Уходя, она хлопнула дверью, и Али покачнулся на ногах, уязвленный до глубины души ее клятвой.

– Присядь, мой друг, – тихо сказала Нари. – Я вижу, как кровь отливает от твоего лица.

– Хорошо, – послушно пробормотал Али.

Следующая семейная ссора его не касалась.

Джамшид расхаживал взад-вперед, глядя на сестру, словно та только что предложила ему завести дружбу с каркаданном.

– Нари… я, конечно, на твоей стороне, но ты уверена в том, что предлагаешь? Дэвабадом всегда управляли Нахиды или Кахтани. Наш народ не знает другой жизни.

– А я думаю, что наш народ способен на большее, чем ты думаешь. Так что да, – добавила она немного нервно и перевела взгляд на Али. – Я уверена в том, что так будет правильно. Если, вопреки всем прогнозам, нам удастся отбить город, я думаю, мы просто обязаны, после всех дров, которые наломали, привести город в порядок, а уже потом позволить жителям Дэвабада решать, каким будет их следующий шаг. Лично я хочу править только в своей больнице.

– Теперь осталось лишь выиграть войну, – мрачно сказал Али.

Джамшид покачал головой:

– Если ты хочешь убедить народ не выдавать тебя моей матери, прекрати называть это войной.

Али ответил ему озадаченным взглядом:

– Было похоже на войну, Прамух. Сражались солдаты, падали династии.

– Но наши народы не воюют. Все обстоит иначе. – Джамшид посмотрел на них. – Могу ли я побыть политиком пару минут, поскольку вы этого, очевидно, делать не собираетесь? – Когда Нари только закатила глаза, а Али скорчил кислую гримасу, он продолжил: – Вы должны их дискредитировать. Не называйте это войной, потому что «война» подразумевает наличие руководства и стратегии на стороне противника. Лучше назовите их преступниками. Назовите их чудовищами. Пусть мысль о жизни под такой властью покажется настолько опасной им лично, что каждый сочтет борьбу единственным возможным решением.

На долгое мгновение воцарилось молчание.

– Вообще-то это неплохая идея, – наконец проговорил Али.

Джамшид бросил на него недовольный взгляд:

– Рад, что смог удивить.

– А ты точно справишься? – Нари смотрела на своего брата. – Я уже однажды сражалась с нашей матерью, а ты нет, Джамшид. И тебе придется противостоять обоим родителям. Их ты будешь называть чудовищами.

– Они не единственные в Дэвабаде, кого мы будем называть чудовищами.

Глаза Нари вспыхнули, прежде чем она успела замкнуться в себе.

– Он отпустил Иссу. – Она не назвала имени Дараявахауша – и так было предельно ясно, о ком идет речь. – Вдруг он не так предан Маниже, как нам кажется. Тогда он мог бы стать для нас подспорьем.

Али прикусил язык. Может, Дараявахауш и не преуспел в убийстве Мунтадира, но он стоял рядом с Манижей, когда та планировала убийство всех Гезири в Дэвабаде. Али знал, что он и сам не святой, и знал, что у многих из них на руках была кровь, но на руках Афшина была кровь целых городов.

И все же он любит ее. Даже не владея дивастийским, Али прекрасно понял, о чем Дараявахауш молил Нари перед тем, как она обрушила потолок ему на голову. Да и в первый раз Афшин пытался похитить Нари, только чтобы помешать ей выйти замуж за Мунтадира. Возможно, это была властная, страшная любовь… но все же любовь. И это было опасно.

Пусть и тебе послужит уроком, почему голова никогда не должна идти на поводу у сердца.

К счастью, ответил Джамшид:

– Мы не может знать это наверняка, Нари, и слишком рискованно исходить из предположения, что Дара готов предать Манижу. Если то, что говорит Исса, правда, именно Афшин помогает ей удерживать город. Его нужно устранить.

Устранить. Какое осторожное слово!

– Книги, – не менее осторожно напомнил Али. – В книгах может быть информация об исчезновении магии, о том, что случилось с Дараявахаушем… и о том, как его остановить.

Нари поднялась на ноги.

– Тогда, видимо, решено, – сказала она со странной ноткой в голосе. – Идем, Джамшид. Поищем в книгах, украденных у нашей семьи, как в очередной раз убить нашего Афшина.

Али встал, собираясь следовать за ней.

– Нари…

– Все в порядке, – но Нари была не в порядке и, похоже, с трудом цеплялась за последние остатки самообладания. – Все с самого начала к этому шло.

– Тогда позволь мне хотя бы помочь…

– Нет. Для этого, Али, – Нари протиснулась мимо него, – ты мне не нужен.

Дара вышагивал вдоль шеренги солдат, состязающихся по двое.

– Нет, – сказал он недовольно, разнимая одну пару. – Не держи щит у колен. Подними его выше, и тогда сможешь нормально взяться за меч. Что это за хватка такая? Даже птичка вырвет оружие у тебя из рук.

Лицо юноши заалело.

– Прости, Афшин.

– Не нужно просить прощения. Нужно слушать и делать так, как я тебе говорю, пока не пришиб кого-нибудь ненароком.

К ним подошла Иртемида, постукивая тростью по песчаному полу ристалища.

– Давай-ка я с ними потренируюсь некоторое время, – тактично предложила она. – И потом, день был долгий и тяжелый, на таком-то солнцепеке. Может, они заслужили передышку?

– Передышку они заслужат, когда я увижу у них хоть какой-нибудь прогресс.

Дара метал молнии, глядя на своих самых новых и самых нелюбимых рекрутов. По предложению Каве каждый из знатных домов дэвов направил к нему по одному юноше для военной подготовки. В теории идея была хорошая. Офицерский состав у дэвов всегда набирался из знати. Великой честью было получить такой чин, чтобы в итоге еще теснее переплести аристократию с режимом Манижи, закрепляя их источник дохода в прямой зависимости от нее.

Но на взгляд Дары, эти юноши и выражение «великая честь» даже не могли стоять рядом в одном предложении. Это были избалованные купеческие детки, и если некоторые из них хотя бы старались, остальные не делали даже этого.

Иртемида снова обратилась к нему, с фальшивым задором в голосе:

– Афшин, я могу поговорить с тобой о нашем новом оружии? Гильдия кузнецов прислала обновленные чертежи.

– Только недолго, – проворчал он.

Он проследовал за ней в тенистый шатер, где Иртемида рухнула на скамью с подушками.

– Может, выпьешь? – предложила она, придвигая кувшин с абрикосовым соком.

– Я не хочу пить. Где твои чертежи?

Она улыбнулась, как бы извиняясь.

– На самом деле их еще не доставили. Я просто хотела дать ребятам передышку.

– Это нарушение субординации.

– Я знаю и надеюсь, что ты меня простишь. – Иртемида помолчала. – Могу я говорить с тобой, как с другом?

Дара недовольно закряхтел.

– Выкладывай.

– Ты сам не свой с того самого пира. Почти не разговариваешь с нами, слишком давишь на ребят…

Дара поморщился. Иртемида была права. Кратковременную легкость, испытанную им на пиру, возлияния с сослуживцами, утехи с танцовщицей – все это начисто перечеркнуло то, что он узнал в склепе. Хуже того, это казалось ему наказанием. Дара дерзнул развлекаться, и флиртовать, и чувствовать себя обычным, только чтобы узнать, что он совершенно не таков. Порабощен по приказу Зейди аль-Кахтани, воскрешен в порядке эксперимента – чудовище, порожденное махинациями ифритов, кровным долгом маридов и двумя Нахидами, разорвавшими друг друга в клочья в пылу боя за жизнь младенца.

Все это привело его в еще более скверное расположение духа, чем обычно. Но Иртемиде он солгал.

– Если я и напряжен, то только из-за этого так называемого мирного съезда, – сказал он, вспомнив о запланированной Манижей встрече с представителями джиннских племен, которых удалось заинтересовать ее новым союзникам дэвам. – Придется включать в состав охраны хоть кого-то из этих мальчишек, чтобы угодить их богатым родственничкам, а они все совершенно бестолковые.

Иртемиду это не убедило.

– Ты был гораздо терпимее к нам, когда мы только начинали тренировки.

– Вы хотели научиться. Вот и вся разница.