Каве возмущенно покосился на него.

– Разве ее слова недостаточно?

«Недостаточно, если в этом замешан ты». Этого Али, конечно, не стал говорить вслух. Он просто положил руку на сердце и честно сказал:

– Ни в коем случае не хочу обижать твою помощницу, визирь. Но это помогло бы нам поймать…

– Я не его помощница, – заявила женщина. – На что это вы намекаете? Я женщина благородной крови! Я не принадлежала никому, кроме моего супруга, Парвеза!

Али открыл рот, но Гасан поднял руку.

– Так есть ли свидетели? Я не ставлю под сомнение ваши слова, госпожа. Но это помогло бы нам найти преступников.

Ваджед отрицательно покачал головой.

– Свидетелей нет, король. Во всяком случае, все утверждают, что ничего не видели, хотя, когда мы прибыли, на месте преступления царил хаос. – После минутного колебания он добавил: – И довольно много Дэвов собралось с требованиями найти и привлечь к ответственности виновника.

В Али вспыхнуло беспокойство.

– Шафиты в этом лагере под нашей защитой. Там сотни женщин и детей.

– Им нечего там делать, – возразил Каве. – Ты сам во всем виноват. Ты вложил свои ядовитые мысли в уши бану Нахиде, и в результате убит Дэв.

Али заподозрил неладное. Каве еще в Великом храме ясно дал понять, что он против сотрудничества Нари с шафитами. Но он же не так жесток, чтобы учинить что-то подобное…

Оценив деликатность ситуации, Али перешел на гезирийский, чтобы Дэвы не могли его понять.

– Аба, я знаю эту женщину, – тихо проговорил он. – Каве знаком с ней. Он подослал ее ко мне в спальню, когда я только начал жить во дворце.

Гасан искоса посмотрел на сына, ничем не выдавая своих эмоций, и Али продолжил:

– Мунтадир, ты тоже должен узнать ее. Ты тоже там был. Если бы она сняла вуаль, ты бы точно вспомнил ее лицо.

Мунтадир уставился на него, прикидывая, как повести себя в этой ситуации.

А потом его лицо не выражало ничего, кроме того же безжалостного спокойствия.

– Я ведь ясно дал понять, что думаю о твоем отношении к шафитам. – Он рывком расправил плечи, и его расчетливое лицо исказила гримаса негодования. – И я не попрошу эту несчастную раздеться лишь потому, что ты принимаешь ее за проститутку!

Его последние слова, произнесенные уже по-джиннски, а не по-гезирийски, рассекли тишину в комнате, как хлыст. Каве ахнул, а женщина пронзительно взвизгнула.

Обернувшись, Али увидел ужас на лицах растущей толпы, привлеченной воплями женщины.

– Я… я этого не говорил, – пробормотал он, не в силах поверить в такое предательство. – Я хотел сказать…

– Да как вы смеете, – возмутился Каве. – Как вам не стыдно, принц Ализейд? Неужели вы так ненавидите Дэвов, что готовы обесчестить скорбящую женщину, когда кровь ее мужа еще не смыта с ее рук?

– Я вовсе не то имел в виду!

Мунтадир тем временем проскользнул мимо него и встал на колени рядом с женщиной.

– Мы найдем и накажем того, кто это сделал, – пообещал он с искренностью в каждой линии его красивого лица. Он оглянулся на Гасана. – Каве прав, аба. Я тоже пытался предупредить тебя и Нари. Шафиты опасны, и подобная трагедия была неминуема. Али наивен. Его фанатизм заражает всех вокруг.

Али уставился на него во все глаза.

– Диру…

– Ализейд, оставь нас, – коротко сказал Гасан. – Тебе и твоим спутникам запрещено покидать дворец, пока я не распоряжусь иначе. – Он сверкнул на Али глазами. – Понял меня? Возвращайся сразу в свои комнаты. Не дай Бог, ты еще больше усугубишь ситуацию.

Али даже не успел возразить, как брат схватил его за шиворот и потащил к дверям.

– Аба, не надо! – закричал он. – Ты слышал Ваджеда, там собирается толпа. Пострадают невинные!

Гасан даже не взглянул на него.

– Мы все уладим.

Мунтадир вытолкнул его за порог с такой силой, что тот потерял равновесие.

– Ты опять все только портишь, – рявкнул он по-гезирийски.

– Ты солгал, – сказал Али, дрожа от переизбытка чувств. – Я знаю, что ты…

– Ты ничего обо мне не знаешь, – тихий голос Мунтадира казался Али ядом. – Ты и понятия не имеешь, во что мне обошлась эта должность. И будь я проклят, если потеряю ее по вине какого-то помешанного на шафитах фанатика, который не умеет держать язык за зубами.

Он захлопнул дверь у брата под носом.

Али отшатнулся. Из груди рвалась ярость. Ему хотелось сорвать дверь с петель и вытащить брата в коридор. Никогда раньше у него так не чесались руки ударить кого-нибудь.

Изящный аквариум, новый элемент, прекрасно дополняющий интерьер коридора, в виде сложной наколдованной конструкции с цветными хрустальными птицами, которые словно бы порхали, резвясь в стоячей воде мозаичного бассейна, взорвался, и вода, шипя, превратилась в туман.

Али даже не заметил.

«Мы все уладим», – сказал отец. Что это значило? Али подумал о своих мастеровых, об их семьях. О том, что будет, когда на них пойдет толпа Дэвов. Подумал о Субхе и ее маленькой дочери. Нельзя было быть таким безрассудным, как раньше. Но как он мог допустить травлю шафитов, которых поклялся защищать? А Али знал, как ведет дела его отец: Гасан не станет рисковать и не отправит Королевскую гвардию спасать шафитов от толпы скорбящих Дэвов.

Но был кое-кто, к кому Дэвы могли прислушаться. В груди нервно затрепетало. Мунтадир убьет его, если, конечно, Гасан не сделает этого первым.

Не имеет значения. Все потом. Али вскочил на ноги и побежал в лазарет.

Будь она хоть трижды Дэвой, Нари была уверена, что никогда не полюбит верховую езду.

Словно услышав ее мысли, скакун под ними ускорил бег и на всех парах завернул за угол. Зажмурившись, Нари крепче обхватила Али за талию.

Он издал сдавленный звук, выражая недовольство.

– Не понимаю, почему ты не села на собственную лошадь, – сказал он, кажется, в десятый раз. – Это было бы более прилично.

– Так быстрее, – оправдывалась она, не желая признавать свою несостоятельность как наездницы. Овладение навыком верховой езды было делом чести для Дэвов. – Мунтадир вечно твердит, как сильно любит эту лошадь. Он говорит, что это самый быстрый скакун в Дэвабаде.

Али застонал.

– Могла бы предупредить, что это его любимый скакун, прежде чем красть его.

Она разозлилась.

– Может, стоило подумать об этом, прежде чем врываться в мой лазарет и кричать о заговорах.

– Ты мне хотя бы веришь? – спросил Али с надеждой в голосе.

Верю, что Каве задумал недоброе. Старший визирь ясно дал понять, что враждебно относится к шафитам, хотя Нари все еще сомневалась, что он способен на подобную подлость. Было в нем что-то, что вызывало недоверие, но и жестоким он не казался.

Но ответила она другое:

– Эта история настолько абсурдная, даже по твоим меркам, поэтому допускаю, что она может быть правдой.

– Как великодушно с твоей стороны, – пробормотал Али.

Они пригнулись, уворачиваясь от низко висящей веревки с бельем. Они скакали по закоулкам гезирского сектора – Али решил, что это короткая дорога, – и вокруг громоздились бескрайние безоконные массивы каменных особняков, а в воздухе витал легкий запах отбросов. Лошадь перепрыгнула широкий дренажный канал, и Нари чертыхнулась, крепче прижимаясь к Али и цепляясь пальцами за его пояс с оружием. Она не сомневалась, что уж оружие-то у него точно пристегнуто надежно.

Она услышала, как он бормочет себе под нос молитву.

– Тебе обязательно это делать? – прошипела она ему в ухо, преодолевая смущение.

Нари не могла отрицать очевидного и готова была согласиться, что принц – отнюдь не самая… отталкивающая кандидатура для крепких объятий. Она уже взрослая женщина и может трезво оценить тот факт, что ежедневные тренировки оказывают положительное воздействие на мужчину, не испытывая по этому поводу душевных треволнений. Это Али вел себя так, что ситуация автоматически становилась неловкой.