— Верен, это закрытый город, в нём нет Братства Дороги, — с грустью напомнил Сильф. — Круг магистров или кто там правит учёными, соблюдают секретность и не желают пускать в свой мир бродяг.

— Я знаю. Но не прочь стать исключением. В отличие от Бабочки, меня мало волнуют научные споры и открытия. Мне достаточно пошататься по улицам, и стража это понимает. Братство не сталкивалось с кругом магистров, мы никогда не проверяли их работу, но каким бы закрытым или вольным городом ни был этот, Братство Дороги, по-прежнему, не подчиняется любой власти. Постучать в ворота я могу смело, там — как пойдёт. Возможно, если меня не впустят, Тень подскажет мне ночью ход через стену?

Вертолов безнадежно покачал головой:

— Ни одна идея мне не нравится полностью. Нужна разведка, я проведу её сам. Нужно выбрать безопасный момент, чтобы пройти ворота, иначе будет плохо, это я чувствую. Больше всего я хочу знать, что за отряд спугнул нас вчера? Кого они искали?

— Не сомневаюсь, они искали не меня, — снова попыталась убедить всех Аванта. — У меня неплохая легенда, я пройду внутрь. Сама не найду то, что ищу, но Тень поможет. А вы пока спрячьтесь и подождите весточки от меня. Это самое разумное, правда! В конце концов, это мой путь, проводник и защитник нужны были мне ради этого. Зачем вам рисковать лишний раз? Я осмотрюсь на месте, выясню, какое там отношение к чужакам, тогда уж вы решите, идти внутрь или нет.

— Ты говоришь разумно, — кивнул Верен, — но сейчас этого мало. По-моему, самое время рассказать.

— О чём? — напряглась Аванта.

— Ты уже получала весточку из этих стен. Знаешь об этом острове больше всех нас. Справедливо поделить тайное знание на всех.

— В сказку о женихе я сразу не поверил, — оживился Шакли. — Но тревожное известие, оно было?

— Да, — Аванта опустила лицо. — Сильф, спроси у своих подсказок, действительно ли я должна рассказать? Мне и так страшно, не хочу страдать ещё из-за вас.

— Твой рассказ может повредить нам? — удивилась Бабочка.

— Если вы начнете сознательно помогать мне в городе, — да. Я понятия не имею, чем это может обернуться. Судя по строгой секретности, которую хранит этот город — не изгнанием. Наоборот, мы можем все пропасть там.

— Ничего сестрёнка, — утешил ее Шакли, поглаживая спящего у него на коленях медлиса. — Выдай весь расклад, потом решим, с какой карты зайти. Что на кону? Что в козырях? Даже если дело безнадежное, нам лучше знать. Не люблю играть втёмную.

— Письмо пришло, когда я вернулась из пансиона, — начала Аванта. — Я расскажу вам.

Солнечное утро на старинной узкой улочке юго-западного вольного города. Крыши горят на солнце оранжевым огнем в каждой черепице. Под самой крышей углового дома открыто окошко. В окно выглядывает улыбающаяся девушка с черными искристыми волосами, что свободно рассыпаются по плечам. Она радуется долгожданной свободе. С учёбой в пансионе наконец-то покончено, она вернулась в дом ее детства. Правда, рядом нет любимого отца, только строгая тётушка, но… Радость девушки неспособно ничто омрачить. Даже ворчливый голос из комнаты:

— Амита, закрой окно! Тебя видят все соседи!

— И что? — смеётся девушка. — Пусть видят! Я готова обнять весь мир!

— Ты не настолько прилично одета, чтобы торчать в окне.

Амита не слушает. Она вдыхает сладкое облачко, поднимающееся от домашних роз на подоконнике. Это пьянит её, как настоящий нектар.

По воздуху хлопают крылья, на окно приземляется голубь. Бежевый, стройный, похожий на дикую горлицу — почтарь. Амита не предчувствует ничего плохо, она даже не уверена, что голубь прилетел к ним, а не просто устал и присел отдохнуть на ближайшее окно. Голубь прохаживается, громко воркует. На лапке у него капсула с запиской.

Амита достаёт послание…

Его невозможно прочесть без сильного увеличительного стекла. Специальный прибор на столе, прямоугольная линза закреплена на ножках. Амита кладёт послание на стол и крутит боковое колёсико, регулируя точную высоту линзы, наводя резкость. Именно под такой линзой письмо и было написано. На крошечном тончайшем листке уместилось довольно большое послание. Они с отцом всегда писали такие письма, стараясь уместить на листок побольше слов.

Амита увидела первую строчку и…

Снаружи ничего не изменилось, всё то же солнечное утро. Но сердце девушки больше не беззаботно, между бровей обозначилась тревожная стрелка.

«Дорогое дитя», — так к ней обращался отец, только когда предстоял серьезный разговор. Этими словами он отправил её в пансион, с ними же сообщил, что уезжает работать на закрытый остров, откуда не возвращаются.

— Может, ты когда-то приедешь ко мне, если не сумеешь устроить свою жизнь снаружи. Но я не желаю, чтобы белая башня стала твоей тюрьмой. Мир огромен, поищи своё место в нём. Я — ученый, мне нет места лучше, чем самое сердце секретного научного архива. Доступ к нашим новейшим изобретениям, испытания их в первый раз, и оценка, можно ли выпускать это знание за стены, для всех? От таких назначений не отказываются. Пойми меня, дочка. После смерти твоей матушки мне осталось две радости в жизни: ты и наука.

— И меня ты прогоняешь! — со слезами выкрикнула маленькая Амита.

— О, нет, дитя, я всего лишь не смею эгоистично держать тебя всегда при себе. Хотя этого хочу больше всего на свете. Все мы идём на жертвы ради чего-то важного. Я хочу тебе счастья и свободы.

— А я хочу жить с тобой! На Мерцающем острове самое лучшее образование, ты мне сам говорил!

— Но свободы там нет, — печально возразил отец. — Я уже готов от нее отказаться, но ты… Сперва вырасти, Амита. Посмотри мир. Потом сможешь сделать выбор, когда узнаешь, от чего отказываешься.

— Я хочу с тобой! — плакала Амита. Отец обнял её и носил на руках по комнате, не желая отпускать. Но потом прошёл месяц и он уехал. С тех пор были только письма и посылки с обеих сторон. Десять лет…

'Дорогое дитя, боюсь, нам снова предстоит прощание, даже краткое свидание у ворот, о котором мы смели мечтать, теперь невозможно.

Как ты знаешь, я работал над очень важным изобретением и наделся, что успешное завершение испытаний даст мне отпуск и возможность увидеть тебя, мою уже взрослую девочку. Не судьба.

Не могу объяснить, что случилось, для меня самого это загадка, но я больше не учёный, которым ты можешь гордиться. Отныне я — государственный преступник. Испытания сорваны. Не по моей вине! Но… никто в это не верит. Улики против меня.

Это письмо — моя последняя просьба перед судом. Суд будет через три месяца. Мне дают возможность раскаяться, хотя я не знаю, в чём. Если бы я мог использовать это время, чтобы всё исправить, я бы отдал все силы. Но пока сам ничего не понимаю.

У тебя есть время начать новую жизнь, пока моё имя ещё чисто, и тебе ничего не грозит. Уезжай. Моя сестра — добрая душа, но характер у неё… Ты лучше меня знаешь твою тетушку. Она будет страдать, вымещая свое несчастье на всех вокруг. Не позволяй пилить себя и ни в чём упрекать. Помни, ты — свободна. И ни к чему непричастна.

Не плачь. Постарайся быть сильной. Ты умеешь теперь жить без меня, ты не пропадёшь, я в это верю. Весь мир открыт перед тобой.

Прощай. Я люблю тебя, доченька.

Подписи не было. На неё пришлось бы потратить лишнюю строчку. Они никогда не подписывались, экономя место в послании, но ставили дату в начале. Голубь продолжал беспокойно ходить по подоконнику. Амита механически взяла мисочку, налила гонцу воды. Теперь она так же взад-вперед ходила по комнате, не зная, как понять обрушившуюся на нее новость.

Меньше всего девушку волновало, что теперь она — дочь государственного преступника. Ей хотелось знать, что случилось с отцом, и все мысли были только о том, как помочь ему?

Судя по дате, письмо шло слишком долго. Голубь полетел в пансион и уже оттуда последовал за ней в город. Они разминулись на целую неделю. А в такой момент, когда идёт отсчет дней до суда, потерянная неделя бесценна! Что же делать? Денег на адвоката у нее нет. Даже если бы были, на самого лучшего, его не допустят в закрытый город. Там свои юристы, своя власть. И свои законы. Там для государственных преступников не существует клейма и изгнания. Только смерть. Мерцающий остров не отпустит за свои стены никого, кого принял. И если этот человек его предал… Пощады не будет.