Она еще раз оглядела зал. Али отсутствовал, и это ее беспокоило. По приказу Гасана они не виделись с того дня, и только часто обменивались письмами через королевского гонца. Написанные мелким почерком на египетском, все письма Али сводились к делам: новости больницы и новости строительства. Дескать, наказанием ему послужило изгнание матери и собственное заключение в больнице, да тем и ограничилось.

Нари ни на минуту в это не поверила.

Вспыхнул свет, а затем раздались радостные возгласы, привлекшие ее внимание к потухшему цилиндру.

Гасан поднялся на ноги.

– Я объявляю завершение двадцать девятого поколения со дня благословения Сулеймана!

Его слова были встречены одобрительным гулом, радостные возгласы и рев разнеслись по залу. Искры летели от оваций, а те, кто успел напиться, улюлюкали, запуская сверкающие волшебные фейерверки.

Гасан поднял руку.

– Идите домой, подданные. Поспим хотя бы одну ночь, прежде чем станем веселиться до упаду.

Он улыбнулся, на этот раз немного натянуто, и отвернулся.

Нари встала – или попыталась встать. Больная голова запротестовала, и она вздрогнула, прижав руку к виску.

Мунтадир схватил ее за плечо.

– С тобой все в порядке? – спросил он, даже где-то обеспокоенно.

– Да, – пробормотала она раздраженно, хотя и позволила ему помочь ей встать.

Он помолчал.

– Подготовка к завтрашнему параду идет хорошо?

Нари моргнула.

– Ну да…

– Хорошо. – Он прикусил губу. – Нари… Я понимаю, что следующие несколько дней станут сумасшедшими для нас обоих, но если ты не против, я хотел бы принять твое предложение посетить Великий храм.

Она скрестила руки на груди.

– Чтобы ты снова меня подставил?

– Я не буду, обещаю. И тогда не стоило. – Она скептически приподняла бровь, в ответ на извинения, и он раздраженно застонал. – Хорошо, Джамшид настоял, чтобы я помирился с тобой, и это показалось мне хорошим первым шагом.

Нари вспомнила их разговор с Низрин. Она не знала, как поступить с Мунтадиром, но посещение храма с мужем еще не означало, что она должна снова лечь с ним в постель.

– Давай.

Шепот магии пронесся по тронному залу, отчего волосы у нее на загривке встали дыбом. Воздух внезапно потеплел, а ее внимание привлекло движение у пола.

Ее глаза округлились. Вода в ближайшем фонтане, красивом каменном восьмиугольнике, покрытом зеркальными плитками в форме звезд, кипела.

Позади нее раздался испуганный вскрик. Она обернулась и увидела джинна, поспешно пятящегося от серии фонтанов, установленных вдоль стен по периметру. Вода кипела и в них, Волшебный лед, плавающий в их глубинах, испарялся так быстро, что от пола поднималась белая дымка.

Это длилось всего несколько секунд. Раздался свистящий, трескучий звук, когда раскаленная вода выпустила огромные облака, а затем резко испарилась, исчезая в рваных ранах на дне фонтанов.

Мунтадир подошел ближе.

– Пожалуйста, скажи мне, что это была ты, – прошептал он.

– Нет, – ответила она дрожащим голосом. На самом деле привычное тепло дворцовой магии, как будто ненадолго исчезло. – Но ведь во дворце такое иногда случается, не так ли?

Мунтадир выглядел встревоженным.

– Конечно. – Он откашлялся. – В конце концов, магия непредсказуема.

Нервный смех разразился по всему тронному залу. Праздничная толпа уже забыла странный момент. Гасан исчез, но Нари заметила Каве, стоявшего рядом с троном. Он смотрел на ближайший дымящийся фонтан.

И улыбался.

Это было жутко и мгновенно, но выражение его лица было неоспоримо, и холодное удовольствие в его глазах заставило ее сердце похолодеть.

Сыворотка правды, решила она. Как только закончатся праздники. Она коснулась руки Мунтадира.

– Увидимся вечером на празднике в больнице?

– Ни за что на свете не пропущу.

Голова Али раскалывалась, когда он ввалился в свою маленькую комнату в больнице. Послеполуденный свет обжигал глаза через окно, и он задернул шторы, утомленный наблюдением за приготовлениями к сегодняшнему открытию.

На столе ждала гора бумаг. Он взял первый лист пергамента. Это было письмо от одного из министров торговли Сахрейна с предложением встретиться после Навасатема, чтобы обсудить взгляды Али на восстановление городского порта.

Вдруг ему стало горько за себя, пронзительно горько. Для Али не будет «после Навасатема».

Слова поплыли перед глазами. Али был изможден. Он довел себя до ручки, пытаясь исправить положение в Дэвабаде, и теперь все это не имело значения. Его выгонят в любом случае.

Он уронил письмо и рухнул на подушку. «Это все не зря», – пытался он убедить себя. Больница готова, не так ли? Али, по крайней мере, помог с этим Нари и Субхе.

Он закрыл глаза и вытянул руки и ноги. Лежать неподвижно казалось раем. Непреодолимое искушение.

Просто дай себе отдохнуть. Во всяком случае, так ему говорили. Он глубоко вздохнул, удобнее устраиваясь на подушке, и тогда сон окутал его, окутывая покоем, холодным и тихим, как вода…

Озеро спокойно, когда он прибывает и выходит из илистого течения, которое принесло его сюда. Холод обжигает после теплых вод, которые он предпочитает. Хотя это озеро священно для его народа, а на дне лежит ослепительный плащ Великой Тиамат из сброшенной чешуи, – это не его дом. Дом – это широкая извилистая река, которая прорезает пустыню и джунгли, там водопады, которые врезаются в скрытые бассейны и расходящиеся дельты, готовые приветствовать море.

Он плывет по течению, разбивая косяк радужных рыб. Где остальные? В озере должно быть тесно от маридов, чешуйчатые руки и щупальца должны приветственно обнимать его, беззвучно делиться новыми воспоминаниями.

Он вырывается на поверхность воды. Воздух неподвижен, наполнен туманом, который плывет над озером, как вездесущая грозовая туча. Вдалеке вырисовываются мокрые от дождя изумрудные горы, переходящие в галечный пляж.

Многолюдный берег. Его сородичи роятся там, шипя и щелкая зубами, клювами и когтями. На самом берегу – зрелище, которого он никогда не видел в этом святом месте: группа людей, защищенная толстой полосой огня.

Он не может в это поверить. Ни один человек не должен быть способен проникнуть в это царство. Никто не должен, кроме марида. Он подплывает ближе. Сухость, проникающая под кожу, причиняет боль. Огонь перед ним уже меняет атмосферу, высасывая из воздуха живительную влагу.

Рябь танцует на поверхности озера, когда другой марид замечает его, и его тянет вперед по течению. Когда его обнимают, он открывает свой разум своему народу, предлагая им воспоминания о мощном потопе, которым он одарил своих людей в прошлом сезоне в обмен на лодки и рыбаков, которых он пожрал.

Видения, которые они предлагают взамен, не так приятны. Глазами своих сородичей он видит таинственных захватчиков, прибывающих на пляж, пересекающих порог, как будто его нет. Он видит, как один из них случайно выходит за защитный огонь, и пробует его плоть, когда того тащат в воду, захватывают в путы водорослей и топят, поглощая его воспоминания для информации. То, что показывают эти воспоминания, шокирует.

Захватчики не люди. Это дэвы.

Такая вещь должна быть невозможна. Считается, что дэвы исчезли, побежденные человеческим пророком – царем Сулейманом столетием ранее. Он снова изучает их из воды. Сулейман изменил их, снял огонь с кожи и сделал их тенями демонов, которыми они когда-то были.

Один движется. Гнев сжимается в нем, когда он узнает ее из воспоминаний мертвого дэва. Это Анахида, воровка, так называемая целительница, которая столетиями переманивала людей – почитателей маридов к себе. Она притворялась оборванкой с непослушными черными кудрями, едва прикрытыми выцветшей шалью. Пока он смотрит, она зажигает кедровую палочку из медной чаши с огнем и прижимает ее ко лбу своего мертвого товарища, ее губы шевелятся, как в молитве.