В отличие от Али, хотя тот и понимал, что сейчас самое время сыграть на этих струнах.

– Несмотря на то что в меджлисе нас… отвлекли, благодарю за то, что ты приехал в Та-Нтри и позаботился о безопасности моей матери. – Он положил руку на сердце. – Моя семья никогда не забудет твоей преданности.

Ваджед прищурился:

– Я слышал, как этот дэв кричал на тебя. Если после подобного твое первое побуждение – это выйти сюда, поблагодарить меня за службу, а потом вежливо отправить в отставку, я доложу твоей матери, что ты сошел с ума.

Значит, разговор будет личным.

– Я не сошел с ума, дядя. И я не хочу отправлять тебя в отставку. Ты мне нужен, Ваджед. Ты прав, идет война, но наш враг не там, – сказал он, указывая на камеры. – Нари дважды спасала мне жизнь от Дараявахауша и Манижи. Джамшид был самым близким… спутником Мунтадира, – закончил он с легкой запинкой. – Уверен, что воин, обучавший меня стратегии, увидит выгоду в том, чтобы дети Манижи были на нашей стороне.

– Я вижу выгоду в том, что они были нашими заложниками.

– Тогда я вижу выгоду в том, чтобы найти нового каида. А я бы предпочел этого не делать, – сказал Али, не упуская из виду бурю эмоций, промелькнувших на лице Ваджеда при этом ультиматуме. – Но Нахиды – мои союзники, и я не позволю им угрожать.

– Твой отец тоже хотел сделать из Нахид союзников. Посмотри, куда это его привело.

– Мой отец хотел принудить их стать союзниками. Это не одно и то же. Дядя, я знаю, ты должен презирать меня за ту ночь. Но я не жалею, что ослушался его. Я любил отца. Мне жаль, мне невыразимо жаль, что мы с ним простились на такой скверной ноте, но более того, мне жаль, что он умер с большим грехом на душе. Его последний приказ мог лишить жизни сотни невинных горожан. Он умер, угрожая женщине, живущей под его крышей, своей собственной невестке. Если ты не согласен с моими действиями и хочешь оставить службу, я пойму. Но я отказываюсь идти по его стопам.

Ваджед сжал губы в тонкую линию.

– Ты мне как сын, Зейди. Ты последний из рода Кахтани, и я буду служить тебе, как служил до тебя твоему отцу. Но ты должен понимать, как разозлен наш народ. – Он наклонился ближе. – Поверь мне, я не единственный, кто отнесется к подобному союзу скептически. Почти у каждого джинна в этом замке есть близкие, которые или погибли от рук Манижи, или застряли в Дэвабаде. Ты снискал популярность среди нашего народа, но ты и сам это прекрасно знаешь, поскольку использовал ее, склоняя Цитадель и сектор Гезири к восстанию, – добавил он. – Не разбрасывайся их поддержкой.

Али кивнул:

– Я понял. Но прямо сейчас мне нужно найти свою мать. Если я попрошу тебя остаться здесь…

Ваджед закатил глаза:

– Ничего с твоими Нахидами не случится. Я даже извинюсь перед ними, хорошо? И буду обращаться к ним по их нелепым титулам.

– Я знал, что могу на тебя рассчитывать.

Но подъем духа, который испытал Али, склонив на свою сторону Ваджеда, продлился недолго.

На его месте должен был быть ты. Эти слова не выходили у него из головы с той самой секунды, когда его брат принял на себя удар зульфикара, который Дараявахауш предназначил Али. Потому что Джамшид был прав. На его месте должен был быть Али.

А теперь Мунтадир был мертв, Али носил его печать и не знал, сможет ли когда-нибудь пережить это чувство вины.

Мимо прошли слуги, солдат отдал ему честь. Али с трудом сумел ответить. Последние недели он даже не вспоминал о протоколе и теперь боялся допустить ошибку. Так что он юркнул в первую попавшуюся нишу и с облегчением обнаружил, что та выходит на маленький пустой балкон. День на самом деле стоял прекрасный, и сразу за джунглями Али увидел море – в воде отражались блики яркого солнца.

А потом ему вспомнилось совсем другое восклицание Джамшида. Твой брат был любовью всей моей жизни.

Али вдруг почувствовал себя ужасно глупо: все перешептывания, фразы и взгляды, которые пролетали мимо него незамеченными, вспомнились теперь задним числом, и все, что он когда-то упустил, стало вмиг очевидным. Но он не понимал почему – почему Мунтадир шел на такие жертвы, чтобы сохранить их отношения в тайне от Али? Его брат никогда не стремился скрывать все остальное. Пьянство, женщины, пренебрежительное отношение к молитве, да и к любым проявлениям их веры – карусель грехов.

Так вот что это, по-твоему? Грех? И вправе ли был Али судить об этом? Каждую вторую ночь ему снились сны о жене его брата, а на его руках была кровь невинных. Что такого сделал Мунтадир в сравнении с этим? Влюбился запретной любовью? Тут Али мог ему только посочувствовать.

Но даже не это было самым страшным из обвинений Джамшида. Боже, та ночь на крыше… Было время, когда Али думал о той ночи ежедневно. Теперь же он с трудом мог вспомнить имя своего несостоявшегося убийцы.

Ханно. Ханно, шафит-метаморф из «Танзима». Али постепенно припоминал: чистокровные джинны похитили и убили его дочь. Горе в глазах мужчины, кровь, боль, короткий приказ, грубо отданный Джамшиду перед тем, как Али потерял сознание, – приказ избавиться от него. Должно быть, Али показался капитану дэвов чудовищем.

Должно быть, в этот момент он был точной копией Гасана.

С этого все и началось, аба? Так ли чувствовал себя его отец, когда был еще юным королем, напуганным и настолько не понимающим, как править страной, что он просто давил все, что могло ему навредить? Маска, которую Гасан примерял при дворе, маска, которую Мунтадир носил всю свою жизнь, – когда на тебя возлагают такую ответственность, как еще реагировать, если ты знаешь, что одна ошибка может погубить всех, кого ты любишь?

Твой брат был любовью всей моей жизни. Снова он слышал слова Джамшида, но перед мысленным взором Али увидел Мунтадира. Как много себя прятал его брат за своей кривой улыбкой?

Али прислонился к стене, прячась в прохладную тень. На минуту ему захотелось поговорить с хорошим имамом, который знал бы Писание и чья вера была крепка, чтобы тот подсказал ему, что делать дальше.

Его внимание привлек приглушенный мягкой туфелькой шаг. Али тут же потянулся к зульфикару… и сразу опустил руку.

– Ты нашел мой секретный уголок. – Хацет вышла на солнечный свет, ласково улыбаясь ему. – Я всегда приходила сюда, когда была маленькой. Здесь раньше росла огромная виноградная лоза, по которой было удобно залезать наверх, чтобы лучше видеть море, но мама срезала ее, когда я упала и чуть не свернула себе шею. – Ее улыбка погасла. – Я разрываюсь между желанием прижать тебя к сердцу и дать подзатыльник, Алу-баба. Я думала, ты побудешь здесь хотя бы денек, пока не возникнет это чувство.

– Я привез Нари в Та-Нтри не для того, чтобы на нее со всех сторон набросились злые джинны, – оправдался Али, полагая, что Хацет недовольна его грубым поведением. – У нее есть причины хранить секреты.

– А у нас есть причины не доверять Нахидам. – Хацет бросила на него проницательный взгляд. – Как пообщались с новым бага Нахидом?

Али не стал утруждать себя ложью. Его мать, казалось, всегда знала правду.

– Над нашими отношениями нужно еще поработать. – Он помолчал. Его мать действительно всегда знала правду. – Мунтадир и Джамшид… они были…

– Да. – Очевидно, мать догадалась, о чем идет речь. – Они хорошо скрывались, но большинство из нас знали.

– И отец знал?

– Да, – ее голос звучал мрачно. – Думаю даже, что он поощрял эти отношения – во всяком случае, чувства Джамшида. Возможно, он получал некое удовлетворение, наблюдая, как далеко готов пойти сын Манижи, чтобы защитить его сына.

У Али свело желудок.

– Мунтадир никогда не говорил мне об этом. А ведь раньше мы были близки. Мне тошно думать о том, что он мог бояться моей реакции. И что, возможно, он был прав.

– Ты был юн, когда это началось, Ализейд. Рос в Цитадели, огороженный от внешнего мира – и, будучи матерью, я, признаться, не возражала. Ты не знаешь, как сложились бы ваши отношения с Мунтадиром в дальнейшей жизни.