В горле у Шаэ пересохло, как в пустыне. Баруканы схватили ее лодыжки и запястья, отвязали от стула и обмотали все тело веревкой и цепью, закрепив замками. Теперь она не могла пошевелиться, как фокусник, которого собираются опустить в воду в закрытом ящике, чтобы он удивил всех, освободившись, как по воле магии. Вот только Шаэ не была фокусницей. Ее сердце стучало, как отбойный молоток.

Молодой барукан закинул ее на плечо, словно тяжелый мешок с рисом, и понес в ванную с огромной купелью в шотарском стиле, где могли бы уместиться трое или четверо. В сухой купели сидел Дудо, в точности так же связанный тяжелыми цепями. Когда барукан положил Шаэ в ванну напротив Дудо, Кулак поднял склоненную голову. Лицо Дудо было в синяках и ссадинах, взгляд фокусировался с трудом. Удар по затылку наверняка его контузил.

– Коул-цзен, – просипел он. – Простите, что подвел вас.

Шаэ не смогла ответить. Виновата была она, а не Дудо. Это она решила расширить деятельность клана на Шотар и нажила врагов среди баруканов. Она привезла с собой Вен и приказала Дудо остановить машину перед фальшивым полицейским. Как и многие решения, которые ей довелось принимать, это казалось разумным.

– Может, ты и крепкая кеконская сучка, – сказал главарь баруканов, – но неужели ты готова смотреть, как другой человек умрет в мучениях из-за твоего упрямства?

Шаэ почему-то захотелось ответить, что она не впервые увидит, как кто-то расплачивается за ее ошибки. Лан, которого она подвела. Маро, погибший от ее руки. Луто, проработавший главой ее администрации всего несколько месяцев. Вен и Анден, попавшие в западню в Эспении. Нерожденный в результате аборта ребенок.

Кийя, первая жена Вуна. Дудо будет следующим. Вот что значит руководить кланом, думала Шаэ, почти позабыв о нарастающем страхе. Это значит, что страдать от последствий твоих ошибок будут другие, хочешь ты того или нет. Цепи врезались ей в кожу. Белая керамика ванны холодила голые ноги.

– Назови имена, – сказал коротышка. – Имена ваших крыс.

Если она выдаст имена источников клана, эти люди наверняка умрут ужасной смертью. Что бы она ни сделала, кто-нибудь умрет в мучениях.

– Нет? Я даже дам тебе выбор, – вернулся к уговорам барукан. – Может, назовешь имена полицейских и чиновников, которым платят Равнинные?

Получив такие ценные сведения, жизненно важные для шотарского преступного мира, похитители уже могут не бояться мести Равнинных. Они смогут рассчитывать на защиту со стороны Матиос. Или даже продать информацию Горному клану, чтобы выдавить Равнинных из Шотара, вне зависимости от того, что решит Хило.

Дудо пришел в себя и пробормотал:

– Вы покойники, баруканские собаки.

Главарь мотнул головой в сторону двух металлических чемоданов, велев принести их в ванную и поставить на линолеум. Барукан открыл их. Внутри лежала груда резного и отполированного нефрита. Драгоценные камни разного размера и веса, которые можно вставить в оправу и носить; даже в тусклом желтом свете потолочной лампы они сверкали и переливались.

Шаэ охнула. Здесь лежало целое состояние, какое бывает только в легендах. Баруканы уставились на нефрит в немом восхищении. Некоторые стали перебирать собственные скромные украшения, наверняка воображая себя в роли возрожденного Байцзена, когда они наденут больше нефрита, чем любая Зеленая кость. Главарь тихо присвистнул:

– Как он прекрасен, правда? Прекрасный и смертельный.

Два человека надели толстые, покрытые свинцовыми пластинами рукавицы и подняли один чемодан на край ванны, а потом опрокинули его, высыпав содержимое. Нефрит зазвенел по ванне, как брошенные в ведро монеты, рассыпавшись у ног Шаэ и Дудо.

Баруканы подняли и второй чемодан, толстым слоем высыпав нефрит стоимостью десятки миллионов дьенов на дно ванны, словно зеленую прозрачную гальку на дно аквариума. Шаэ дернулась и машинально попыталась отодвинуться от этого водопада, но тщетно. Тысячи нефритовых камушков, больше, чем способен перенести обычный человек, засыпали ее бедра и лодыжки, застряли между пальцами голых ног и в складках одежды, а она могла лишь дергаться в нарастающей панике.

Много лет назад Шаэ ездила на нефритовый рудник, высоко в кеконских горах. Она видела огромные расколотые глыбы нефрита, лежащие в грузовиках, и с замиранием сердца гадала, что случится, если приложить ладонь к завораживающему зеленому камню. Она представляла и мгновенную смерть, и медленное угасание, но теперь испытывала совсем другое – прилив знакомой, ошеломляющей Силы, когда вернулись все нефритовые чувства. Она Чуяла каждого человека в здании и снаружи, и с каждым толчком сердца в ее теле пульсировала энергия, а время замедлилось, пока разум бился в клетке плоти. Она тут же сосредоточила все нефритовые способности на отчаянной попытке собрать достаточно Силы, чтобы разорвать цепи.

Веревки и стальные звенья напряглись, но остались целыми. А потом пришла боль. Она быстро нарастала, Шаэ словно билась об огромную металлическую дверь, раскаленную докрасна, и теперь плавилась вместе с ней, не в силах оторваться от алого металла, сгорая заживо.

Шаэ могла носить много нефрита, как Зеленые кости самого высокого ранга, она всю жизнь тренировалась, чтобы развить эту способность. Ее тело было хорошо знакомо с нефритом. Но с извращенной жестокостью естественная реакция организма вдруг превратилась в страшную агонию. В безумном отчаянии Шаэ пыталась вспомнить технику контроля, которой владела еще с детства, – сосредоточиться на дыхании, расслабить мышцы, представить что-то хорошее. Все тщетно.

Она тонула в пылающем торнадо. Даже если бы ей удалось освободиться от пут, она не сумела бы вызвать Силу или Концентрацию, чтобы сбежать. Это все равно что пытаться управлять воздушным змеем в центре циклона. Мышцы начали самопроизвольно дрожать, тело покрылось потом, сердце бешено стучало, скакнули температура и давление.

Она увидела, как вздулись вены на шее Дудо и он закричал.

– Это нефрит из закромов Равнинных, – задумчиво сказал главарь-коротышка. Голос звучал как будто издалека. – Ну разве не поэтично?

Хило сидел на краю кровати и смотрел, как тихо вздымается и опадает одеяло от дыхания Вен. Проплакавшись от радости, она совершенно вымоталась и провалилась в глубокий сон. Хило коснулся ладонью ее щеки – удостовериться, что Вен на самом деле здесь, в безопасности, что это не сон. Потом Хило медленно наклонился и прижался губами к ее лбу, стараясь не разбудить.

Он встал, тихо оделся и спустился по лестнице. На нижней ступеньке сидел Анден, уже готовый к выходу.

– Пошли, – сказал Хило.

Анден сел за руль новой «Княгини империи» Колосса, и они поехали на юг по Нижней Ло. Солнце еще не встало, и ранние пташки постепенно сменяли ночных обитателей улиц – пьяные, проститутки и кладбищенские работники брели домой, а разносчики и хозяева лавок спешили на работу.

– Помню, как ты отвез нас в «Двойную удачу» на Новый год, – нарушил тишину Хило.

– Это было очень давно, – сказал Анден.

– Очень давно, – согласился Хило. – Теперь ты водишь гораздо лучше.

Нахмурившись, Анден оглянулся на него, и Хило тут же растянул губы в своей фирменной кривоватой улыбке.

– Хорошо, что сегодня мне не придется никого убивать по твоей просьбе, – сказал Анден. Вынырнув из туннеля на Нижней Ло, он свернул на улицу Патриота к Холмам, поднимаясь среди массивных жилых кварталов. Анден слегка приподнял уголки губ. – Я и предположить не мог, что когда-нибудь буду шутить о том дне.

– Будем надеяться, что через двадцать лет мы в точности так же будем шутить о сегодняшнем. – Хило положил руку на открытое окно и смотрел на подкрадывающийся над постриженными деревьями рассвет. – О боги. Тогда мы были совсем молодыми, Энди, – сказал он без прежней легкости. – Тогда я готов был умереть от руки Гонта Аша, если потребуется. А теперь… Я все еще готов, но это будет труднее. В молодости кажется, что чем старше становишься, тем легче смириться со смертью, но на самом деле все не так. Ты крепче привязываешься к жизни, к любимым людям и тому, ради чего стоит жить. – Хило заметил беспокойство во взгляде Андена и добавил: – Не нужно так волноваться, Энди. Как бы мне ни хотелось это признавать, но вчера ночью ты был прав. Мы проиграем в любом случае, а значит, это единственный путь. Ты знаешь, что делать, если придется.