— Карта… ключ… жертва… Роли как бы плывут по кругу, перемещаясь от одного к другому. Как камень Верена будет менять хозяев, я это чувствую. Вот знак удачи, он горит красным, — не открывая глаз, Сильф спокойно остановил ладонь прямо над авантюриновым сердечком. — Но его роль я не могу назвать. Так же я не могу назвать игральную карту — картой, она всего лишь символ игры.

— Но проводник это точно ты, разве нет? — спросила Аванта.

— Почему не ты? Наш поход начался из-за тебя, ты указала цель. Почему не Бабочка? Она только что рассчитала прямой путь к цели.

— Скорее, тогда, ты — ключ, — подала голос Бабочка.

— А почему не Верен, если ему суждено первому пройти в ворота? Почему не Шакли, если нам понадобится его ловкость рук, чтобы открыть хитрый замок внутри, на лестнице в башне?

— Мне всё равно, кто есть кто, — буркнул Шакли. — Лишь бы Тришанций не был жертвой.

— Что значит — жертва? — спокойно и звонко рассуждал вертолов. — Аванта принесёт жертву, чтобы её слова открыли нам ворота, она должна солгать. Или это значит, что она — ключ? Я вижу круг предметов, вижу роли, они движутся по кругу сверху, по часовой стрелке. Проводник, карта, ключ, шифр, жертва, сердце. Есть ещё тень, но с ней, как раз, всё понятно. Пожалуй, могу ещё сказать определённо, что за воротами я точно не проводник. Моя роль заканчивается под стенами Мерцающего острова. Карта — не игральная карта, наверное, карта города. Чем она отличается от выбора пути проводником — понятия не имею. Но это разные роли. Ключ и шифр — явно пара. Значит, карта и проводник — тоже. Сердце и жертва — подходят в пару. Что это нам даёт, не знаю.

— Если великая провидица сказала, что до последнего мы эти роли не поймём, чего мучиться раньше времени? — беспечно сказал Верен.

— Она ещё сказала, всё это дополняет друг друга, общий круг, — напомнил Шакли.

— Ты сложил пары, сложи весь круг, — подсказала Бабочка. — С чего нужно начать?

— Круг, где вначале и в конце сердце, — сразу ответил вертолов, поймав подсказку. — Сердце — проводник — карта — ключ — шифр — жертва — сердце. Сердце укажет путь, найдет сокровище, но нужен ключ к шифру, иначе его не взять. Когда откроем, спасём жертву, поставив на кон свои жизни и чувства. Если все связаны цепочкой, жертва не одна, опасность грозит не одному, это я тоже понимаю.

— Ничего больше мы не узнаем, пока не подойдем к воротам, — вздохнула Аванта. — Ответы не здесь, они на острове, за стенами Мерцающего города, или даже в самом его сердце — белой башне. «Сердце подскажет» — наверное, сейчас речь обо мне, потому что я вас притащила на охоту за неуловимым островом. Только для меня пока это личное дело, моё сердце рвётся туда и разрывается от беспокойства. Первый шаг трудно понять иначе.

— Мы уже в игре, — подтвердил Шакли. — Все в этом круге. Надеюсь, я уже был «жертвой»? Я больше не хочу!

— Никто не хочет, — отозвался вертолов. — Думаю, Аванта была жертвой, когда ее пытался сожрать болотный паук, а медлис — когда ты поймал его в мешок. Бабочку тоже ловили, но… Кажется, она была жертвой на Хребте.

— Мы точно не знаем, что уже засчитано. Но с этой карусели нам не соскочить, верно? — добавил Верен. — Лично я даже не пытаюсь. Шаг второй — добраться до острова, его мы тоже знаем. Вперёд. Там посмотрим, что дальше…

Под вечер компаньоны устроили привал в долине. Но не с видом на Мерцающий остров. Краткий путь через грани, предложенный Бабочкой, привёл их к роще у реки. Ольховая роща закрывала от них остров, не давая ему бежать от взглядов. Тень постоянно проверяла, остров всё ещё там? Не переместился? Но люди не видели за деревьями даже верхушки белой башни.

Верен спокойно развёл костёр и занялся ужином. Шакли бродил по роще, собирая хворост, и на ходу по привычке обсуждал свои мысли с медлисом. Тришка почти не возражал, слушал внимательно, только изредка скептически хрюкал, что вызывало у шакала прилив красноречия. Ему казалось крайне важным убедить пушистого друга в правоте своих рассуждений. Бабочка делала прическу, старательно укладывая локоны, но всё никак не могла выбрать наилучшую форму. Сильф слушал окрестности.

Аванта сидела в сторонке, наблюдая за остальными. Дождалась, когда Тень вернулась, подсела ближе и тихо спросила:

— На месте? Раз остров не исчезает, значит, мы и правда близко?

— Возможно. Если пройдём последний барьер, коснёмся стен. Тогда он больше никуда не денется, мы будем на одной грани.

— Скажи, а ойра может заглянуть сейчас за стены? Например, птицей?

Сильф потерся щекой о пушистый теплый бок невесомой циветты, сидящей на его плече.

— Попробует. Что ей искать, если получится?

— Одного человека. Особая примета — у нас общая кровь, вот, — Аванта сняла с пояса ножик, кольнула палец и показала Тени каплю крови. — Возьми.

Ойра уже приняла вид крупного взъерошенного ворона. Осторожно втянула клювом образец крови, встряхнулась и улетела.

— Близкое родство? — уточнил вертолов, играя сухими травинками. Из них складывался узор, понятный ему одному.

— Близкое, — Аванта не поднимала глаз. — Первая степень.

— Это судейские так говорят об очереди наследства, — усмехнулся Сильф. — Для ойры первая степень родства это близнецы. Или твоя пара, если вы уже признали друг друга. Семейное близкое родство: родители, дети, братья-сёстры — это вторая.

— Значит, вторая.

— Женский род у вас совпадает?

— Нет.

— Ещё на полступени дальше. Вторая с половиной. Ничего, Тень его почувствует. Если только он нарочно не скрыт за особым экраном.

— Это заклятье? Или защита стен? Или глубокое подземелье?

— Что угодно. Темница без окон, например. Грот под водой. Купол огня, но это редкость.

— Мне бы только узнать там он или нет? И жив ли он? — Аванта сидела, нервно обхватив колени. На привале, когда они подобрались так близко к острову, она снова переоделась в красную юбку. Как будто это знак для кого-то, кто далеко за стенами.

— А если его нет, значит, мы зря шли?

— Всё равно не зря, — Аванта смотрела прямо перед собой, не видя травы и ясного дня. — Но тогда у меня будет иная цель…

— Понятно.

Бабочка всё смотрелась в закрепленное на древесном наросте зеркальце и накручивала локоны. Она укладывала их с такой страстью и математической точностью, словно складывала головоломку. Наконец, заколола последнюю прядь, с минуту полюбовалась на себя во всех ракурсах, насколько позволяло маленькое зеркало, тяжко вздохнула и неожиданно быстро-быстро распустила всё. Выдернула шпильки, гладко расчесала волосы и оставила распущенными. Заплела от висков две тонкие косички и сплела их в одну на затылке, только чтобы пряди не лезли в глаза. Спрятала все шпильки, кроме одной, а той царапала на земле схему пересечения пространств, как её себе представляла со слов Сильфа. Шевелила губами, высчитывая углы, находя точки пересечения линий в треугольниках, образованных высотами над уровнем реки и высотой солнца над горизонтом.

— Сходится? — спросил вертолов, стоя у нее за плечом.

— Почти. Вот — мы, вот — остров. Мы на одном уровне. Но между нами есть какой-то последний барьер, не роща, не река. Что-то перекошенное в пространстве. Видишь? — Бабочка показала линию перечеркивающую треугольник, деля его на два. — Если грань проходит вот здесь, мы не можем её пройти напрямик. Нужно повернуть вот тут, где острый угол, и пройти в щель.

— Грань можно повернуть, как вращающуюся дверь, — кивнул Сильф. — Но где гарантия, что остров тогда не останется за гранью.

— Нам нужно повернуть чуть-чуть, чтоб линии сошлись. Тогда мы пойдём прямо к острову, а не мимо, — показала на чертеже Бабочка.

— Понятно. Пройти строго меж гранями, в зазор. Это я могу сделать. Зачем ты всё распустила? Было красиво…

— Неуместно, — сухо ответила Бабочка. — У меня нет наряда к этой прическе. Если бы даже было подходящее платье, в таком виде точно не стоит появляться в чужом городе. Слишком приметно. Ты говорил, я могу сойти за лесную фею? Как это?