Прана чуть не выворачивало наизнанку, когда он видел все это. Хотя Джахалу вроде было тепло в таком одеянии, Прану была невыносима одна только мысль о том, чтобы закутаться в меха, как это делали люди, обитающие в этих местах. Ему это казалось неправильным, нечистым.

Но тем не менее ему было ужасно холодно.

Джахал продолжил:

– Я здесь старший, ты же знаешь, – напомнил он Прану чуть ли уже не в сотый раз. – Я могу приказать, чтобы ты мне ответил. – Он подвесил свою угрозу в воздухе, его глаза все еще блестели, будто шутили, словно Прану это тоже казалось забавным, эти постоянные устрашения, разговоры о том, что его спутник может выпотрошить его, не предъявляя никаких обвинений, или просто бросить его в этой дикой земле. – Ну, так скажи. Пытался получить взятку у родственника какого-нибудь министра? Переспал не с той женщиной.

«Да скажи ты ему. Так будет проще жить». Пран дымным облаком в свежий воздух выпустил дыхание изо рта.

– У меня были небольшие проблемы в том, что касается вина и пунктуальности, – признался он. – Слишком часто пропускал свою вахту.

– Ты пропускал вахту? – повторил он, словно не в силах поверить в услышанное. – Вряд ли такая провинность наказывается смертью от холода на краю света. – Он фыркнул. – Плохо, что ты тохаристанец. Будь ты гезири, то отделался бы предупреждением.

«Ты думаешь я не знаю?» Но Пран воздержался от возражений, зная, что Джахал его не одобрит. Они путешествовали вместе уже целый месяц. Их задание было хуже не придумаешь – оно выполнялось приблизительно раз в столетие и состояло в проверке той части света, о которой в далеком Дэвабаде редко вспоминали. На самом деле единственной причиной их путешествия в эти края был сбор по возможности максимальной дани с диких огнепоклонников дэва, называвших эти места своим домом.

Он потуже затянул на себе накидку, с мучительным выражением оглядывая безрадостные окрестности. Снежная метель бушевала в темном лесу, снег беззвучно падал на ледяное одеяло, уже накрывшее долину своей удушающей тканью. Мимо голых деревьев под хрупкой коркой льда несла свои бурливые воды река, а вдали скалистые, укрытые снежными шапками пики пронзали небеса. Этот мир был лишен цвета – здесь правили бал черное, белое и серое.

Правда, было еще и немного оранжевого, когда он высек пару языков пламени, чтобы согреть руки. «Наш народ не приспособлен для жизни в таких местах». Пран каждой каплей своей огненной крови ощущал инстинктивный позыв бежать отсюда. Но не в латунный город Нахид – нет, с Дэвабадом он покончил, – а во что-то более древнее, в обжигающие пески, которые его предки до Сулеймана назвали бы своим домом.

Волчий вой вывел Прана из его полузабытья. Его пробрала дрожь, когда ветер проник за шарф, закрывающий его лицо.

– Скажите мне, бога ради, кто же это по доброй воле захочет здесь поселиться?

– Кто знает? Дэвы все чокнутые.

Джахал вытащил глиняную трубку из мешка и принялся набивать ее гашишем.

Пран кивнул, показывая на трубку:

– Насколько я понимаю, вас отправили сюда из-за этого?

Его «старший» проводил бо́льшую часть ночи в гашишевом тумане.

– Из-за этого? – Джахал ткнул пальцем в трубку. – Не. Я переспал с не той женщиной. Точнее говоря, с несколькими. – Трубка чадила в его руке, гашиш разгорался. – Я думаю, одна из них, вероятно, и пожаловалась на меня.

Пран задумался на какое-то время. Было что-то обескураживающее в том, как Джахал сформулировал последнюю часть, скрытый смысл, который не понравился ему, но задать вопрос он не решился, а потому просто поменял тему.

– И давно вы здесь?

– Пару десятилетий. – Джахал подул на гашиш в трубке, и на снег полетели искры. – Но так далеко на севере еще никогда не был. Думаю, сюда за последние сто лет вообще никто не заходил. Наверное, во дворце совсем плохи дела, если повсюду ищут новых налогоплательщиков.

– Пожалуй. – Пран никогда не интересовался политикой. Он был выходцем из военной семьи, родился, как и его отец, а до отца – дед, для службы в королевской гвардии, но его удовлетворяла и служба простым пехотинцем за исключением тех случаев, когда его больше устраивало переждать трудные времена в сторонке. – Я что говорю… Я думаю, дела в Дэвабаде обстояли плохо. До того как мне уехать, у нас рацион сократили. А перед этим жалованье урезали. – Он потрогал пальцам потрепанную манжету у себя на рукаве. – Не помню, когда нам в последний раз давали новую униформу.

– Наверно, огнепоклонники воруют в казначействе. Они проявляют чрезмерную агрессивность с того времени, каких Бич превратился в горстку праха. Хотя наверняка это сражение стоило того, чтобы его посмотреть. – Джахал присвистнул. – Ты можешь себе такое представить – Бич Кви-Цзы против крокодилова принца?

Пран разглядывал свои вожжи.

– Немногие из этих свидетелей остались живы, – тихо сказал он. – У меня на том корабле был приятель, и тот самый Афшин рассек ему горло мечом.

– Сочувствую. – За этим словом не стояло никакого чувства, скорее уж, оно давало Джахалу основания продолжить: – Но ты тем не менее учился бок о бок с ним, верно? Я говорю об Ализейде аль-Кахтани.

Пран рассмеялся:

– Нет. Королевские зульфикары и алкаши-пехотинцы из Тохаристана редко соприкасаются в Цитадели. – Он замолчал, вспоминая юного принца, такого впечатлительного. – Я, бывало, смотрел его тренировочные бои. Все смотрели. Он так умело работал мечом. Он ведь теперь в Ам-Гезире, да? Командует гарнизоном?

Голос Джахала прозвучал как-то напряженно.

– Что-то в этом роде.

Пран поерзал немного в седле, чтобы избежать судороги:

– А мы разве уже не должны были добраться до Сугдама?

Сугдам – деревенька в другом конце долины – был их следующей остановкой.

– Зная про наше везение, могу предположить, что огнепоклонники прознали о нашем приезде и убрали дорожные столбы.

– Мы могли бы остановиться, – предложил Пран. – Разбить лагерь на ночевку.

– Наша палатка – плохая защита от непогоды, а снег только усиливается. Едем дальше. – Джахал кивнул головой, показывая направление вперед. – Кажется, там дымок.

Пран ничего такого не увидел, только молился, чтобы Джахал оказался прав. Мысль о том, что придется провести ночь с дэвом, вовсе не прельщала его – их полные ненависти демонические черные глаза, которыми они смотрели на чужих солдат, требовавших ночлега и еды вечером, а на следующее утро прихватывавших еще немалую сумму в виде налогов, пугали, – но сейчас он бы предпочел снегу кипящего от ярости огнепоклонника.

Они пришпорили лошадей и какое-то время ехали молча. Сумерки наступали быстро. Снова в глубине черного леса завыл волк, Пран услышал сухой треск, может быть, старое дерево обрушилось под грузом снега. Какая-то тень мелькнула среди деревьев впереди, и он даже подпрыгнул в седле. Сова, решил он, но его сердце забилось чаще.

К его радости, вскоре он тоже увидел дымок, о котором говорил Джахал, а потом появилось кое-что еще более привлекательное: каменный дом, приютившийся в заснеженном распадке.

Дом был невелик, но хорошо построен, за плотными занавесями на узких окнах виднелся мелькающий огонек. К задней части дома примыкала войлочная палатка – Пран почувствовал едкий запах зерна и лошадей. К одной из стен прилепились остатки сада, от которого в эту морозную зиму сохранились только почерневшие корни и голые трельяжи.

Пран спрыгнул с коня и сразу же, расставшись с теплом животного, ощутил холодок. Он снял один из своих мешков, проверил, не заледенел ли меч в ножнах, а потом уже повел лошадь к палатке. Джахал пошел следом, держа в руке зульфикар.

Пран нахмурился:

– Думаете, нам будут не рады?

– С дэвами никогда ничего не знаешь наперед.

Но палатка оказалась пустой. Ее пространство наполнялось неярким оранжевым сиянием – отражением снежных вечерних небес снаружи. На противоположной стороне стояла на скорую руку сколоченная кормушка, полная зерна, – на полдюжины лошадей точно хватило бы. Из замерзшей земли поднималось напоминающее скелет дерева подобие стеллажа из неизвестного ему металла. На одной из веток висели вожжи, другие были пусты.