— Тайнецы пригрозили выдать тебя родным?

— И это тоже. Как вариант. Меня могли отправить на каторгу за убийство, которого я не совершала, могли созвать газетчиков и выдать сенсацию, что дочь знатного рода стала мошенницей и перебивается случайными подачками от богатых мужчин. Могли… всё, что угодно. Я быстро подписала согласие, в обмен на неразглашение моей тайны и свободу от тюрьмы. Мне сразу дали первое задание. Самой найти Мерцающий остров и встретить там связного. «Бавваон» — моё новое имя в списках агентов и наш пароль. Я его не выбирала.

— А что ты подумала, когда разгадывала шифр в моём письме? — спросила Аванта.

— Сначала я не знала, какая именно комбинация букв нам нужна. Потом решила, что речь о том связном. У них есть другой агент в городе, который ждёт меня, он связан с изобретениями, всё сходилось.

— В чём суть твоей встречи с агентом? — хмуро спросил Шакли. — И как они рассчитывали, что ты найдешь неуловимый остров? Ты знала способ?

— Тот же, что и все — нанять ловкого проводника. Мне не давали инструкций, как пройти ворота, как найти остров, только сказали: каждый полдень в течение месяца связной ждёт на перекрёстке возле площади Тени. Там должна быть оплетенная виноградом арка. Сама площадь маленькая, на углу каждого дома — дерево, они дают тень. Меня предупредили, что контрабанда в этом городе карается смертью. В моих интересах не попадаться. С собой мне ничего не передали, значит, я должна тайно что-то вынести, что передаст тот Бавваон. Что можно украсть из центра проверки изобретений? Только запрещенное изобретение, это — как дважды два. Но что?

Совсем недавно, когда Аванта нам открыла свою цель, я подумала, что мы связаны сильнее, чем подозревали. Необъяснимо сорвались испытания одного изобретения, а кто-то хочет вынести другое? А если, то же самое?

Что, по-вашему, значит «срыв испытаний»? Изобретение сломалось? Его подменили? Украли? Или оно подействовало не так, как ожидалось? Твой отец знал, что рядом с ним есть вредитель. И это тот, кому он доверял. Если он назвал своего врага Бавваоном, демоном двуличия, вряд ли это совпадение. Хотя… возможно. Для нас это не настолько популярное древнее существо из легенд, но на Мерцающем острове каждый ребенок может знать это имя.

— Халиса, почему ты в самом деле пошла сюда? Почему не сбежала? — Бабочка вздрогнула. Шакли впервые назвал её настоящим именем. — Ты понимаешь, чем опасны все запрещенные разработки. Это что-то способное убивать слишком многих сразу или иначе слишком жестоко действовать. Технологии, способные разрушать миры. Понятно, почему ты согласилась работать на них. Но почему действительно работаешь? Из-за семьи? Только бы они не узнали? Или другой крючок?

— Когда меня нет рядом, чтобы доказать слухи, пусть болтают что угодно. Родителям это не понравится, но не повредит настолько, чтобы я гробила свою жизнь. У тайнецов есть метки. Меня везде найдут по ней, мне не скрыться.

— Какая метка? — заинтересовался Сильф.

— Аванта, помнишь, в крепости все солдаты меченые. У них татуировки, по которым всегда можно знать, где они. Так выслеживают беглецов. Они сказали, что твой знакомый Яно мёртв, раз его метка молчит. У меня тоже есть такая, только ее не видно, — Бабочка подняла правый рукав до локтевого сгиба. — Здесь. Ты её чувствуешь?

Сильф провёл ладонью, не касаясь кожи. Бабочка вздрогнула от щекотки.

— Я вижу просто небольшое пятнышко, как золотая монета, только овальное. Красное, как солнечный ожог.

— Так и было сначала. Мне посветили на руку каким-то особым фонариком, вроде просветки. Я почувствовала жжение, не сильное. На следующий день появился розовый ожог, пекло, как от солнца, но скоро всё прошло и пятно пропало. Но теперь они всегда знают, где я.

— Такую метку можно убрать, — равнодушно сообщил Сильф. — Совсем несложный ритуал. У тебя под кожей мёртвый огонь, и если чем-то проверить, печать светится. Но её можно выманить на дорогую тебе вещь, хоть на твоё перламутровое крылышко. А потом очистить вещь обычным огнём. Метка сгорит.

— Ты мог убрать её в любой момент⁈ — воскликнула Бабочка.

— Ты не просила, — Сильф скромно ухмыльнулся. — Хочешь? — он снова потянулся к ее руке.

— Нет, не сейчас! Я должна выманить связного на эту метку. Вдруг он проверит? Я получу то, что он принесёт, а уж потом… — Бабочка прерывисто со всхлипом выдохнула. — Простите. Какая я была дура, что не сказала вам!

— Ничего, — мягко улыбнулась Аванта. — У всех свои тайны. Шакли, ты слышишь? — она толкнула компаньона локтем, но шакал не обернулся. Был занят мешком, в котором беспокойно ворочался медлис.

— Тришка проголодался, — буркнул Шакли. — Мы выяснили всё? Можем идти?

— А почему у тебя нет такой метки? — настаивала Аванта. — Или есть?

— Нет, — Шакал раздраженно дернул плечом. Всё-таки оглянулся. Кинул быстрый взгляд на компаньонов, сбросил куртку, рывком поднял оба рукава рубашки: — Проверь.

— Нету, — подтвердил Сильф. — Но за тобой тоже следили: перо удачи.

— Может, у тайнецов ко всем свой подход, — поморщился Шакли, снова одеваясь. — Не знаю, почему мне дали только перо. Но за мной постоянно таскалась живая слежка. Возможно, в кругу банд умеют сводить такие метки, и со мной они посчитали этот способ ненадежным? Они не знали, что я одиночка.

— А меня это подвело, — вздохнула Бабочка. — Я поклялась им, что работаю без сообщников.

— Так вот что изменилось вчера ночью, — поймал подсказку Сильф.

— Что? — дёрнулась Аванта.

— Не только мы раскрыли тайну Бавваона, Верен тоже вчера узнал важную новость, и она многое меняет. Та, неизвестная нам перемена, связана с этой. И это перемена к лучшему. Всё, что я знаю.

— Ты точно чувствуешь, что Верен жив? — хмурился Шакли. Сильф двинул плечами:

— Это и вы все знаете. Он не просто жив, он сейчас знает, что делает. Это важно.

— Но как связано с нами? В подземелье он столкнулся с другим Бавваоном? — волновались Бабочка и Аванта.

— Возможно. Я не вижу его одного, у него было уже много встреч. Главное, он узнал то, что нам поможет.

— Поможет обмануть демона хитрости? — с отчаянной надеждой смотрела на него Бабочка. Вертолов развёл руками, не зная всех подробностей ответа.

Верен шевельнулся и застонал. В углу камеры тут же поднял голову и поспешил подойти старик в балахоне, больше похожий на призрака. В полумраке можно было разобрать, что он седой, бледное измождённое лицо, как у тяжелобольного, руки с длинными пальцами почти прозрачны и дрожат. Двигался он свободно, только на левой щиколотке позвякивало кольцо кандалов. Всего одно и без цепи.

— Осторожно, — удержал старожил нового соседа за плечи. — Подвижность вернулась, теперь вы можете упасть отсюда. Погодите, я сделаю пониже, — он что-то покрутил в длинном столе на колесиках и тот опустился на полметра. — Теперь попробуйте сесть. Без резких движений, боль ещё не ушла. Держитесь за меня…

Верен хотел что-то сказать, но получился хриплый кашель. Горло неимоверно ссохлось, словно он ел раскаленный песок. Цепляясь за край своей койки, он смог сесть, и когда чуть отдышался, незнакомый старик принёс ему кружку воды.

— Пейте понемножку, но часто. Боль не растворится совсем, у вас не только иллюзорные раны. Но станет легче, поверьте.

— Благодарю. — Глотнув ещё воды, Верен со стоном выдохнул и провёл скованными руками по лбу, не отпуская кружку. — Как будто отмороженную руку сразу сунуть в горячую воду, только сильнее. И не рука, а всё, особенно мозги. Что за отрава во мне бродит?

— Название препарата вам ничего не скажет, — заверил сосед. — Это химическое средство воздействует на зону боли в мозгу. Мозг даёт телу ложные сигналы, пытаясь оправдать беспричинную боль. Пейте воду и ждите, когда яд уйдёт.

Верен смерил старика подозрительным взглядом. Его балахон, сильно потрепанный, почти превратился в лохмотья, но раньше, нет сомнений, был мантией учёного.