— Я верю, Сильф распознает неправду. Хочу послушать.

— Согласен, — кивнул шакал, спрятав лицо в ладони, чтобы не видеть Бабочку и проклятую иллюстрацию в книге.

— Клянусь жизнью, я никогда не желала вам зла, — начала Бабочка. — Я просто не была до конца честной. Потому что боялась… вот этого всего. Я и сейчас боюсь. Это вам только кажется, что больше мне терять нечего. Но я-то знаю, как много для меня значило считать вас «своими». У меня этого раньше не было. Только в семье, и то не полностью. Вы ждёте, что я скажу. Придерживаете окончательный приговор, пока не узнаете всех обстоятельств. Но потом всё равно придётся принимать решение. И этого я боюсь до потери сознания. Пожалуйста, если я грохнусь в обморок, не думайте, что это игра. Я не хочу «бить на жалость», как сказал Шакли. Из-за такого вы только ещё больше станете презирать меня. Я понимаю, пришло время последней правды. Не половинок и четвертей, которые проходили на Хребте, а самой настоящей, без прикрас.

— Твои чувства, это прекрасно, но давай ближе к фактам, — буркнул Шакли.

— Прости. Мне нелегко собраться с мыслями. С чего начать?

— Когда мы встретились, тебя действительно искали по всем дорогам. А ты в это время уже работала на тайнецов? Зачем тебя искали, если ты не сбежала? — задала направление Аванта.

— Прикрытие, — пожала плечами Бабочка. — Они хотели проверить, действительно ли я пройду через посты? Меня ведь не готовили перед заданием, это был мой экзамен. Проводники — дети дороги, в братстве должны были увидеть, что меня ищут и мне нужна помощь. Меня искали на самом деле, если бы схватили, передали в руки тайной полиции. Там бы снова отпустили, наверное. Это жестокая игра в прятки, тренировка нового агента.

— При первой встрече ты рассказала нам фальшивую историю, о гостинице и обвинении в убийстве?

— Нет, всё было почти так. Но кое-что я не сказала…

Только приехав в городок Стильон, я увидела вывеску гостиницы «Хризанта». Она привлекла меня, потому что это похоже на моё настоящее имя. Шакли его знает. Надеялась, мне это принесёт удачу. Но всё случилось, как я говорила: утром нашли тело, и началось расследование.

Богатого постояльца, с которым я играла, отравили. Донатона, как бы его ни звали на самом деле, убили из-за секретных документов. Он был не простым агентом тайнецов — советником, взялся сам доставить документы и провести секретные переговоры. Сменил внешность, отказался от охраны, поехал с документами один и… За ним следили и убили.

Тайная полиция пришла в ярость. Не думаю, что там всерьез подозревали меня. Меня не арестовали сразу, хотели только допросить. Думаю, тот, кто прибыл вести расследование, считал, что я сыграла роль наживки. Советник увлёкся мною, раскрылся, забыл об осторожности… Они хотели знать, кто мой сообщник. Но я действительно случайно столкнулась с этим типом! Если бы сходу поняла, что этот Донатон связан с тайной полицией, я бы к нему на милю не подошла, тем более — играть!

— Постой, — Шакли потёр лоб. — Когда точно это было? Накануне того дня, как мы встретились?

— Разумеется, нет, — вздохнула Бабочка. — Намного раньше. Мы встретились… на тридцать второй день после убийства.

— Но ты говорила… — невольно вспомнила Аванта. — Прости. Рассказывай новую версию, настоящую.

— Меня не выпустили из гостиницы в то утро. Вежливый господин в мундире и трое вооруженных полицейских приказал мне подняться на второй этаж, в номер Донатона. В пустую комнату рядом с той, где лежало тело, и лекари-эксперты вычисляли яд. Он сел за стол спиной к открытому окну. Думал, его манеры и внушительное: «Нам всё известно! Даже не думай мне врать, рассказывай, кто подослал тебя к покойному?» — произведут на меня впечатление, я заплачу и стану каяться во всём. Я, как могла, изобразила испуганную дурочку, пустила слезу и расспрашивала, кто этот Донатон, почему они подозревают меня, кто и ради чего мог его убить. В общем, допрос на самом деле вела я.

Мне не было никакого дела до мёртвого тайного советника. Я выжидала момент, прыгнуть в окно. Высокий второй этаж, следователь не думал, что я могла бежать оттуда. Но у меня пространственная память, я не была в этой комнате, но знала, куда выходят окна. И помнила, что там внизу брезентовый навес какой-то лавки. Я попросила воды, следователь отвлёкся, и я выскочила мимо него в окно. Упала на косой навес, съехала по нему и спрыгнула на улицу. Когда из парадных дверей «Хризанты» выбежали полицейские, я была уже на другой улице. А там — до вечера петляла по трущобам.

— Это почти совпадает с тем, что ты говорила раньше, — заметила Аванта. — Кроме подробностей, как именно и когда ты сбежала через окно.

— Нет, я сказала, что пряталась в трущобах, но этого не было, — возразила Бабочка. — Я знала, что по городу пойдут облавы. И первое место, где меня будут искать — среди нищих, в беднейших кварталах. Там меня бы, как приютили за монетку, так бы и сразу выдали властям. Я быстренько купила старое платье за гроши, переоделась, потом пошла в более приличный магазин, купила новое, похожее на дорожный наряд скромной учительницы музыки. Прихватила папку с нотами и устроилась в другую гостиницу. Старое платье, в котором меня видели в магазине, сожгла. Хотела сжечь и голубое, да пожалела, оно было дорогим и совсем новым. Такая глупая ошибка, чисто женская…

Неделю я сидела как мышь в дешевой комнатке, только время от времени выходила в холл на этаже, играла самые нудные произведения. По улицам прокатывались облавы, в гостиницу тоже заходили, но меня не узнали. Я жила очень скромно, мне приносили газету с объявлениями, по которым гувернантки, компаньонки и прочие небогатые барышни ищут приличную работу. Но я не собиралась оставаться в Стильоне, я только и мечтала сбежать оттуда. Когда я рискнула наконец покинуть своё убежище и уехать в вечернем дилижансе из города, в воротах меня узнали по приметам и арестовали. Приметы были такие: «Задерживать для выяснения личности всех женщин любого возраста, со спутниками и без». Всех, кого наловили за день, допрашивал тот самый агент из гостиницы. И он меня узнал, как я ни старалась изменить голос и внешность. Сказал, что меня выдали глаза. А потом нашёл платье и убедился.

— Выходит, сестрёнка, ты первый раз попала на заметку к тайной полиции, примерно, в те же дни, что и я, — проговорил Шакли.

— На три дня раньше, если я правильно считала. А что? Тебя радует или огорчает это совпадение?

— Я думаю, что твой Донатон — большая шишка в тайной полиции, был заместителем главы. Ведь сразу, как его убили, Фанбран стал новым тайным советником. И у меня такое чувство, что не секретные документы были целью убийц, а сделать так, чтобы освободилась должность.

— Ты думаешь?.. Он сам убил и занял его место? — сообразили все.

— Чужими руками, разумеется. Но именно так и думаю. Он мог убить. По срокам сходится. Но ты попала в лапы не к нему?

— Нет. Тот следователь, что упустил меня, видно, считал своим личным долгом заставить меня на них работать. За то время, пока я пряталась, не знаю как, но тайнецы выяснили, кто я на самом деле. А у меня семья… как бы сказать… — Бабочка опустила глаза.

— Слишком знатная? — угадал Сильф. — Ты похожа на беглую принцессу.

— Ну, не настолько знатная, — криво улыбнулась Бабочка. — Моего отца не называли его высочеством, только сиятельством, но этого достаточно, чтобы неблагонадёжная дочь очень осложнила им жизнь. Хоть он действительно профессор математики, но только одной ногой отец в научном кругу, а другой… Слухи, светские сплетни, репутация в обществе, в их мире это страшное оружие.

— А почему ты сбежала от семьи? — спросил Шакли. — Надоело быть слишком хорошей девочкой?

— И это тоже. Хотелось жить без правил. Вернее, по своим правилам. Я жаждала свободы. Но могла бы ещё долго не решиться, если бы не глупое решение родителей устроить мне помолвку. Смешно, но перспектива замужества не с тем, с кем хочет невеста, или с кем хотят родители, — самая частая причина для «принцесс» начать самостоятельную жизнь. Не думала, что окажусь рядом с ними в этой статистике. Привыкла считать, что у меня более широкое взаимопонимание с родителями. С отцом — да, но этого оказалось мало.