Латунный город.

Двери распахнулись. Появилась каменная армия Шардуназату.

Если бы они не были порабощенными и преображенными телами давно умерших воинов, то Али удивился бы при виде статуй, поспешивших окружить его и Аблу, двигались они так же уверенно, как живые, их массивные палаши сверкали благодаря горевшим свечам. Но в этот момент любопытство Али имело свои ограничения.

– Беги! – прокричал он.

Воин в румийских одеяниях бросился было на него, но Али ткнул его трезубцем в грудь, и тот разлетелся на ракушечные фрагменты. Но за то время, что Али наносил удар, к ним подбежали еще трое. Али нырнул, отчего две статуи врезались друг в друга, а он в это же время перекатился через голову, ударил трезубцем по коленям третьего и встал на ноги.

Шардуназату продолжал завывать, пытаясь на ощупь найти джиннов. Из фруктового сада появились новые каменные воины. Потом одним резким движением стали вставать с цоколей мертвые девушки, саваны спадали с их обнаженных черепов. Уничтоженные им статуи собирались заново из осколков, грязь склеивала каменные фрагменты не хуже цемента.

Сожаление Али исчезло. Пусть море заберет себе это место. Он догнал Аблу, схватил за руку, и вместе они выбежали в коридор, а статуи преследовали их, были уже совсем рядом.

Но перламутровая дверь, которая захлопнулась за ним, когда он входил, оставалась по-прежнему закрытой. Али попробовал взять ее с налета – налег плечом, ударил зульфикаром, ударил трезубцем, но дверь не поддалась. За дверями он чувствовал над заколдованной тропинкой груз воды, жаждущей получить свободу.

Воины находились от них на расстоянии нескольких мгновений. И Али подался назад в маленькую нишу и затащил за собой и Аблу.

Увидев ее испуганные глаза, он сказал:

– Когда я скажу, набери побольше воздуха и задержи дыхание.

Он закрепил у себя на спине трезубец – это оружие странным образом пришлось ему по душе, – потом прижал к себе Аблу, прижал так крепко, что она охнула.

Али закрыл глаза, груз океана давил ему на плечи, и часть его сердца жаждала океанских объятий. А потом слово – на языке, которого он не знал, – сорвалось с его языка.

– Приди.

Морское дно вздрогнуло.

Вода проникла внутрь через перламутровые двери, снеся их, словно бумажные. Словно океан был живым существом, созданием, которого давно раздражало это сухое человеческое убежище, которое горело желанием изгнать эту чуждую выскочку и вернуть себе свое исконное добро.

За считаные секунды вода поднялась им по шеи.

– Абла, вдох и не дышать.

Али тоже сделал глубокий вдох, и вода сомкнулась над его головой, но он давно знал – с тех пор, как ассасин сбросил его в заброшенный колодец в пустыне, – что его такие вещи не должны беспокоить.

Утонуть Али не мог.

Продолжая держать Аблу, он дождался, когда напор воды уменьшится, выскользнул из ниши и изо всех сил заработал ногами.

Минуту спустя они всплыли на поверхность. Абла билась в его руках, она выплевывала воду, хватала ртом воздух. Вид у нее был ужасный: дурно пахнущая кровь Шардуназату слепила ее растрепанные волосы, ее косметика плыла по лицу ручьями, а одна из сережек пропала. Ее руки были покрыты царапинами, а ее превосходное платье исчезло.

– Ты цела? – выдохнул он.

Абла взвыла:

– Нет. Нас чуть не прикончила банда статуй!

Али поплыл с Аблой к лодке, помог ей забраться внутрь.

– Но руины были очаровательны, правда? Никогда не видел ничего подобного. Мне даже и в голову не приходило, что такие существа, как Шардуназату, еще существуют. Ты только представь, сколько всего он видел за свою жизнь.

Абла посмотрела на него испуганным взглядом:

– Ты, похоже, хочешь вернуться и поговорить по душам с этим ублюдком.

Али залез в лодку. У него как-то странно кружилась голова, побочный эффект от его недавнего прикосновения к смерти, и он подозревал, что это не самая здоровая реакция.

Он погрузил весла в воду:

– Не знаю… может быть, интересно узнать, что еще обитает под поверхностью.

В ЧЕСТЬ АЛИ И ЕГО СПУТНИКОВ ИЗ БИР-НАБАТА родня Аблы устроила пиршество на целый день и до глубокого вечера, сопровождаемое изобильными волшебными фейерверками и безумным барабанным боем, который, подумал Али, будет отпугивать еще минимум три поколения здешних представителей рода человеческого от посещения этого места. Городок джиннов Саба был самым крупным в Ам-Гезире, его построили на руинах еще более древнего человеческого города. Первый порт захода для торговцев из Та-Нтри, Саба был еще и богатым, выставленным напоказ, облаченным в роскошные одеяния и драгоценные украшения в виде его обитателей, а еще он славился отличной едой, предлагаемой гостям.

Али, не сдерживая себя, набросился на еду, он много лет не видел таких пиршеств, и ни он, ни его спутники не демонстрировали хороших манер, поглощая пищу, и ни мгновения, казалось, не проходило, чтобы кто-то из хозяев не предлагал ему какой-нибудь новый деликатес. Он тяжело сидел на пышных подушках. На его плечах покоилась безумно дорогая мантия – одна из нескольких почетных мантий, которые ему вручили. Та, что на нем, была из хлопка и шелка, разрисована ярко-синими и оранжевыми алмазами.

Он увидел приближающегося к нему отца Аблы – губернатора города.

Его лицо было влажно от слез, он, не переставая, рыдал с той минуты, когда Али вернул ему дочь. Али сделал попытку подняться, преодолевая груз в своем животе – медовое печенье, тушенка, приправленная пажитником, жареный ягненок и приготовленная на живом огне рыба.

Отец Аблы движением руки остановил его.

– Сидите, сын мой, сидите. – Новые слезы засверкали в его глазах. – За то сокровище, что вы мне вернули, я должен вечно стоять перед вами, о, принц Дэвабада!

Любайд, сидевший на подушке рядом с Али, заснул и испускал сытый храп. Любайд, его ближайший друг в Ам-Гезире, казалось, был исполнен решимости наесться до смерти, пока они на юге. Справа от Али сидела Акиса, самый свирепый боец в Бир-Набате, сна у нее не было ни в одном глазу, к тому же она все время была настороже. Большую часть их похода она во всех стреляла подозрительными взглядами, стоило кому-то слишком долго вглядываться в них, как ее пальцы хватали рукоять ханджара.

Губернатор прикоснулся к груди с левой стороны и опустился перед ним на колени.

– Поскольку вы, принц Ализейд, вернули мне мое сокровище, я хочу сделать вам равный подарок.

Али качнуло, он чуть не уронил свою чашу.

– М-м-м, – выдавил он, пытаясь усидеть на месте и не перевернуться. Он прищурился, стараясь не дать векам закрыться. Губернатор утроился в количестве… нет, ничего он, конечно, не утроился. Это было смешно. Но к нему подошла Абла в ярко-малиновом с золотом платье и с мрачного вида мужчиной в гутре, закрепленной на голове так, как носят эти шапки клирики.

Губернатор продолжал:

– Моя Абла рассказала мне о вашей храбрости. Она признается в любви к вам, и я благословляю ее. – Он взял Али за руки. – Я хочу, чтобы вы женились на ней. Я отдаю вам мою дочь и мои земли, Ализейд аль-Кахтани. Возьмите этот порт, возьмите его богатства, его престиж, его влияние, и это будет лишь самым малым возмещением того, что вы сделали для меня.

Али, которого таким насильственным способом вернули в реальность, моргнул. Глаза губернатора сверкали счастливыми слезами. Абла улыбалась ему голодной улыбкой, а клирик, судя по всему, воспринимал происходящее без особого восторга.

– П-постойте, – запинаясь, проговорил Али. – Что тут происходит?

– Вы женитесь на моей дочери, Ализейд аль-Кахтани, – убедительно проговорил губернатор, продолжая сжимать руки. – Саба для вас наилучшее место. Вы здесь найдете поддержку. У нас здесь есть форты, восходящие еще к Билкису, и это идеальные фортификационные сооружения. А если возникнет необходимость, то Тростниковое море до безопасного Та-Нтри можно пересечь за считаные дни.

Али выпрямился, вероятность предательства заставила его забыть об усталости.