Али прорвался мимо стража и толкнул двери.

Ему было все равно, от каких таких важных дел он его отвлекает.

Но вопреки ожиданиям, в кабинете он застал не стаю кокетливых наложниц, а небольшую компанию мужчин, собравшихся вокруг отцовского стола: Мунтадир, Абу Нувас и, что совсем сбило его с толку, похожий на шафита незнакомец, одетый в коричневое тряпье и грязный белый тюрбан. Он стоял вместе с остальными как равный. Али лишился дара речи.

Король поднял на него удивленный взгляд.

– Ализейд… ты рано.

Рано для чего? Али поморгал, приходя в себя.

– Я, э-э-э… прости, отец, я не думал, что вы тут…

Он осекся. Плетут интриги? Судя по тому, как поспешно все выпрямились, когда он влетел в кабинет, и по смутному чувству вины в лице его брата, именно такое складывалось впечатление. Шафит опустил глаза и шагнул за спину Абу Нувасу, словно стараясь, чтобы его не заметили.

За Али вошел Каве.

– Простите нас, ваше величество, но возникло неотложное обстоятельство…

– Да, визирь, я получил твое сообщение, – остановил его отец. – Я решаю этот вопрос.

– О. – Каве вертелся как уж на сковородке под испепеляющим взглядом короля. – Я просто боюсь, что…

– Я же сказал, что решаю вопрос. Можешь быть свободен.

Али даже почувствовал крошечный укол жалости к Дэву, который торопливо покинул кабинет.

Не обращая внимания на младшего сына, Гасан посмотрел на Абу Нуваса.

– Мы друг друга поняли?

– Да, сир, – ответил Абу Нувас грозным голосом.

Король повернулся к шафиту:

– Если тебя поймают…

Тот просто поклонился, и отец Али кивнул.

– Хорошо. Вы оба можете идти. – Он перевел взгляд на Али и помрачнел. – Иди сюда, – скомандовал он, переходя на гезирийский. – Сядь.

Он вошел в кабинет на правах каида, но в данную секунду чувствовал себя мальчишкой, которого могут пожурить. Он сел на простой стул и посмотрел в лицо отцу. Только сейчас он заметил, что на короле были парадные черные одеяния и тюрбан в драгоценных камнях, что показалось ему странным. Придворное собрание назначено только на вторую половину дня, но его отец обычно так не наряжался, если ему не предстояли публичные мероприятия. Возле руки, унизанной драгоценностями, стояла чашка горячего зеленого кофе, а свитки на столе были в еще большем беспорядке, чем обычно. Чем бы он ни был занят, работа явно кипела уже не первый час.

Мунтадир обошел стол и кивнул на чашку.

– Убрать, пока ты не кинул это ему в голову?

Али проглотил подступившую к горлу панику, ерзая под суровым взглядом отца.

– Что я сделал?

– Да как видно, ничего особенного, – сказал Гасан, барабаня пальцами по разбросанным бумагам. – Я тут изучал отчеты Абу Нуваса о твоих… успехах в должности каида.

Али подался назад.

– Есть такие отчеты?

Он и сам догадывался, что Абу Нувас наблюдает за ним, но на столе было разложено столько бумаг, что в них уместилась бы полная и подробная история Дэвабада.

– Я не знал, что ты приставил его шпионить за мной.

– Разумеется, я приставил его шпионить за тобой, – фыркнул Гасан. – Или ты думал, что я бездумно возложу безопасность всего города на своего несовершеннолетнего сына со склонностью к скоропалительным решениям?

– Надо полагать, в отчетах не положительная характеристика?

Мунтадир поморщился, а отец стал мрачнее тучи.

– Надеюсь, ты не растеряешь чувства юмора, Ализейд, когда я сошлю тебя в какой-нибудь богом забытый гарнизон посреди Сахары. – Он гневно потыкал пальцем в бумаги. – Тебе было наказано выследить остальных членов «Танзима» и преподать шафитам урок. Однако наши темницы пустуют, и я не вижу, чтобы арестов и выселений стало больше. Что с новым декретом по шафитам? Почему половина из них до сих пор не на улице?

Значит, Рашид был прав, говоря, что Гасан скоро заметит бездействие Али в отношении новых законов. Али сглотнул, с трудом выдавливая слова.

– Разве плохо, что в темницах пусто? С момента казни Анаса не было ни одного массового беспорядка, ни всплеска преступности… Я не могу арестовывать горожан, если они ничего не делают.

– Нужно было их спровоцировать. Я же сказал, что от них нужно избавиться. Ты каид. И твоя работа – придумать, как выполнить мой приказ.

– Сфальсифицировать обвинения?

– Да, – твердо подтвердил Гасан. – Да, если понадобится. К тому же Абу Нувас говорит, что в последние недели участились случаи похищения приемных детей у чистокровных джиннов. Неужели нельзя было пойти по этой линии?

Приемные дети? Так это называется?

Али в ужасе посмотрел на отца.

– Ты в курсе, что эти жалобы идут от рабовладельцев? Они выкрадывают детей у их родителей, чтобы продать за выгодную цену!

Али хотел встать со стула.

– Сядь на место, – приказал отец. – И немедленно прекрати эту прошафитскую пропаганду. От детей и так постоянно отказываются. А если у этих так называемых рабовладельцев в порядке все документы, то с твоей и моей точки зрения все их действия в рамках закона.

– Но, аба…

Отец ударил кулаком по столу так сильно, что подскочили свитки и упала чернильница, вдребезги разбившись об пол.

– Молчать! Я уже сказал Абу Нувасу, что подобные транзакции отныне будут совершаться на базаре, чтобы обезопасить процесс.

Когда Али хотел возразить, его отец только поднял ладонь.

– Не надо, – предупредил он. – Скажешь еще хоть слово на эту тему, и клянусь, я лишу тебя всех титулов и вышлю в Ам-Гезиру до скончания твоего первого столетия. – Он покачал головой. – Я хотел дать тебе шанс доказать свою верность, Ализейд, но ты…

Между ними вклинился Мунтадир и впервые вмешался в разговор.

– Все еще не так далеко зашло, аба, – загадочно сказал он. – Посмотрим, что принесет нам день грядущий, мы же так договорились? – Он не ответил на вопросительный взгляд Али. – Но когда вернется Ваджед, действительно стоит отправить Али в Ам-Гезиру. Ему нет еще даже четверти века. Поручи ему управление гарнизоном на родине, пусть закаляется, проведет несколько десятилетий среди нашего народа, там, где ущерб будет не столь разрушителен.

– В этом нет необходимости…

Али зарделся, но его отец уже кивал в знак согласия.

– Это резонное предложение. Но ситуация здесь тоже не может ждать возвращения Ваджеда. С сегодняшнего дня у тебя будет по горло причин, чтобы насесть на шафитов.

Али напрягся.

– Как? Почему?

Их прервал громкий птичий крик за окном, и серый ястреб плавно спланировал в каменный проем и кувырнулся по земле, приняв облик гезирийского солдата в идеально выглаженной форме. Дымчатые перья растаяли у него под кожей, и он поклонился королю в пол. Али узнал в нем разведчика, одного из лицедеев, которые регулярно патрулировали город и его окрестности.

– Ваше высочество, – обратился разведчик. – Простите мое вторжение, но у меня есть новости, которые показались мне безотлагательными.

Гасан нетерпеливо нахмурился, когда разведчик умолк.

– И что за новости?

– Озеро пересекает раб Дэв с меткой Афшина на лице.

Отец нахмурился еще сильнее.

– И? Я видел немало Дэвов, которые сходили с ума, рисовали на себе эти метки и гоняли по улицам полуголыми – раз в десяток лет как минимум. То, что он раб, только объясняет его безумие.

Разведчик не сдавался.

– Он… не был похож на сумасшедшего, король. Он был слегка потрепан, не скрою, но выглядел авторитетно. Он был похож на воина, и за поясом у него был кинжал.

Гасан уставился на него.

– Ты знаешь, когда умер последний Афшин, солдат?

Разведчик покраснел, и Гасан ответил за него:

– Тысячу четыреста лет назад. Рабы столько не живут. Ифриты отдают их людям, те наводят вокруг себя хаос несколько веков, пока вконец не сходят с ума, и вот тогда их бросают на порог Дэвабада, чтобы попугать нас. – Он приподнял бровь. – С тобой они не прогадали.

Разведчик опустил голову и пролепетал что-то нечленораздельное, но в этот момент Али заметил, что его брат вдруг нахмурился.