Голоса и перестук копыт заставили солнечный свет в лесу вибрировать, словно марево над раскаленным песком, но вскоре стихли за деревьями. На перекресток двух проезжих тропинок бесшумно вышел стройный парень в кожаном лесном костюме. Куртка без рукавов не стесняла движений. Бурой тенью он скользил по тропе, настороженно оглядываясь и прислушиваясь. Явно не хотел встречи с другими гостями леса.

Впрочем, сам он был в лесу, скорее, абориген, чем гость. Оттого так и напоминал потревоженного охотниками зверька. Присев на перекрестке, парень внимательно рассмотрел следы проезжих купцов — небольшой караван, всего шесть лошадей и пара тяжелых повозок. Покрутил головой, проверяя ветер, протянул ладонь над засыпанной сосновой хвоей тропинкой. Несколько хвоинок поднялись, словно примагниченные. Их иголки соединились, составив «шалашик». Вертолов[1] взял их на ладонь, покачал, взвешивая что-то неосязаемое для других. Хвоинки зашевелились, из них сложилась стрелка, вполне четко указав направление от развилки. В другую сторону от тропы, где прошли торговцы.

Непринужденно отряхнув ладони, парень встал и позвал через плечо:

— Они отдаляются. Путь свободен.

Заскрипели большие деревянные колеса ручной тележки. Спутники молодого вертолова покинули укрытие в зарослях бузины и подкатили тележку к перекрестку.

Высокий загорелый мужчина с густыми каштановыми волосами, почти в таком же лесном костюме, похожий на странствующего рыцаря Братства Дороги или охотника-одиночку — иногда их трудно отличить, особенно, без меча. И девушка с длинными темными волосами, серьезная и независимая, что традиционно подчеркивалось черным корсажем и красной юбкой — крайне неуместной в лесу и прикрытой куском маскировочной паутинной ткани. Наряд сильных независимых барышень из народа — дочерей кузнецов, военных, лесничих, подразумевал умение обращаться с оружием и не хуже защитной окраски ядовитых животных сигнализировал издали чужакам: «Не лезь, я кусаюсь»!

Честно говоря, лицо и фигура выдавали в ней слишком образованную горожанку, а не дочь кузнеца, но жесткое выражение светлых глаз и охотничий нож на поясе подтверждали право на красную юбку.

— Нам сюда, — вертолов показал прямо.

— Как ты это делаешь, Сильф? — с тихим восхищением спросил сын дороги.

Парень скромно двинул плечом:

— Я просто смотрю и слушаю.

— Все смотрят и слушают. Но получается только у тебя, — мужчина улыбнулся, покатив тележку мимо развилки. Девушка шла за ним, вертолов — чуть впереди. В тележке играл солнечными зайчиками медный чайник, отлично маскируясь среди солнечно-рыжих сосновых стволов. Его поместили среди походных одеял, плаща и мешка с продуктами, чтобы ненароком не звякал, поссорившись с черным обугленным котелком. Другого скарба в тележке не было, но и этого хватит для дальней дороги в теплое время года. Тем более тем, кто умеет находить в лесу не только направление, но пристанище и еду.

— Сильф, ты знаешь следующую примету? — негромко спросила девушка у следопыта.

— Озеро. Я чувствую его впереди и слышу тихое журчание. Думаю, рядом родник или чистый ручей. Хорошее место для привала.

— Далеко? — уточнил мужчина.

— Может — час, может — два.

Троица путешественников с тележкой, в отличие от группы торговцев, всё дальше уходила от выхода на торный путь. Они шли почти параллельно большой дороге, незаметно углубляясь в лес.

[1] Вертолов — ловец вероятностей, он же ловкий проводник. В свободных мирах одно из званий, определяемых по крови, дающих способность видеть переходы и сознательно проходить в другие миры. У проводников каждого звания свой способ перехода.

— Эй, бабуся! Не видала похожую девку? — В клубах пыли патруль обогнал одинокую старушку с клюкой и притормозил коней, чтобы показать объявление о розыске.

— Ась? Такую? Не, не, не видала, — затрясла головой сгорбленная бабка в дорожном плаще, кашляя и отгоняя клюкой пыль заодно с ближайшим нетерпеливо храпящим конём (с одинаковым успехом). — Глупостями занимаетесь! Дайте пройти… не то, прокляну!

— Извините, госпожа. Служба! — Старший в отряде сам отодвинул коня и поднес объявление поближе к лицу старухи: — Посмотрите хорошенько. Это опасная преступница, хоть и выглядит ангелочком!

Не переставая кашлять и махать перед лицом клюкой, разгоняя пыль, старуха глянула из-под капюшона плаща на листок с портретом молодой остролицей блондинки.

— Беглая принцесса, что ль? — проскрипела она. — Небось, из-под венца сбежала?

— Вроде того, — не стал спорить глава патруля, решив, что старушка не слишком хорошо слышит. — Не видели такую?

— Я с утра только три крестьянских подводы и встретила, милок, все из города шли, видать, с ярмарки, — старуха указала вперед клюкой. — Барышни такой с ними не было. И вовсе никакой, одни пьяные мужики. Ааах, неет, вроде почтовая карета меня обогнала… Точно, запамятовала. Была карета. Уже часа три назад, если верить солнцу. Такие барышни пешком не ходят, если и была, то пронеслась мимо… фить! Где уж мне разглядеть…

— Почтовая карета? — переговаривались патрульные. — По времени сходится. Она, небось, уже в городе! Спасибо, бабуся! Доброй дороги!

— Фрр-апчхи! И вам не споткнуться… Ишь, окаянные, пыль гоняют… покоя бедной старушке нет… — бормотала себе под нос бабка с клюкой. Седая, как присыпанная серой пылью, длинная прядь волос выбивалась из-под капюшона. Рука, совсем скрытая широким рукавом, тяжело опиралась на клюку. Сгорбленная фигура медленно тащилась по дороге вдоль леса до тех пор, пока всадники патруля не скрылись вдали.

Быстро глянув по сторонам, «бабка» выпрямилась, разминая скрюченную спину. Резко помолодев и постройнев, но не бросив удобную крепкую палку, девичья фигурка в плаще с капюшоном ловко перемахнула через поваленное на обочине дерево и скрылась в лесу. Не рискнула дальше идти открыто по большой дороге. У каждого патруля есть этот проклятущий портрет!

Беглянка в нищенском плаще лавировала между колючими кустами, буреломом и рыжими стволами сосен. Шагов через триста, считая по прямой от дороги, она наткнулась на тропу, ведущую вдоль опушки. Плавно изгибаясь, тропинка увела ненастоящую старушку поглубже в лес, на поляну к лесному озерцу.

Треугольный камень на берегу, выше человеческого роста, но недостаточно огромный, чтобы называться скалой, повернулся к озеру отвесной стенкой, будто ножом срезанной. Скорее, отколотой молнией. По каменной стене водяной змейкой струился в озеро чистый родник.

Всё так же насторожено прислушиваясь и простреливая лес острыми взглядами, девица в розыске скользнула к роднику. Убедилась, что вода не солёная — хотя минеральные источники в этих краях не редкость. Жадно подставила ладони, напилась, освежила лицо и смыла с волос маскировочную «седую» пыль. Юное треугольное лицо с острыми чертами и огромными, по-лисьи раскосыми льдисто-голубыми глазами, обрамленное светлыми волнистыми локонами, подходило только аристократке западного края. Хотя происхождение и поведение беглянки выглядело весьма сомнительным, если знать, как она обманула патруль.

Вскрикнула и спорхнула с низкой ветки сорока. Беглянка услышала вдалеке скрип колес и мигом отпрянула за камень. Притаилась и наблюдала, как довольно безобидная с виду троица молодых людей: высокий мужчина, его спутница и кареглазый парень расположились на пикник возле озера. Они развели костер, набрав родниковой воды, подвесили над огнем чайник, о чем-то негромко совещались, с аппетитом жуя хлеб, сыр, зелень и ветчину. Увидев, что красавчик, похожий одновременно на рыцаря и следопыта, второй раз отрезал всем по толстому ломтю ветчины, беглянка не выдержала.