— Думай обо всём, что тебе мешает быть, кем ты хочешь, — вместе с шумом прибоя, который стал в десять раз громче, долетел голос Сильфа. — Думай о ней. Отбрось всё лишнее, ради неё.

Краем сознания, сын дороги отметил, что вертолов нарочно не зовёт ни его, ни его возлюбленную по имени. Потому что это не те имена, на которые можно опереться в буре, как на якорь, они условные, зыбкие. Сильф улавливал все его мысли, видел или слышал их направление. И твёрдо вёл сознание сквозь все рифы, как лодку в бурном течении, когда впереди водопад.

— Я назвал тебя Верен для того, чтобы ты больше не был отступником, и вспомнил, чему ты хочешь быть верным. Но ты плевал на иронию, упрямо цеплялся за свою мёртвую часть, а не за живую. Отдай, отпусти… пусть сожженная молнией сухая ветка отвалится. Но дерево будет целым и будет жить. Дыши! Слушай меня и делай, что я прошу! Отпусти!

Вертолов видел, что дело плохо. Он ладонью нажал на грудь Верена, и рука проваливалась бесконечно, словно его друг летел в пропасть. Он со свистом втягивал воздух, но легкие не наполнялись, и он никак не мог выдохнуть. Не отпуская красную ленту, Сильф припал ухом к его груди. Сердце ещё билось, всё слабея и уходя всё дальше. Кровь в ладони горела, обжигая так, что на секунду вертолов испугался: не перейдёт ли метка на него самого? А что, он Верену друг и, в каком-то смысле, дорог ему как талисман удачи.

— Дьявол, голос дракона, — Сильф потряс головой, прогоняя чужие мысли. — Зато теперь я знаю, оно работает. Верен! Не падай, лети! Вздохни свободно! Отпусти, или эта боль, как свинцовое ядро утащит тебя в бездну. Брось балласт! Не тони, вынырни, наконец! Я не могу удержать тебя, ты слишком тяжелый, брось!

Издалека Верен слышал этот призыв, но перед его глазами проносились бесконечные стены темного ущелья. Он падал.

— Вспомни её голос! Её лицо! Лети к ним! Видишь, она смотрит сверху, давай к ней, это твой маяк, — уговаривал вертолов. — Отпусти! Пошевели руками, проверь каждый палец, они должны быть свободны. Тянись к ней!

По слабым движениям кистей, когда Верен пытался раскрыть их, освободив пальцы, Сильф понимал, связь есть, друг слышит. И пытается взлететь, но не может. Приоткрытые губы совсем побелели, хрип стал тише, воздух отказывался идти в обожженные мертвые легкие, и попытки дышать почти прекратились. Только короткие судорожные вдохи, такие же слабые, как пульс.

— Ладно, вижу, этого мало. Думай не только о ней, о всех нас! О нашей дороге. Вспомни, когда ты будто бы знал, кто ты, знал свою цель, вспомни то чувство! Видишь край пропасти далеко над собой? Смотри внимательно, хорошенько смотри, кто лежит на краю и смотрит вниз? Узнаёшь эту рыжую морду в белой маске? А рядом сидит Тень, когда она такая, как кошка — циветта. Она бросила тебе в пропасть свой длинный хвост. Он всё тянется, он бесконечный, не может не достать до тебя, уже достал. Уцепись чем-нибудь, хоть зубами! Ей не больно, она же Тень! Она тянет тебя наверх. Видишь рядом с медлисом Шакала и Бабочку? Они зовут тебя. Слышишь? И она тоже рядом. Твоя любимая авантюристка. Ты знаешь её настоящее имя? Скажи. Глубоко вдохни и скажи. Если ты не можешь шевелить языком, я всё равно услышу. Скажи!

— Амита, — почти беззвучно произнёс Верен. Судорожно вдохнул, уже глубже. И ещё раз, и снова, и резкий выдох, как будто из последних сил поднялся на высокую гору и упал на вершине.

— Дыши спокойно. Ты меня видишь?

— Угу.

— Я попробую снять, — Сильф осторожно поднял ленту, но она будто приросла к коже. И Верен потянулся следом. — Нет, — вертолов удержал его за плечо, заставляя снова откинуться на каменную спинку. — Отпусти. Кровь спеклась дочерна, но к тебе не присохла. Это ты держишь. Здесь, — он ладонью легонько толкнул друга в лоб.

— Не знаю, как, — прошептал Верен. — Я не держу… — он закрыл глаза, полулёжа на камне, пытаясь вытолкнуть из груди огненную змею, которая продолжала душить его. — Уходи, — тихо приказал он. — Уходи. Ты больше не я.

Лента освободилась и размоталась так стремительно, словно пыталась напасть на вертолова. Он невольно дёрнул её и встал. Потом педантично смотал и зажал у кулаке.

— Ну, допустим, — своим фирменным ровным тоном сказал Сильф. — И куда деть твою метку? Сжечь её нельзя. Кровь из пепла моментально высветит наши точные координаты на всех радарах. Тайная полиция будет здесь раньше, чем мы успеем сползти с берега в пещеры. Полагаю, после твоего официального визита на Мерцающий остров, у них есть образец твоей крови?

— Более чем достаточно, — слабо усмехнулся Верен. — А в море?

— Тоже вылетит. Испарится и вылетит. Только позже, когда мы заснём. Нужен герметичный сосуд… Пожертвуй свою флягу.

— Новая. Жалко…

— Кто бы говорил. Купишь другую! — Сильф бесцеремонно отстегнул с его пояса пустую флягу, затолкал туда красную ленту, потом долго собирал мелкие камни, которые пролезут в горлышко, и набивал флягу балластом, чтобы скорей утонула.

Верен молча следил за ним глазами, не двигаясь, чувствую невероятную лёгкость. Он будто не лежал на камнях, а невесомо парил пушинкой по ветру. На границе яви и сна, не чувствуя лихорадки, боли, без привычной тяжести в груди, когда трудно вдохнуть и сердце в постоянном капкане жестоких холодных когтей. От слабости он не мог даже сесть прямо, но двигаться не хотелось. Хотелось смеяться. И чтобы солнце светило в глаза. Но звёзды — тоже неплохо. Тут над морем они такие яркие, как бывают только под конец сезона дороги. На границе лета и осени. Видны все мельчайшие самые далёкие звёздочки и туманности, кажется, будто их в сто раз больше, чем обычно. Словно видишь сразу несколько прозрачных звёздных карт из разных миров, наложенных одна на другую. Как в белой башне, давным-давно…

Сильф завинтил пробку на фляге и наконец обернулся. Их глаза встретились. Угол губ вертолова дёрнулся в ироничной усмешке.

— Рад, что твоё самочувствие изменилось. Но загорать так дальше времени нет. Одевайся. Я позову всех. Или тебе уже всё равно?

— Ооой, — простонал Верен, царапаясь о камни, чтобы сесть прямо. Сдёрнул с плеч рубашку. — Совершенно не всё равно. Но так трудно двигаться… — Он нырнул в рубашку и осторожно натянул её, чтобы лишний раз не задеть синяк на рёбрах. — Зови.

— Огромное спасибо за разрешение, — сделал намёк на саркастичный поклон Сильф. — Даже не представляешь, как я зверски голоден. Готов камни грызть. Надеюсь, хоть краюху хлеба и пару яблок я заслужил?

— Угу, — глубокомысленно кивнул Верен. — Слышишь? Хрипа как будто нет. Но я думал, голос сразу восстановится.

— Подожди хотя бы дней десять. Затянутся раны сверху, заживут и внутри.

— Не знаю, что сказать, — Верен отвёл глаза. — Ты сам понимаешь. Слова только всё путают.

— Так молчи. И дай мне избавиться от этой дохлой змеи!

— Это дракон! — обиженно засмеялся Верен.

— Мда? — Сильф картинно повертел флягу. — Невелик. Во всяком случае, какая-то его часть. Одна сотая? Хвост ящера, брошенный во время бегства. Да покоится он с миром на дне морском. — Вертолов быстро подошёл к обрыву, размахнулся и как можно дальше забросил флягу, чтобы не застряла в прибрежных скалах. Проводил метку взглядом, пока место, куда она упала, начисто не зализали волны. Только тогда подал знак остальным компаньонам возвращаться.

Оказалось, спутники вертолова не теряли времени даром. В одной из пещер Шакли наткнулся на горный источник. Вкусная холодная вода лучше всякого чудесного эликсира подкрепила из силы и пополнила дорожный запас (без одной фляги). Но и настоящий ужин был почти готов. Шакли развёл за камнями второй костёр, Аванта варила суп с сухарями из остатков крупы и вяленого мяса. В котелок бросили последнюю горсть сухого белого корня лопуха, легко заменяющего картошку. Дикий укроп для приправы нашли на склоне. В скалах мало что росло, но кусты вишни-орешки медлис всё-таки отыскал. Сам упоённо чавкал, и друзьям досталось каждому по горсти ягод — прибавка к ужину.