– Это невозможно, губернатор. Ваше предложение замечательно, – поспешил добавить он, видя, как рушится радостное выражение на лице Аблы. – Но я не могу его принять.

Губернатор выпрямился, напустил на лицо оскорбленное выражение:

– Может быть, вас чем-то не устраивает моя Абла? Мой дом?

– Нет, конечно, не в этом дело. – Мысли Али метались. – Мне… Меня…

– …в Бир-Набате ждет женщина. – Это сказал Любайд, его друг, который проснулся, почувствовав нарастающую в Али панику. Он похлопал Али по спине. – Шейх перед вами хочет дождаться до первой четверти столетия, чтобы все было, как полагается.

– Ах… Но ведь это уже скоро, да? – гнул свое губернатор. – Пошлите за ней. Мужчина вашего положения должен иметь более чем одну жену.

И снова Любайд пришел к нему на спасение.

– Ну, вы же знаете, какими капризными бывают женщины… – Он усмехнулся, переведя взгляд на Акису, которая ответила ему взглядом, полным раздражения. – Его невеста из ревнивых. Она не согласится делить его с какой-то другой женщиной.

Губернатор посмотрел на Али:

– Это правда?

«Да простит меня господь».

– Да, – солгал Али, ненавидя себя за ложь, но не желая еще больше оскорблять отца Аблы. Он посмотрел на девушку. – Простите меня, моя госпожа. Для меня это предложение большая честь. Но я уверен, что вы найдете другого человека, который будет гораздо достойнее меня.

У губернатора был подавленный вид.

– Я должен как-то отблагодарить вас. Вы спасли жизнь моей дочери.

Али, помолчав немного, сказал:

– Уж поскольку вы сами сказали об этом… Позвольте мне посмотреть на ваш сад.

АЛИ ПЕРЕШАГНУЛ ЧЕРЕЗ УЗКИЙ РУЧЕЙ, потом опустился на колени, чтобы посмотреть, как его выложенные камнем повороты соединяются один с другим. Вода, чистая и прохладная, неслась по руслу в сторону абрикосового сада Сабы. Он поднялся на ноги, сделал пометку в своем свитке и глубоко вдохнул вечерний воздух, несший в себе острые запахи земли и растительности. Его ноги глубоко погружались в почву, когда он направился в сторону полей, засеянных мускусной дыней, неровный подол его изары тащился по земле.

– Что случилось с твоей замечательной мантией? – спросил Любайд, срывая абрикос с ветки дерева.

– Я ее упаковал и убрал, – рассеянно ответил Али. – Если она будет чистая, мы выручим за нее больше, когда еще углубимся на север.

– Ты собираешься ее продать?

– У меня нет нужды в такой одежде, а в Бир-Набате нам понадобятся деньги. Урожайность у нас растет, но на продажу будет хватать в лучшем случае через год.

Али снова опустился на колени, восхищаясь дынями. Стебли были толстые и сильные, плод тяжелый. Как им удается выращивать такие?

Любайд выдохнул:

– Али, мы уже довольно давно знаем друг друга. Мы ведь друзья, да?

– Конечно. Я тебе обязан жизнью.

– Тогда я, как друг… могу тебя спросить кое о чем?

Али кивнул, упираясь ладонями в землю:

– Конечно.

– Что с тобой происходит?

Али удивленно посмотрел на Любайда:

– Что?

Любайд вскинул руки.

– Почему ты ползаешь тут по земле, когда сейчас эта хорошенькая девица могла бы снимать с тебя твою замечательную мантию?

Али зарделся. Абла была очень красива, а сцена, описанная Любайдом, никак не способствовала тому, чтобы он забыл об этом факте.

– Не будь таким неуважительным, – с укором в голосе проговорил он. – К тому же она не в моем вкусе.

– Почему? Потому что не дэва?

Али недовольно посмотрел на него:

– Не начинай.

Любайд закатил глаза:

– Всем об этом можно говорить, а мне – нет. Почему?

– Потому что у тебя своя голова на плечах.

– Да, я знаю, ты стал совершенно невыносим, когда пришли известия о свадьбе твоего брата, а ты каждый день пишешь ей любовные письма.

«Интерес к моей стране с точки зрения улучшения твоего арабского языка… Насколько я понимаю, это было притворством?» Ему вспомнились слова Нари, сказанные в затопленных туннелях под дворцом. Али до сих пор помнил жесткость ее голоса, напускное отчуждение в голосе Нари не могло скрыть обиду в ее глазах.

Нет, это было не притворство. Скорее, Али просто не понял, что время, проведенное им с Нари, было светом – и светом, им не заслуженным, – пока не стало слишком поздно. Воспоминания о ней все еще преследовали его.

– Они не… не любовные письма, – пробормотал он. – Я что хочу сказать… я вижу здесь нечто такое, что мне кажется интересным. То, что и Нари сочла бы интересным. Полезным. Это скорее научный интерес, чем что-либо иное.

– Конечно, – сказал Любайд, явно не поверив ни одному слову Али. – Женись на этой Абле, мой друг. Прошу тебя. Тебе нужно двигаться дальше.

Загнанный в угол и сконфуженный, Али попробовал другой вариант реакции.

– Ты разве не слышал, что губернатор предлагал и кое-что еще? Место для наращивания поддержки? Один только этот брак будет выглядеть так, будто я пытаюсь создать политические союзы в Ам-Гезире.

Любайд посмотрел на него многозначительным взглядом:

– Может быть, тебе и стоит озаботиться политическими союзами. Все лучше, чем ждать, когда ассасины доберутся до тебя.

Али поднялся с земли.

– Я не могу так поступить с моей семьей, – сказал он, отирая руки об изару. – Спрошу губернатора – не поделится ли он этими семенами.

– Не думаю, что его интересовали эти семена.

– Я тебя заколю трезубцем Шардуназату.

Любайд хмыкнул:

– Ты этого никогда не сделаешь. И не брал бы ты лучше эту треклятую штуку в Бир-Набат. Только тебе хватает ума таскать за собой украденное оружие демона моря.

– Демона земли, – поправил его Али. Но напоминание о его схватке с Шардуназату навело его на мысль о еще одной стороне этого события. – Любайд, ты когда-нибудь слышал о Тиамат?

– Ты имеешь в виду Бет-иль-Тиамат? Можешь верить, можешь – нет, но слышал. Это название гигантского океана к югу от нас.

Али отрицательно покачал головой:

– Нет, я не про океан. Просто Тиамат. Шардуназату говорил о Тиамат как о старом враге. – Он помолчал, пытаясь вспомнить подробности. – Я готов поклясться, что слышал это имя и прежде. Это какое-то первобытное божество у людей или что-то такое… Но демон земли говорил о другом. Он говорил о войне, о ком-то, кто обратил в бегство маридов…

– Что-то это не похоже на сражение, которым можно гордиться. – Любайд пожал плечами. – Кто знает? Может, этот демон просто спятил, проторчав тысячу лет в какой-то подводной пещере с толпой статуй.

Поток холодной воды струился внизу, он быстро поднялся до щиколоток Али. Видно, кто-то убрал одну из каменных плотин, расположенных вверх по течению. Вода переливалась в лунном свете, уносила стайку сухих листьев, издавая шуршащий звук, очень похожий на маридский шепот, который все еще мучил Али в его ночных кошмарах.

Он отступил на сухую тропинку:

– Наверное, ты прав. Идем, вернемся на пиршество, а потом поспешим отсюда, пока для одного из нас пребывание здесь не закончилось женитьбой.

Разведчик

– Ну, и что ты сделал?

Цао Пран ощетинился, услышав этот вопрос, и его лошадь нервно затанцевала под ним. Он стрельнул взглядом в гезирского военного, ехавшего рядом:

– А кто сказал, будто я что-то сделал?

Джахал фыркнул:

– Послушай, солдат просто так не выгоняют из Цитадели и не отправляют разведчиками на северные границы Дэвастана. Чтобы такое с кем-то случилось, он должен совершить какой-то проступок.

Он явно наслаждался собой, и его серые глаза заблестели… в их блеске была и немалая доля присущего ему самодовольства. От Джахала и оставались-то одни глаза, поскольку в остальном он был полностью закутан в меха. Ледяная корочка уже успела образоваться на черном игольчатом мехе его балахона, пошитого из шкуры какого-то существа, в прошлом бывшего зверем, животным земли и алой крови.