Джамшид крепко зажмурился.

– Я всегда называл его эгоистом. Создатель, лучше бы он и дальше им оставался, но зато выбрался сам. Дэвабад всегда стоял для него на первом месте, – с горечью добавил он.

Мантра, которую и тебе, возможно, скоро придется усвоить, бага Нахид. Нари обхватила руками колени.

– Что тебе известно от Хацет и Ваджеда? – спросила она.

– Я знаю, что город пал и магия исчезла. Нас догнали разведчики, когда мы были еще в Ам-Гезире. Они скакали верхом на украденных лошадях, будто демоны гнались за ними. Они сообщили, что бану Манижа и Афшин вернулись из мертвых, а мой отец помог им убить короля и всех Гезири во дворце.

Сердце Нари бешено колотилось.

– Значит, они ничего не говорили… о тебе?

– Обо мне? Нет. Угрожали мне и недвусмысленно давали понять, что думают о Дэвах, но в остальном, похоже, их вполне устраивало, чтобы я тихо сходил с ума здесь в одиночестве. – Джамшид отстранился, подозрительно прищурившись. – Что такое? У тебя взволнованный вид. Я чего-то не знаю?

Можно и так сказать.

– Джамшид, – начала Нари. – После Навасатемского нападения ты хотел поговорить со мной. Твои раны зажили, и ты говорил с Разу на вымершем тохаристанском диалекте…

Он почесал в затылке.

– Как будто это было тысячу лет назад, – признался он. – Даже не знаю… может, магия Нахид, которую ты призвала против «огня Руми», наконец меня излечила.

– Не только я призывала магию Нахид.

Когда Джамшид лишь продолжил смотреть на нее, окончательно растерявшись, Нари объяснила:

– Джамшид, ты однажды говорил мне, что почти ничего не знаешь о своей матери, кроме того, что она была вроде бы служанкой из низшего сословия – ужасный мезальянс. Что она умерла, когда ты был еще совсем мал, и твой отец никогда не вспоминал о ней. – Нари встретилась с ним взглядом. – Джамшид, твоя мать не принадлежала к низшему сословию. Напротив… более высокого рода в нашем племени не существует. И она жива.

Джамшид уставился на нее во все глаза. Через секунду-другую замешательство на его лице сменилось шоком, а затем – отрицанием.

– Ты же не имеешь в виду…

– Именно это я и имею в виду. Манижа – твоя мать. Гасан схлестнулся по этому поводу с твоим отцом, когда арестовал нас, и Каве все подтвердил. Ты Нахид, сын бану Манижи.

– Нет! – Джамшид вскочил на ноги и принялся вышагивать по камере. – Не может быть, – настаивал он, прижимая руки к вискам. – Я… я же обыкновенный! У меня нет ни малейшего дара к исцелению. Создатель! Я бросил духовенство – я определенно не один из избранных Сулеймана!

– Справедливости ради… вроде бы это жрецы должны почитать нас, а не наоборот, – отметила она.

Глаза Джамшида распахнулись еще шире.

Нари тоже встала.

– Джамшид, поверь, я знаю, как тяжело это слышать – я и сама всего шесть лет назад не верила даже в существование магии. Но я бы не стала тебе этого рассказывать, если бы не была уверена. Гасан считал, что Манижа каким-то образом сумела замаскировать твои способности, но он понял, кто ты такой, в тот самый момент, когда увидел тебя ребенком. – Она коснулась своей щеки. – На наших лицах печать Сулеймана. Только носитель кольца может ее видеть, но она там. Гасан знал. С самого начала. Хацет и Ваджед тоже.

Джамшид дернулся.

– Ализейд знает?

– Ему только что рассказали.

– Ну, понятно. – Он выглядел разбитым. – Значит, Гасан, Хацет, Ваджед и Али. – Он сжал руки в кулаки. – Как думаешь, Мунтадир…

– Нет. – Нари не могла знать этого достоверно, но чутье подсказывало именно так. – Не думаю, что он знал.

– Ничего не понимаю. – Джамшид подергал себя за отросшую бороду, словно норовя ее выдрать. – Мой отец говорил о Нахидах с пиететом и грустью… он не давал ни малейшего намека. Я воспринимал их как легенду, пока не встретил… – его округлившиеся глаза поймали ее взгляд. – Тебя, – прошептал он. – О-о…

Нари покраснела, чувствуя себя необычайно уязвимой.

– Да, выходит, что мы брат и сестра. Ничего страшного, если ты не хочешь поддерживать со мной таких отношений, я пойму.

Джамшид подошел ближе и взял ее за руку.

– Я хочу поддерживать такие отношения, еще как. То, что ты оказалась моей сестрой, возможно, лучшее, что случилось со мной за последние годы.

От искренности в его голосе Нари лишь еще сильнее покраснела.

– Хорошо, а то я немного устала быть единственной Нахидой, чьи руки не замараны кровью. – На более откровенное признание своих чувств Нари была неспособна.

Джамшид спал с лица.

– Да, полагаю, нам придется поговорить об этом… о ней, – он поднял глаза на Нари. – А мой отец…

– Нет, – ответила она и замолчала.

Джамшид не сводил с нее выжидающего взгляда.

Скажи ему. Если уж даже Физе Нари рассказала, что она шафитка, – пиратке, которая с радостью продала бы ее при первой возможности, – неужели не сможет рассказать своему родному брату? Джамшид добрый. Джамшид хороший, и Нари знала, что он пытался как-то помогать шафитам…

Но прежде всего он оставался дэвом, воспитанным в предрассудках, слишком распространенных среди их племени. И да простит ее Создатель, Нари боялась, что может попросту не справиться с его реакцией в данную минуту.

– Нет, – повторила она. – Я не знаю, кто мой отец, но это точно не Каве.

– Да это и не важно. – Джамшид искренне улыбнулся ей. – Непривычно думать о великой и могущественной Нахиде, которой я так восхищался, как о своей младшей сестре. – Улыбка сошла с его лица. – Теперь мне особенно сильно хочется схватить тебя и убежать отсюда.

– Не нужно никуда бежать. – Это смахивало на ложь больше, чем ей хотелось бы. – Во всяком случае, не сейчас. Я приехала сюда по своей воле. Я знаю, что ты не доверяешь Али, но ему доверяю я, а нам сейчас нужны союзники.

– Его мать целый месяц держала меня в темнице, Нари. Они мне не союзники.

– Как и наша мать. Ты не был в Дэвабаде, Джамшид. Ты не видел, как жестоко прошло ее завоевание. Она выпустила яд, способный убить каждого Гезири в городе. Яд убил десятки джиннов во дворце – детей, ученых и слуг. Невинные души. Я не на ее стороне.

– Значит, ты на стороне Кахтани?

– Нет. Я на стороне Дэвабада. Я хочу все исправить и, возможно, однажды даже увидеть мир, где можно будет выбирать стороны, основываясь на том, кто прав, а не на том, к чьей семье или племени мы принадлежим.

Джамшид вздохнул:

– А я-то считал тебя реалисткой.

– Так и есть. Пожалуйста… ты поддержал меня в храме, когда я сказала, что хочу работать с шафитами. Я прошу тебе сделать это еще раз.

Он отошел в сторону.

– Это гораздо опаснее, чем храм, Нари. Священники могли разве что ответить тебе отказом. А я почти уверен, что половина обитателей этого замка желает нам смерти.

– Тем больше причин склонить их на свою сторону.

Он все еще сомневался, но обреченно промычал что-то в знак согласия.

– Для начала расскажи мне, как вы с шейхом Пламенным Мечом оказались здесь, тогда и посмотрим, что я думаю о таких союзниках.

Али вывалился из камеры, все прокручивая в голове обвинения Джамшида. Он шел, куда глаза глядят, зная только то, что должен уйти – оставить наедине брата и сестру Нахид; самому остаться наедине с собой, подальше от того, кто только что разворошил потаенные уголки его души и по осколкам вытащил на свет все, чего он так стыдился. Али вышел к лестнице, желая лишь поскорее выбраться из этого затхлого каменного подземелья.

Вместо этого он врезался прямиком в Ваджеда.

Каид стоял, скрестив руки на груди, и глядел на Али так, будто они снова вернулись в Цитадель и тот собирался делать ему выговор. От этой мысли у Али защемило сердце. Хотя прошло уже несколько недель, он все еще помнил, как стоял в захваченном кабинете своего наставника в Цитадели, и знал, что Ваджед никогда не простит ему мятежа. Ваджед был Гезири до мозга костей и всецело предан Гасану, своему королю и другу детства.