Составлено на основании: Черноглазова Р. А. Военнопленные = Kriegsgefangene. 1941–1956: Документы и материалы. Минск, 2003. С. 79–81; НАРБ. Ф. 378. Оп. 1. Д. 95. Л. 1–4.
Из числа советских военнослужащих был сформирован строительный батальон, насчитывающий 1000 человек, личный состав которого работал в столярной и токарной мастерских, а также выполнял работы плотников, печников и каменщиков. Внутри лагеря «Норд» часть территории была ограждена колючей проволокой, там содержались 400 женщин: военнопленные и захваченные на строительстве оборонительных сооружений. Возраст узниц колебался от 17 лет до преклонного возраста.
Вновь прибывших пленных встречал комендант Мюллер:
«Вы вне закона, Сталин не признает наличие военнопленных и на вас не распространяется решение Женевской конвенции о военнопленных»{31}.
Немецкий офицер не блефовал. Все, о чем он говорил, была истинная правда. Командиры и солдаты РККА, попавшие в плен, объявлялись вне закона. Согласитесь, если Сталин отрекся от своего сына Якова, захваченного в плен под Барановичами{32}, то что для него значили судьбы миллионов советских солдат? Для страны, под знамена которой они встали, защищая ее от врага, они оказались предателями. Из приказа Сталина № 270 от 16.08.1941 г.:
«Если красноармейцы вместо организации отпора врагу посчитают за лучшее сдаться в плен, их необходимо уничтожать всеми средствами, как наземными, так и воздушными, а семьи тех красноармейцев, которые попали в плен, лишать государственной помощи. Командиров и политработников, которые сдались в плен врагу, считать злостными дезертирами, а их семьи подлежат аресту»{33}.
Командующий Ленинградским фронтом Г. К. Жуков пошел еще дальше, когда 28 сентября 1941 г. шифрограммой № 4976 предписал своим подчиненным:
«Разъяснить всему личному составу, что все семьи сдавшихся врагу будут расстреляны и по возвращении из плена они также будут все расстреляны»{34}.
Не трудно представить, какая участь ждала семьи 31 тысячи офицеров и комиссаров Красной Армии, замученных в филиале шталага-337 — барановичской тюрьме.
Нет нужды приводить много примеров, достаточно одного. Осенью 41-го жена офицера-артиллериста Якова Сталина была арестована и пробыла в тюрьме до весны 1943 г., когда «выяснилось», что она не имела никакого отношения к этому несчастью{35}.
В то время, когда органы НКВД СССР, выполняя сталинский приказ, расправлялись с семьями военнослужащих, попавших в плен, в лагере Лесная «каждый день умирало несколько сот человек»{36}. Советский Союз, как известно, отказался посылать военнопленным продовольствие через Международный Красный Крест, чтобы сохранить жизнь своим солдатам. Женевскую конвенцию о статусе военнопленных в Москве также отказались подписывать. В августе 1941-го немецкая сторона позволила делегации Красного Креста посетить лагерь советских военнопленных в Хамерштате. После этого и появилось обращение к Советскому правительству направить продовольствие для советских военнопленных. Из Москвы ответили, что согласны выполнять условия и нормы Женевской конвенции, но направлять продовольствие при отсутствии надлежащего международного контроля — все равно что делать подарки фашистам{37}.
Учитывая, что проблема военнопленных долгое время оставалась одним из «белых пятен» в нашей истории, отметим:
• во-первых, всего за годы войны в плен попало 5 млн. 160 тыс. советских воинов (причем 3,4 млн. из них в 1941 г.){38};
• во-вторых, большинство красноармейцев оказалось в плену, будучи тяжело раненными либо по вине командиров. На службу к гитлеровцам перешло около 100 тысяч человек (3–4 % оказавшихся в плену){39};
• в-третьих, 450 тыс. советских воинов смогли вырваться из плена и влиться в партизанские отряды, что действовали на оккупированной территории Советского Союза либо в других захваченных фашизмом странах Европы{40}; (согласно немецким данным от 1 мая 1944 г., из лагерей бежало 67 тыс. советских военнопленных){41}.
Но есть и другие данные. Российские историки, работающие в закрытых архивах, указывают: всего за годы войны через фашистский плен прошли 5,7 млн. советских людей и лишь 1,7 млн. из них вернулись домой. Немецкие ученые потери СССР несколько преуменьшают, но и называемая ими цифра 3,3 млн. красноармейцев, сгинувших в фашистских лагерях, шокирует не меньше. После евреев советские военнопленные — самая массовая категория жертв Третьего рейха. И если у несоветских военнопленных смертность в плену колебалась в пределах 5 %, то среди воинов Красной Армии, по разным оценкам, она составляла 58–68 %{42}. Шансов погибнуть в плену у советских военнопленных было больше, чем на фронте. Спаслись немногие. За 40 дней до немецкого вторжения руководство вермахта направило в войска проект, в котором имелись следующие указания:
«Политические руководители Красной Армии не считаются пленными и должны уничтожаться самое позднее в транзитных лагерях». Через 10 дней появилось новое «Указание по обращению с политическими комиссарами», где предлагалось уничтожать не только их, но и вообще всех русских военнопленных, которые из-за ранений, болезней и истощения были непригодны для использования на работах»{43}.
Выполняя указания, комендант Мюллер старательно выявлял командиров, политработников, коммунистов. Их изолировали и уничтожали в первую очередь. Многие для этого направлялись в филиал лагеря — барановичскую тюрьму. Всего в городской тюрьме погибло 31 тысяча командиров и политработников{44}.
Из проекта вермахта: «Снабжение питанием военнопленных является ненужной гуманностью»{45}. О том, как питались в Лесной, говорит «меню»: 125 г хлеба с опилками и 1,5 л баланды в день при общем расходе не более 2 л воды в день на одного пленного{46}. Люди голодали. На территории лагеря съедалось все, от коры деревьев до червей, и она превращалась в пустыню, загаженную экскрементами. Доходило до людоедства{47}. Оно процветало не только в шталагах. Из воспоминаний В. У. Груши, жителя г. Минска:
«Через столицу шли колонны наших военнопленных. Это было ужасное зрелище: людей вели вдоль проспекта, на ходу расстреливая и оставляя горы трупов за собой. Гнали с лета до самых морозов. Все худые, страшные, небритые. У завода им. Мясникова была канава, сейчас ее засыпали, забор поставили, а тогда немцы сбрасывали в нее трупы. Пленные, шедшие в конце колонны, прыгали в эту яму, вырывали у трупов внутренности и ели. Страшнее я ничего не видел»{48}.
