Пожри здесь все. Али оскалился с безумным восторгом, когда сильное течение поглотило пляж. Его рот наполнился кровью, которая капала с губ, и магия в его жилах вскипела и омыла его изнутри, спотыкаясь о твердое инородное присутствие в его груди.

Корабль вырвался из леса и промчался через бухту. А затем… Али с наслаждением вдохнул, пробуя на вкус соль океана, перебившего пресноводный ручей. Вода заструилась по его коже в приветственном объятии, любовно лаская волосы и оглаживая шею.

Но почему Али стоит здесь, в этой хрупкой игрушке из мертвых деревьев и маслянистой смолы, когда океан так близко?

Иди сюда. На этот раз приказ исходил не от него. Словно во сне, Али развернулся и потянулся к деревянным перилам, отделявшим его от воды.

– Али, что ты делаешь?

Он смутно слышал голос, произносящий его имя. Нари, подсказала одна часть разума.

Дэва, обвинила другая. От запаха их огненной крови влажный воздух показался кислым. Они были повсюду, они окружили его здесь, где им вовсе не место.

Тогда оставь их. Ныряй и присоединяйся к нам. Али перекинул ногу через перила.

– Али, нет! – Дэва бросилась к нему, обхватив его за грудь. – Физа, помоги мне!

Али попытался высвободиться.

– Не прикасайся ко мне, – прошипел он, и слова прозвучали незнакомыми, скользкими.

– Да что с ним такое? – закричала другая дэва. – И что у него с глазами?

– Али, я прошу тебя, – умоляла первая дэва, пытаясь отцепить его пальцы от перил. – Отпусти. Отпусти магию маридов!

Им удалось оттащить его всего на несколько шагов, прежде чем Али стряхнул их с себя. Глупые смертные, что они могут понимать? Зачем оставаться здесь, когда бурлящая, вздымающаяся вода так сильно манит? Этого жаждала его кровь, этого жаждал он.

Он смутно сознавал, что дэва снова бежит к нему с веслом в руке.

– Али, прости меня, пожалуйста, – выпалила она, преграждая ему путь к морю.

Она подняла весло…

И с силой ударила его по голове.

Если бы Дара не ожидал увидеть Мунтадира, он бы ни за что не узнал в грязном дикаре с осоловелыми глазами и отросшими волосами того самого эмира, которого он впервые повстречал в тронном зале. Хотя Дара знал, что несколько недель заточения способны сделать с мужчиной и не такое, подобное напоминание о переменах в их судьбе поражало. Мунтадир отощал, его кожа побледнела за месяц без солнечного света, а из-под грязного набедренника выступал рваный красный шрам от удара зульфикара, который должен был убить его. Ноги и руки покрывали синяки и царапины, на щеке вздулся рубец. Он шел по садовой аллее, еле волоча ноги, с кандалами на запястьях и лодыжках, под локти подхваченный стражниками, и Дара уже отсюда чувствовал, как от него смердит.

Но даже грязь и побои не погасили огонь в глазах Мунтадира, вспыхнувших, когда он заметил Дару. Он выпрямился, сверля его свирепым взглядом, а затем плюнул ему под ноги.

– Бич.

– Кахтани! – Дара взглянул на солдат. – Оставьте нас.

Он подождал, пока те уйдут, и поднялся на ноги. Он организовал встречу с Мунтадиром в укромном уголке внутреннего сада. Розы вились по светлой каменной стене, вода журчала в выложенном плиткой фонтане – безмятежность пейзажа шла вразрез с напряжением между мужчинами.

Дара остановился перед Мунтадиром.

– Сейчас я сниму с тебя кандалы. Надеюсь, ты не натворишь глупостей.

Ярость бушевала на грязном лице эмира, но он промолчал и не шелохнулся, пока Дара снимал кандалы с его запястий и лодыжек. Кожа под ними была истерта до крови и волдырей. Дара отступил назад с облегчением, борясь с искушением зажать нос.

Мунтадир окинул маленький дворик настороженным взглядом.

– Что тебе нужно?

– Поговорить. – Дара указал на таз с водой для умывания, который он принес Мунтадиру, а затем снял крышку с серебряного блюда с пряным рисом, зеленью и сухофруктами. – Ты, должно быть, голоден.

Взгляд серых глаз Мунтадира прилип к еде, но он не двинулся с места.

– В чем подвох?

– Никакого подвоха. Я решил, что наш разговор пойдет легче, если ты не будешь вонять гнилью и валиться с ног от голода.

Эмир не сдвинулся с места, и Дара закатил глаза:

– Создателя ради, завязывай с этими страдальческими настроениями, которые так любит твой народ. Ты же должен быть дружелюбным.

Не прекращая сверкать глазами, Мунтадир сделал шаг вперед и стал осторожно умывать лицо и руки водой. Его движения привлекли внимание Дары к маленькой дырочке в мочке его уха – там, где раньше находился медный реликт.

Пожалуй, он один из немногих во дворце, кто не носит реликта. Теперь, когда по улицам города свободно разгуливали ифриты, все снова вспомнили про свои реликты, как будто одно их наличие могло защитить от ужаса порабощения. Не считая Манижи, Дара уже много дней не видел ни одного дэва, на шее у которого не было бы амулета с реликтом, спрятанным внутри.

Мунтадир болезненно зашипел, ополаскивая пузырящуюся от волдырей кожу по-стариковски медленными движениями.

– Тебе нужна мазь.

– Ах да, мазь. Обязательно куплю по дороге в темницу. Кажется, она продается как раз рядом с горой разлагающихся трупов.

Что ж, во всяком случае, к нему вернулась словоохотливость. Дара придержал язык, наблюдая за Мунтадиром, который закончил умываться и уселся перед подносом уже с более привычным надменным видом. Он скептически осмотрел еду.

– Что такое? Или наша кухня не подходит твоему взыскательному вкусу?

– Почему же, мне очень даже по душе дэвская кухня, – возразил Мунтадир. – Только хотелось бы знать, не отравлена ли еда.

– Отравления – не мой стиль.

– Согласен, твой стиль – это пытать умирающего джинна угрозами в адрес его братьев и сестер.

Дара внимательно посмотрел на него.

– Я могу бросить тебя обратно в темницу.

– Что, и отказаться от потенциально отравленного обеда и твоего фантастического общества? – Мунтадир потянулся к блюду, слепил из риса маленький шарик и отправил себе в рот. Проглотив, он состроил гримасу. – Пресновато. Должно быть, кухарки тебя недолюбливают.

Дара щелкнул пальцами. Мунтадир отдернулся, но Дара лишь наколдовал кубок с вином и одним плавным движением поднес его к губам.

Эмир наблюдал за ним с нескрываемой завистью.

– Как ты сохранил свою магию?

– Создатель благословил.

– В этом я очень сильно сомневаюсь.

В одежде Мунтадира, вероятно, водились клещи, и он явно умирал от голода, но ел он как настоящий аристократ, и каждое его движение было выверенным и изящным. Это вызвало в памяти Дары воспоминания о той последней ночи в Дэвабаде, когда Мунтадир, в стельку пьяный, с куртизанкой на коленях, отпускал шуточки о своей предстоящей женитьбе на бану Нахиде.

Дара не сдержался:

– Ты ее не заслужил.

Слова прозвучали жестко, и Мунтадир застыл, поднеся руку ко рту, словно ожидая удара.

Но затем он расслабился и бросил на Дару недобрый взгляд:

– Ты тоже.

– Ты обижал ее?

Неподдельный гнев проступил на лице эмира.

– Я никогда не поднимал на нее руки. Я не поднимал руки ни на одну женщину. Я – не ты, Бич.

– Нет, ты всего лишь силой взял ее в жены.

Мунтадир смотрел на него враждебно.

– Наверное, мысль о том, что я тащил Нари в свою постель за волосы, приносила тебе утешение, когда ты перешагивал через трупы гезирских детей, но между нами все было не так.

Дара не имел права спрашивать, но он знал, что не сможет наладить контакт с Мунтадиром, если тот хотя бы раз прикасался к Нари против ее воли.

– И как же все было на самом деле?

– Это был политический брак между мужчиной и женщиной, совершенно несовместимыми друг с другом, но она была моей женой. Я оберегал ее и старался делать все, чтобы… наши отношения могли принести пользу Дэвабаду. И думаю, она относилась ко мне так же.

– Ты ее любил?