Немного странным казалось изучать добычу нефрита с такой тщательностью. При чтении скучных записей добыча нефрита ничем не отличалась от любого другого бизнеса: затраты и выпуск продукции, прибыль и расходы. Здесь хранились финансовые отчеты, накладные и счета-фактуры. Никакой разницы с производством и продажей любого товара. Традиционный абукейский фольклор связывал нефрит с Первоматерью и сотворением мира. Дейтисты считали его священным даром богов и путем к спасению человечества. Некоторые чужеземные религии называли его дьявольской субстанцией, и шотарцы во время нескольких десятилетий своего правления специально насаждали эти верования. Нефрит окружен столькими мифами и чувствами, он такой могущественный и загадочный, и все же – вот он, такой скучный. Его просто нужно выкопать, разрезать, перевезти, огранить, отполировать и прибыльно продать.
Шаэ скопировала важные документы и перешла к следующей папке. Сведения о работниках. Она пролистала их. Шаэ не понимала, что конкретно ищет. Лан велел провести аудит операций, но не сказал, что именно может оказаться не в порядке. Список работников соответствовал возросшим затратам на зарплату. Текучесть персонала была небольшой, но пара человек получила травмы, и наняли нескольких новых. Все выглядело вполне ординарным. В некоторых отчетах использовались технические термины, сокращения и аббревиатуры, которых Шаэ не знала, но она достаточно разбиралась в горной добыче Кекона, чтобы понять большинство из них. Последние два года в академии ее наставником был Юн Дору, еще когда клан питал надежды на то, что она займет высокий пост в деловой части Равнинных, а может быть, однажды даже сменит Дору в качестве Шелеста.
В отличие от братьев, у Шаэ было мало друзей в Академии Коула Ду. Она сблизилась с Ван Пайядешан, талантливой, но застенчивой дочерью скромного Фонарщика. Мать Пайи несколько лет назад умерла от болезни, и Шаэ часто приглашала подругу в резиденцию Коулов. Однажды Шаэ что-то искала, сейчас она даже не помнила, что именно, и наткнулась на толстый конверт с фотографиями на столе Дору. Хорошенькая Пайя в нижнем белье. Пайя, стоящая на четвереньках, в собачьем ошейнике. Обнаженная Пайя с раздвинутыми ногами, бледная и неловкая, в глазах выступили слезы.
Когда Шаэ сказала подруге больше никогда не приходить в дом, та заплакала от стыда, но и с явным облегчением. Она молила Шаэ понять: она совсем не такая и не хотела этого, но Дору-цзен так помогает ее отцу в делах – что она могла поделать?
Шаэ сказала деду, что больше не будет учиться у Дору. Все необходимое о бизнесе клана она узнает у старших Барышников, например, у Хами Тумашона, но больше не станет иметь дел с Шелестом. «Не глупи, Шаэ-се, – ответил Коул Сен. – У каждого человека есть слабости, ты не знаешь, что сделали с Дору-цзеном во время войны, а к тебе он всегда относился с уважением».
За годы отвращение Шаэ к Юну Дорупону не уменьшилось. Из-за него она потеряла не только подругу, но и обожание, которое испытывала к деду.
Шаэ порылась в рюкзаке в поисках коробки с обедом – булочки с луком, мелко накрошенные овощи и маринованное яйцо из последней гостиницы, а также бутылка воды. Она поела и продолжила просматривать документы. В дверь сунул голову управляющий и спросил, как дела, Шаэ ответила, что все хорошо. Она уже разобралась в системе хранения документации и теперь вытаскивала и копировала ежемесячные финансовые сводки, чтобы позже изучить их повнимательнее и сравнить с ежегодными отчетами КНА.
Она собиралась снять в Пуле комнату – так она сможет приезжать в горы, когда понадобится. Даже если она не найдет ничего интересного для Лана, то может считать это чем-то вроде отпуска за работой, будет делать что-то полезное и в то же время отдохнет в горах, прежде чем с новыми силами примется за поиски работы. По крайней мере, она познакомится с операциями в горнодобыче, и если посоветовать Лану, какие можно внести улучшения, то значит, ее диплом бизнес-школы пригодится. Она подняла крышку очередной коробки и открыла новую папку. Ордера на покупку оборудования.
В прошлом году рудник сделал значительные капитальные вложения – буры с алмазными наконечниками, гидравлический распределитель, грузовики большого объема – в основном все это отправилось на новые и расширяющиеся рудники. Шаэ сочла недостатком планирования такие высокие затраты за один год, и гадала, надавил ли Шелест на КНА, чтобы получить одобрение расходов. Она написала в блокноте «смета капвложений?» и вытащила очередную папку финансовых отчетов. Увеличение операционных расходов в первый год амортизации нового оборудования было совершенно неудивительным.
В прошлом году добыча выросла на пятнадцать процентов, хотя пока что это не отразилось на прибыли – возможно, КНА придерживает дополнительный нефрит? Картель строго контролировал, сколько нефрита отправится в школы Зеленых Костей, дейтистские храмы и к другим лицензированным потребителям из военной и медицинской сферы, а сколько будет продано – главным образом правительству Эспении. Остальное хранилось в массивных подвалах под зданием Кеконского Казначейства.
Шаэ еще раз просмотрела заказы на оборудование. Ее взгляд зацепился за подпись внизу. Такую она не видела на других бумагах. Она с секунду смотрела на нее, а потом поняла, чье это имя. Гонт Ашченту. Штырь Горных.
С какой стати глава боевой ветви клана Айт подписывает заказы на горное оборудование? Хотя кланы Зеленых Костей обладали контрольными долями в КНА, сами рудники были государственными и не управлялись непосредственно кланами. Ежегодный бюджет на расходы рудника одобрял совет директоров КНА, так что любую подпись на такой форме должен ставить представитель клана в КНА – либо Дору, либо Ри Тура, Шелест Горных, либо кто-то из их непосредственных подчиненных. Что означает подпись Гонта на этой странице и на нескольких других?
Шаэ скопировала все страницы и аккуратно сложила в рюкзак. Она вернула бумаги на место, убрала коробку обратно в шкаф и вышла. Ей все-таки не придется ночевать в Пуле. Шаэ предстояла долгая обратная дорога в город, нужно поскорее отправиться в путь.
Глава 17. Вечер в «Божественной сирени»
Голос чаровницы звучал то на высоких и чистых нотах, то становился мрачным и завораживающим. Она играла на тунийской арфе и пела с закрытыми глазами, изящная головка с волнами темных волос покачивалась в такт мелодии. Лан сидел на плюшевых подушках, сбросив с плеч напряжение, его разум тихо дрейфовал вместе с музыкой. Он находился в одиночестве в пышно обставленной комнате, это было частное представление. В песне говорилось об одиноком путешественнике, тоскующем по родному острову. Никто здесь не был настолько бестактным, чтобы петь ему о любви и разбитом сердце.
Обычно Лан перемещался с парой телохранителей, но в мужской клуб «Божественная сирень» пришел один. Он хотел насладиться вечером без сидящих на хвосте членов клана. Здесь он не желал вспоминать о том, что он Колосс. Госпожа Суго, Фонарщица и владелица «Божественной сирени», это ценила, и Лан мог положиться на ее молчание и превосходный вкус. У него ни разу не возникало здесь никаких осложнений, все знали, что клуб часто посещают Равнинные, и только самоубийца мог что-нибудь учудить, даже если внизу, в игровом зале, возникнут какие-то проблемы.
Кое в чем надо отдать должное Зеленым Костям, подумал Лан. В целом Жанлун – один из самых безопасных городов в мире. Кланы изгнали иностранных преступников и гангстеров, приглушили уличную преступность, обложили пороки налогами и контролировали их на приемлемом для политиков и общества уровне. Если некоторые ночные развлечения в клубе госпожи Суго и были не вполне легальными, ей хватало благоразумия щедро и вовремя выплачивать дань клану, и она не жалела усилий, чтобы доставить удовольствие Лану.
Чаровница Юнни вытянула последнюю меланхоличную ноту песни, слова завибрировали в горле, а пальцы легко протанцевали по струнам арфы. Лан поставил бокал с вином и зааплодировал. Юнни опустила подбородок в притворной застенчивости и посмотрела на него сквозь припудренные ресницы.