново пересчитывая ампулы в переданном контейнере. Азамат, казалось, совершенно не обращал на ходока внимания, уставившись куда-то на стену за спиной того. Вот только обрез лежал у него на коленях, а ремешок кобуры полученного в Дёме «Грача» оказался расстегнутым. Его мохнатое страшилище лежало на лавке сбоку, что-то грызя и утробно ворча. Кот откровенно пугал Уколову.
— Что ешь? — Женя подсела ближе. Присмотрелась к странного цвета бурде в миске. Пахло разваренным мясом и грибами. — Говядина?
Азамат покачал головой. Кивнул на видневшийся в проеме, ведшем на кухню, край стола. На Уколову, осклабившись в кровавой ухмылке, пялилась белесыми бельмами большеухая свиная голова с синим пятачком.
— А тебе разве можно? — Уколова заинтересованно посмотрела на Пулю.
— М? — Пуля прожевал твердо хрустящий хрящ, облизал ложку. — Ты про что?
— Ну, ты же мусульманин?
— И?
— Так нельзя же.
Азамат отложил ложку в сторону, достал из кармана аккуратно свернутый кусок старого бинта и вытер рот. Погладил по голове кота и повернулся к Уколовой.
— Ты знаешь суры? Нет? Хорошо, попробую объяснить. Итак, в Коране прямо указано на запрет свинины и алкоголя, это верно. Но, Евгения, когда правоверный находится на войне, особенно если война священна, кое-что ему может и проститься. Потом. А что сейчас вокруг, если не война?
