Для решения поставленной задачи привлекались вторые эшелоны армии и резервы фронта: 6-й механизированный и 6-й кавалерийский корпуса 10-й армии и 11-й механизированный корпус 3-й армии. Общее руководство боевыми действиями при нанесении контрудара, как того требовала Москва, возлагалось на заместителя командующего Западным фронтом генерала И. В. Болдина. Директива № 3, судя по сообщениям западных исследователей, погубила фронт — 6 мехкорпусов, против которых Гитлер бросил 2-ю и 3-ю танковые группы, насчитывающие 1967 танков. А ведь для того, чтобы остановить 3 тыс. танков на самой границе и не позволить им вступить на территорию БССР, высшему военному руководству СССР и в первую очередь Жукову 22.06.1941 г. было достаточно иметь на всем советском фронте от 1 до 1,5 тыс. танков. Мы уже указывали, что на 22.06. группа армий «Центр» имела 810 танков, а Западный фронт 2200 танков. Эта армада могла не только остановить, но и опрокинуть противника, перенеся боевые действия на его территорию. При условии, если бы командование фронтом расположило бы танковые и противотанковые части на танкоопасных направлениях. Этого сделано не было. Только через 2,5 дня со стороны Прибалтики в Беларусь вторглась 3-я немецкая танковая группа, после чего уже количество танков вермахта, противостоящих Западному фронту, достигло 2000 {42}.
В 1999 г. в российском издательстве «Военная техника» вышла книга историка В. Шункова «Оружие Красной Армии». В. Шунков приводит такие внушительные, ранее никогда не называемые цифры: на 22 июня 1941 г. РККА имела 23140 танков, в том числе новейших, которых не было у Германии, КВ-1 — 676 и Т-34 — 1535. Они имели броню 45–75 миллиметров и были способны на расстоянии в один километр поражать все типы немецких машин. Вермахт бросил на СССР 3690 танков, еще 500 — Румыния, союзница Гитлера. Бортовая броня у немецких имела толщину 30–35 мм, на вооружении каждого из 439 тяжелых танков T-IV была короткоствольная пушка калибра 75 мм, а массовый средний танк Т-III — их было у вермахта 965 штук — имел 50-миллимитровую пушку. Остальные две с лишним тысячи их танков считались легкими и имели на вооружении малокалиберную пушку, не способную пробивать броню советских новых танков даже с близкого расстояния. Да и «бывалые» советские машины, а это 7 тыс. Т-26, 1,9 тыс. БТ-5, 4,6 тыс. БТ-7 плюс 600 тяжелых Т-28 с броней 60 мм и пушкой калибра 76 мм, не были использованы, как пробовали доказать после войны некоторые генералы и историки. Они, по данным автора, имели 45-миллиметровую пушку (включая и 4500 бронемашин), снаряды которой пробивали броню всех немецких танков на расстоянии до 500 метров{43}.
Возвращаясь к директиве, отметим, что контрудар войск правого крыла Западного фронта не принес ожидаемого результата. Разбросанность войск, втянутых в оборонительные бои, отсутствие средств связи для управления, ограниченность времени на подготовку к наступательным действиям и организацию взаимодействия — все это не позволило генералу Болдину собрать силы в единый кулак и выполнить задачу. Например, 6-й механизированный и 6-й кавалерийский корпуса находились в районе Белостока и Волковыска, в 60–70 километрах от исходного района контрудара, и не могли своевременно сосредоточиться для нанесения удара. К тому же 11-й и 6-й корпуса генералов Д. К. Мостовенко и И. С. Никитина были плохо вооружены. Это понятно. Более 60 военных складов и баз с имуществом и вооружением были либо взорваны и сожжены, либо оставлены. Фронт потерял от 50 до 90 % запасов горючего, боеприпасов, вещевого и автобронетанкового имущества, продфуража{44}.
Вспоминает Дмитрий Андреевич Тараненко:
«Одна винтовка на троих, гранат не было вообще. Ждали, когда убьют товарища, чтобы взять в руки хоть какое-то оружие»{45}.
Рассказ старого солдата дополняет Иван Алексеевич Рудаков:
«Все были безоружными. Из обмундирования выдали только противогазы. Оружие искали сами. Мне досталась пятизарядная винтовка, кому-то штык. Большинству вообще ничего. На всю роту — ни одного автомата»{46}.
Но если в первых двух случаях речь идет о стрелковом оружии, которого, как видим, не имелось у бойцов и командиров, участвующих в контрударе, то следующий факт наводит на серьезные размышления. Разговор вновь пойдет о механизированных корпусах, которые, по свидетельству современников, не имели горючего, боеприпасов и техники. Так, 27-я танковая дивизия, дислоцировавшаяся в Новогрудке, личный состав которой полностью был представлен выходцами из Узбекистана и Туркмении, насчитывала всего один танк{47}.
Выдвигаясь в исходные районы, советские войска подвергались сильному воздействию немецкой авиации и понесли тяжелые потери. 23 и 24 июня в районе Гродно шли бои. Из-за отсутствия горючего командиры мехкорпусов отдали приказ взрывать и сжигать танки. Как это было, рассказывает бывший командир танкового взвода 6-го механизированного корпуса Борис Афанасьевич Бородин:
«Мы взорвали оставшиеся без горючего и поврежденные 16 танков. Наш полк перестал существовать как боевая единица. На ходу из 200 танков осталось не более 30…»{48}
Не принес успеха и поспешно организованный и плохо подготовленный контрудар 14-го мехкорпуса на левом крыле фронта. Гродно захватили немцы. К вечеру 23 июня между Севеверо-Западным и Западным фронтами образовался разрыв до 130 километров, куда, перегруппировав свои силы, устремились танковые и моторизованные дивизии 3-й танковой группы и 9-й армии вермахта. Таким образом, войска Западного фронта не смогли задержать гитлеровские части в приграничной полосе и ликвидировать его глубокие прорывы. Над 3-й и 4-й армиями (19 дивизий, в том числе 8 танковых и 4 моторизованных) нависла угроза окружения. Советские войска с боями отступали. Павлов получил приказ отвести части на рубеж укрепрайонов старой границы: Лида — Слоним — Пинск{49}. Приказания продублировали армиям директивой фронта, которая указывала:
«Сегодня, в ночь с 25 на 26 июня, не позднее 21.00 начать отход. Танки — в авангарде, конница, усиленная противотанковыми средствами, — в арьергарде. 6-й мехкорпус — 1-й скачок в район Ивья, Молодечно, станция Листопады, Боруны, Гольшаны, Герапоны; 3-я армия — Герапоны, Лида, Белица, устье реки Щара до Кобаки; 10-я армия — Слоним, Бытень; 4-я армия — Бытень, Огинский канал, Телеханы, Пинск»{50}.
Но было уже поздно. О дальнейшей судьбе войск фронта можно проследить на примере 6-го механизированного корпуса. Вот что рассказывала газета «Советская Белоруссия»:
«Немецкие войска, захватив шоссейные дороги от Ружан на Волковыск и Слоним, отрезали отход 3-й и 10-й армий. Утром 24 июня около 8 часов в Слоним вошли части 17-й танковой дивизии генерала Арника, а вскоре там объявился и сам Быстроходный Гейц, как звали подчиненные командующего 2-й танковый группой Гудериана. Но в штабе Западного фронта о взятии Слонима узнали с огромным по меркам того критического времени опозданием. Об этом, в частности, свидетельствует распоряжение, подписанное командующим фронтом генералом армии Павловым: «Немедленно прервите бой и форсированными маршем, следуя ночью и днем, сосредоточьтесь в Слониме». Данное распоряжение, предназначенное командиру 6-го мехкорпуса генералу Ханкилевичу, было передано в штабы 3-й и 10-й армий примерно в 17 часов 25 июня. К тому времени названный корпус как единый боевой организм не существовал. Из окружения через Зельву, Слоним на Барановичи и юго-восточном направлении — Клинским болотам прорывались также сводные отряды и разрозненные группы 6-го и 13-го механизированных корпусов, 8-й, 49-й, 86-й, 113-й стрелковой, 36-й кавалерийской дивизий. Всем им суждено было погибнуть. Такой же трагичной была судьба воинов и командиров 6-го механизированного корпуса. Колонна штаба корпуса, его медсанбата, других тыловых подразделений направлялась к деревне Клепачи, чтобы дальше, через Озерницу, выйти к Слониму, в котором третий день находились гитлеровцы. У Клепачей колонну ждала засада — отборные десантные части вермахта. Диверсанты, переодевшись в красноармейскую форму, подняли красный флаг, создали видимость штабного расположения. Беспечность погубила управление корпуса. Немцы ударили по колонне из орудий, минометов, пулеметов. Красноармейцы не успели взять оружие. Вспоминает Петр Ракевич: «В кузове машины-полуторки, пробитом пулями, навалом, друг на друге, лежали убитые одиннадцать красноармейцев и женщина с ребенком; из кабины не успели выпрыгнуть водитель и капитан с танковыми эмблемами». Ожесточенность битвы потрясла даже офицеров вермахта, лейтенанта 29-й мотодивизии 2-й танковой группы: «…Все выглядело страшно. Лежат средства передвижения различных видов, расстрелянные и сожженные, оставленные на дороге и около нее при поспешном бегстве. На многих видны следы гусениц наших танков. Повсюду в хаотическом беспорядке разбросано оружие, снаряжение, обмундирование. Над всей этой картиной разрушений парит трупный запах. Во всех положениях раздавленные, сожженные, обугленные машины…» Всего погибло около 9 тысяч советских солдат и офицеров, в том числе генерал М. Г. Ханкилевич — командир корпуса и начальник артиллерии корпуса А. С. Митрофанов»{51}.
