— Как он был ранен?

— Так же, как я, направленным огнём. Только намного ближе, в грудь.

— А двое других?

— По старинке, пуля и нож.

— У министров большие связи, — задумчиво признала Аванта. — Могли собрать, если хорошо постарались. И скрыть. Ведь если сынок выжил, он — государственный преступник. Клеймо, каторга или вечное изгнание… Министр этого не хотел бы. Дыра была не в сердце?

— Нет. Выше. Могли собрать… Или это совсем не он. — Верен довольно долго молчал. Аванта уже думала, вопроса не проследует. Но сын дороги всё-таки спросил:

— А ты? Расскажешь, наконец, всю правду? К кому ты идёшь на остров?

— В крепость, к жениху, — Аванта упрямо смотрела под ноги, роняя слова, как слёзы. — Это моя легенда. Так я скажу в воротах.

— Тот парень, чьё имя ты назовешь страже, существует?

— Да.

— Он в самом деле тебя знает?

— Да.

— И если вы столкнётесь, то не выдаст, верно? Но ты уверена, что он сейчас не в форте?

— Надеюсь. Мы давние друзья детства, изредка переписывались, пока я училась в пансионе. В последнем письме Яно писал, что хочет сбежать во время вылазки. Надеюсь, он больше не служит в крепости. В крайнем случае, сидит под арестом.

— Или казнен за дезертирство?

— Вряд ли. Там каждый на счету. Новых солдат и новых ученых, посвященных во все тайны острова, набрать слишком трудно. Если бы ты его видел, посмеялся бы. Он такой тощий, долговязый, очень бледный, а волосы — как мех у нашего Тришки, рыжие. Никого лучше не роль жениха не было. Но Яно добрый, насколько я его знаю.

— Судьба бедного парня тебя не слишком волнует. А чья?

— Я не могу сказать. Не потому, что не верю тебе… Боюсь говорить заранее, пока сама толком ничего не знаю. Понимаешь? Такая примета. Вообще боюсь говорить об этом вслух.

— Ты получила тревожное известие с острова. От кого?

— Не уверена, что то письмо не ловушка. Но если всё правда, мне написал отец. Писал, чтоб я ни в коем случае не вздумала явиться. Я только переехала из пансиона к тётке, сестре отца, я там жила в детстве. Письмо явилось следом, с опозданием больше недели. Я сразу собралась и…

— … сделала именно то, от чего тебя просили держаться подальше, — усмехнулся Верен. — Похоже на тебя. Вопрос жизни и смерти того, кого ты любишь и просьба не вмешиваться… да, это может быть ловушка. Скажи, представим, что тебя взяли в заложники. Ты ценная добыча?

— Боюсь, что да. Если нужно убедить… сломать… — Аванта не поднимала лица. Верен положил руку ей на плечо.

— И ты решила проникнуть в самую неприступную цитадель тайно, по чужой легенде, верно? Понимаю. Постараюсь помочь.

— Я знаю, — шепотом ответила Аванта. — Сильф тебя правильно прозвал. И Шакли не зря дразнит тебя защитником. Но я не хочу рисковать никем. Тем более…

— Мы все рискуем сами по себе, — равнодушно отозвался Верен. — Ты не смогла бы удержать от риска Бабочку и даже Тришку. Он только махнёт хвостом, тут ты его и видела… Мне тоже не требуется твоя просьба или разрешение.

— Верен… — она резко остановилась и посмотрела на него. В широко открытых светлых глазах на дне зрачков корчилась от страха беспомощная маленькая девочка. Высокий сильный временами мрачный мужчина погладил её по волосам.

— Так любишь держать всё под контролем. Строгие у вас были правила в пансионе? Но ты сама знаешь, толком ещё ничего неизвестно. Значит, просчитать план заранее не может даже вертолов. Хватит так сильно бояться жизни. Она непредсказуема, но это не всегда плохо. Те, у кого большой опыт, угадывают повороты в ней заранее. Но не пытаются взять всё в свои руки. Жизнь — слишком дикий конь. Не пытайся им править, главное, не свалиться во время скачки. Я буду рядом, если хочешь. — Выдержав паузу, он усмехнулся: — Если не хочешь, всё равно буду. Я отвечаю за твою дорогу, ты наняла меня в защитники. Сильф тоже не уйдет, пока ты не достигнешь цели. Мы связаны раскладом Аэндоры. Помнишь?

— Почему она говорила, — медленно успокаиваясь, снова шла по тропе Аванта, — что до последнего мы не узнаем, кто — проводник, а кто — ключ?

— И что-то ещё было о жертве. Сам иногда об этом думаю. Как подберемся ближе к Мерцающему острову, попрошу Сильфа сделать новый расклад и прояснить наши действия и роли. Заранее это делать бесполезно. Наша судьба меняется с каждым шагом. Вертолов знает это лучше всех. Одна дорога, но подробности на поворотах совсем разные.

— Я поняла, — кивнула Аванта. — Подождём. Пусть идёт, как идёт.

— Золотые слова, — одобрил Верен. И освещенные улыбкой его глаза позеленели.

Компаньоны собрались вокруг костра только за ужином, когда красное солнце уже болталось где-то внизу под горой. Вскоре солнце коснулось широко разливающейся в долине горной реки. Зашипело, окутавшись облаками, остыло и нырнуло за горизонт.

Верен и Аванта успели подняться на гору до заката, но сумерки вползли за ними на обрыв почти след в след.

— Обновки завтра, — остановил любопытных Верен. — Сейчас поесть. Тришка, держи! — Он открыл одну бутылочку гранатового соуса и дал медлису. Тот сразу присосался к горлышку, урчал, просовывая длинный язык в бутылку.

— Сразу много не давай, для него это закуска, а не еда, — предупредили Шакли.

— Так зачем отдал? Попробуй, отними! — горестно вздохнул шакал, показывая на восторженного Тришку, скачущего с бутылкой по свей поляне, только полосатый хвост мелькал.

— Зачем отнимать, гранатомёд густой, горлышко узкое. Скоро сам придёт, попросит тебя вытрясти ему остаток в миску, вот и заберешь.

Наконец освободился большой котелок. В малый котелок перелили остаток чистого мёда. В две бутыли налили мёд, всего на четверть высоты.

— Вот и отлично, дольём воды, пусть бродит, — оценил Верен. — Будет сперва пенистый квас, а там и медовуха созреет. К чаю, по глоточку — великая вещь!

В малом котелке Сильф заранее сварил очень густой вкусный суп, теперь они только вскипятили воду и развели концентрат, чтобы хватило на всех с добавкой. На сладкое ели чудесный свежий хлеб с мёдом и очень солёным острым сыром. Сыр экономно крошили сверху на мёд, получалось сказочно вкусно. Мёда ещё осталось много. Запивали ароматным чаем, который настаивался целый день.

— Есть новости? — настороженно спросил Шакли. Ссадину на скуле Верена острый глаз игрока заметил мгновенно, но не давал Бабочке задать вопрос и сам молчал почти до конца ужина.

— Особых нет. Поход удался. Разве что, если за вами двумя идёт по следу тайная полиция, то и меня теперь ищет какой-то давний враг. Точно не знаю, кто, но дорого платит за мою голову.

— Ты знаешь имя! — напомнила Аванта. — Тебе оно не знакомо, но назови нам, на всякий случай.

— Да, верно. Меня ищет некто Фанбран.

— Советник Фанбран? — даже подпрыгнул Шакли, так что медлис, сидящий на бревне рядом, хрюкнул и скатился в траву. — Новый помощник главы тайной полиции⁈

— Возможно, если туда берут мальчишек с тёмным прошлым, — растеряно двинул плечом Верен. — Ты лично видел его? Он молодой?

— Две недели назад я общался с ним в кабинете с глазу на глаз, — буркнул Шакли. — И желал бы скорее забыть подробности той беседы. Да, он молод… слишком для такой должности. Но, поверь, даже старики его боятся. Тайнецы говорят о Фанбране только шепотом. А те, кто выживают после беседы с ним, обычно ничего не говорят. Бьются в истерике. После вербовки я тоже был на грани.

— Значит, ты видел его близко. Опиши внешность, — попросил Верен. — Нет, лучше сравним. Ему едва тридцать. Очень узкое, очень злое лицо, вечно прищуренные глаза, щегольские черные усики? Аристократичный холёный красавчик?

На все приметы Шакли молча кивал. Верен коснулся лба мизинцем, на границе роста волос:

— Небольшой вертикальный шрам тут?

— Да, — Шакли закрыл глаза, нервно глотнул и даже в сумерках была заметна его бледность. Верен криво усмехнулся:

— Надо же, угадал. Его папаша всё ещё министр?