«Мой брат умрет, – ей вспомнился рассказ Джамшида об отравлении Али. – Он не убедит Манижу остановить насилие и выкинет что-нибудь безрассудное и храброе в попытке помешать ей, и тогда он умрет». И не имело значения, что Джамшид приходился Маниже сыном – Нари прекрасно знала, как поверхностны были ее материнские чувства.

Охваченная отчаянием, Нари обняла себя руками, спасаясь от коридорного холода и перебирая в уме все, что ей было известно, в мучительном поиске выхода, который не повлек бы за собой очередную смерть кого-то, кого она любила.

Нужно пойти и утопить этих жар-птиц. И их избавить от страданий, и лишить Джамшида возможности уехать. Нари снова задрожала, ее вздох вырвался облачком пара.

Она замерла.

В Шефале не должно быть так холодно.

Словно ледяной палец скользнул по ее спине, когда Нари посмотрела в конец коридора. Она была одна, и в странно неподвижном воздухе повисла такая густая тишина, что казалась осязаемой. Удушливой. Как будто Нари была единственной обитательницей замка, хотя день перевалил за полдень и отовсюду должна была доноситься целая какофония звуков. Она обратилась к своей магии, к всевидящему шестому чувству.

Ничего. Ни сердцебиений за стенами, ни кашля, ни вздымающихся легких. Ни души. И только кусачий ветер щекотал ей шею, напоминая дуновение блуждающего облака.

Нари сорвалась с места и бросилась к себе. Она рывком распахнула дверь в свою комнату и пересекла порог…

Оказавшись прямо на заледеневшем утесе.

Нари окинула взглядом пейзаж, невозможным образом представший перед ней: заснеженные горы и острые черные скалы на фоне бледного неба – там, где должна была стоять ее кровать. Она резко развернулась, потянувшись к двери.

Дверь исчезла. Теперь перед Нари выросла сверкающая стена льда, сплошной гладкий массив, простиравшийся во всех направлениях.

Ее разум не мог до конца осознать, что за чертовщина сейчас творится, поэтому Нари не успела даже запаниковать, когда со спины ее накрыла тень. Позади приземлилось существо, достаточно крупное, чтобы заслонить подернутое облаками солнце. Нари снова повернулась, поскользнувшись на льду.

На нее смотрел шеду.

В детстве Али слышал легенды о преисподней, рисовавшие в его воображении страшные картины с пылающими кострами и обжигающими ветрами; место, где тесно от душ злодеев и шумно от их истошных криков.

Он начинал подозревать, что легенды ошибались. Ибо не мог подобрать более уместного слова, чтобы описать безмолвное, пустое царство в морской пучине, где он очутился.

Здесь не было ни дня, ни ночи. Ни неба. Лишь тяжелая чернота, навалившаяся сверху, такая непроглядная и зловещая, что Али не мог поднять глаз без головокружения и ощущения, что его вот-вот расплющит. Единственным источником света было эфемерное мерцание бирюзовой воды, затопившей землю. Его окружали развалины города, казалось, даже более величественного, чем Дэвабад, уничтоженного и покинутого эоны назад, в один из катаклизмов, о которых пишут священные книги. Затерянный город на самом дне мира, где Али оказался единственным обитателем и время потеряло смысл.

Он доковылял до очередного узкого прохода, протискиваясь между высоких, облепленных ракушками стен.

– Физа! – крикнул он. Пересохшее горло саднило. – Физа!

Эхо подхватило ее имя, подкидывая на затихающих волнах. Ответа не последовало. Ни ответа, ни звука Али не слышал с тех самых пор, как очнулся один на затопленном песке, весь покрытый кровавыми царапинами, с сильно вывихнутой лодыжкой и, по всей видимости, сломанным ребром, больно режущим бок. Те раны, которые не открывались заново при ходьбе, уже начали заживать, и кровавая корка на царапинах стала для него единственным мерилом времени. Ребро и лодыжка болезненно реагировали на каждый вздох и каждый шаг, и все же Али не сдавался, ища выход из этого места. Остановиться означало бы навлечь на себя безумие.

Может, это и есть твое наказание. Может, Тиамат бросила на него один взгляд, увидела, что Али избавился от печати Сулеймана, и оставила его здесь, обрекая на долгие муки. А они будут долгими. Али – джинн. Пройдут недели, пока он оголодает до смерти, невыносимые недели.

Узкий проход расширился, и Али вскрикнул, когда вода, плескавшаяся на уровне его лодыжек, внезапно дошла до самого горла. Он нырнул и успел набрать полный рот соленой жидкости, после чего опомнился и поплыл, перетруживая все новые мышцы. Зульфикар в ножнах болтался в воде, то и дело ударяясь о бедро. Али бросил попытки не намочить лезвие.

В тяжелой тишине каждый всплеск звучал громогласно, пока он проплывал мимо каменных барельефов диковинных зверей: крылатых быков с лицами бородатых мужчин, львиноголовых воинов с булавами и хлыстами. Кроме зверей, тут встречались выцветшие изображения садов и сражений, странных круглых кораблей и затаившихся охотников. Поначалу загадочные изображения и неразборчивые письмена на барельефах завораживали Али. Он гадал, кто их изваял и принадлежал ли этот город маридам или смертным.

Теперь ему стало все равно. Али хотел только одного: сбежать. Напиться воды, которая не имела бы привкуса моря, и насладиться хотя бы минутой без боли.

– Физа! – снова крикнул он. Мысль о подруге, потерянной в этом жутком лабиринте, толкала его вперед. – Физа!

Бассейн упирался в полуразрушенную лестницу, которая вела к плоскому массиву притопленной суши. Похоже, это была арена: из темноты выступало что-то, похожее на скамьи огромного амфитеатра. Али выволок себя на песок и упал на колени. Вода здесь стояла достаточно низко, чтобы не затекать ему в лицо, когда он прилег на землю. Боже милостивый, как же хотелось отдохнуть.

Только бы Физа была жива, – молился он. – Только бы выбраться отсюда.

Только бы все было не зря.

Али поежился от сырости, сворачиваясь калачиком. Он просто хотел обсохнуть. Согреться. Никогда он так остро не ощущал себя огненным джинном, как в этом жутком, мрачном царстве воды и руин. Он истосковался по пламени в руках, по мысленному шепоту, в ответ на который огонь забрезжит между его пальцами.

А затем… словно магия Али никуда не исчезала после его падения в озеро Дэвабада, в его ладони что-то затеплилось.

Али приподнялся, потрясенно глядя на зачарованное пламя, заплясавшее в его ладони. Его магия. Огненная магия, которая питала его с самого детства и не была запятнана одержимостью на озере или какой-то страшной семейной тайной. В следующую секунду Али вскочил на ноги, наплевав на боль, и вынул из ножен свой зульфикар.

– Гори, – шепнул он.

Зульфикар вспыхнул. Языки восхитительного зелено-золотого огня облизнули блестящее медное лезвие. Взрыв света выплеснулся наружу, побеждая удушающую темноту…

И озарил сотни вооруженных воинов, поджидавших его.

Али принял боевую стойку, но никто из них не пошевелился. Статуи, догадался он. Творения из камней и ракушек, до невозможности реалистичные, облаченные в наряды несметного множества народов и эпох. Короткие туники и плиссированные юбки, доспехи, подобных которым он никогда не видел, и дюжина разновидностей шлемов и щитов. И в то время как большинство статуй стояли по стойке «смирно», выстроившись в шеренгу и словно ожидая приказа, многие были простерты на земле, подняв свои каменные руки, словно оберегая головы, с выражением агонии, застывшим на их лицах. На земле валялись отколотые конечности, как будто кто-то прошелся по ним огромной кувалдой.

Али приблизился к одной из статуй и пнул ногой каменный торс. Нельзя было не отметить особое… тщание, с которым ваятель изобразил выпущенные кишки.

Он тяжело сглотнул. Уходи отсюда. Сейчас же. Крепче обхватив зульфикар, Али стал осторожно отступать, разворачиваясь в ту сторону, откуда пришел.

Как раз вовремя, чтобы успеть заметить боковым зрением, как что-то огромное юркнуло прочь.