Источник: KARTA. Nr. 12. Cztery deportacje 1940-41. S. 130–135.
Вывозили «освободители» своих новых жертв со всех крупных станций:
Брест (7 вывозов — 6709 чел.), Белосток (8 — 9549), Лида (2 — 2826), Высокое (1 — 1350), Молодечно (5 — 5778), Сенкевичи (1 — 1506), Пинск (1 — 1492), Дрогичин (1 — 1743), Дятлово (1 — 1509), Ивацевичи (1 — 1791), Косово (1 — 1206), Аранчицы (2 — 2042), Доманово (1 — 1506), Новоельня (1 — 1194), Мицкевичи (1 — 1200), Городея (1 — 1493), Озерница (1 — 1484), Неман (1 — 1533), Августов (1 — 1859), Поставы (1 — 2127), Зябки (2 — 2837), Воропаево (1 — 1863), Мосты (2 — 2709), Беловежа (1 — 1488), Свислочь (1 — 1716), Волковыск (2 — 3261), Погорельцы (1 — 1579), Ружанка (1 — 2090), Микашевичи (3 — 3714), Столбцы (3 — 3653), Крулевщизна (2 — 1003 +?), Друя (1 — 1189), Ошмяны (1 — 1067), Городня (1 — 1156), Семятичи (1 — 1085), Лунинец (1 — 964), Минск (5 — 7037).
Всего: Барановичи — 6209, Западная Беларусь — 95624 +?{394}
После выселения осадников и лесников осталось большое количество их скота, домашней птицы, зерна, картофеля, сельхозинвентаря, домов и других построек. Всего, согласно архивным источникам, в западных областях БССР, в т. ч. и в Барановичской, у «выселяемых изъяли 8 тыс. коней (и телег), 20 тыс. коров, 18 тыс. голов мелкого скота, 4,5 тыс. единиц сельхозинвентаря, 20 тыс. жилищных и хозяйственных построек, 103 тыс. га земли»{395}. Скот, лошади, сено и зерно свозили в специально определенные населенные пункты, согласно особому распоряжению «Об использовании конфискованного имущества[24] на местах»{396}. Все отобранное, включая землю, планировалось передать колхозам, совхозам, а также бедноте и торгово-хозяйственным организациям. Частично это сделали, как, например, в поселке Новоельня Дятловского района, где 40 домов осадников отошло в ведение Брест-Литовской железной дороги{397}. Но много имущества, и особенно ценных вещей, было разворовано{398}. Как свидетельствуют документы, в ходе операций часто доходило до настоящих грабежей{399}. Многих привлекали пустующие дома и другие постройки. И, что характерно, факты нарушения закона массовый характер приобрели как раз таки среди ответственных сотрудников НКВД и райисполкомов{400}. Так, в декабре 1940 г. в Барановичской области «за присвоение панских вещей был объявлен выговор члену партии В. М. Сорокину…»{401}. Но можно смело предполагать, что под рассмотрение обкома партии и других органов попадала лишь мизерная часть всех случаев.
Не «обидел» себя и деревенский актив, привлекаемый к операции по выселению. Некоторые, после того как отвозили семьи обреченных на станцию, возвращались в райком партии с предложением: «…хотя мы немного замерзли и наши кони голодноваты, разрешите нам поехать и остальную сволочь отвезти на станцию»{402}. Потом, возвратившись к осиротевшим хатам, разбирали все, что могло пригодиться в личном хозяйстве.
Маховик политического террора с каждым днем набирал силу. Только закончилась вторая высылка «вражеских элементов», как началась подготовка к новой, третьей. На этот раз она затронула большую армию беженцев из части Польши, оккупированной Германией.
Большинство из них, не имея средств, чтобы выехать в глубь страны, осели в городах области: Барановичи, Лида, Слоним, Ляховичи, Несвиж, Новогрудок. Наибольшая их концентрация отмечалась в Слониме — около 15 тыс. человек{403}. Всего на территории БССР к началу 1940 г. насчитывалось 72896 беженцев, из них трудоустроено было 25621 человек. Социальный состав беженцев был пестрый: фабриканты, купцы, рабочие, служащие, учителя, врачи, представители творческой интеллигенции, студенты и гимназисты. По национальному составу: поляки — 4209 человек, евреи — 65796 человек, белорусы — 1703 человека, русские — 577 человек, украинцы — 169 человек{404}.
Поток беженцев из Польши увеличивался с каждым днем. Судя по сообщениям западной печати, весной-летом 1940 г. в западных районах Беларуси находилось 110 тыс. еврейских беженцев, и в тот период около 200 тыс. евреев осело в Западной Украине, большинство во Львове{405}.
Наивные, они полагали, что, попав в советский «рай», обретут покой. Но «рай» оказался настоящим адом, который, как показали дальнейшие события, ничем не отличался от ада немецкого. Та мизерная помощь, оказываемая советской властью, больше напоминала нищенские подачки. Многие из беженцев, особенно нетрудоустроенные, разочаровавшиеся в советской действительности и запуганные массовыми репрессиями, выразили желание выехать в Германию. Однако она отказалась их принимать. Только некоторым удалось перейти границу, а части евреев эмигрировать в Палестину и другие страны{406}. Есть еще одна версия, озвученная профессором А. Лейзеровым. Евреев, считает он, возвратили в Польшу, где они и были уничтожены{407}. Несмотря на оригинальность предположения, согласиться с ним трудно. С гораздо большей долей вероятности можно предположить, что они попали в сталинские лагеря. И тому есть ряд документальных свидетельств.
5 марта 1940 г. Нарком внутренних дел СССР Л. Берия сообщал И. Сталину:
«В тюрьмах западных областей Украины и Белоруссии содержится 6127 перебежчиков»{408}.
10 апреля 1940 г. СНК СССР, приняв постановление № 497–177 сс, решил дальнейшую судьбу беженцев{409}. Все они, согласно этому решению советского руководства, подлежали депортации, подготовка к которой началась незамедлительно. Эволюцию действий областных чиновников можно проследить по ряду источников, которые со всей очевидностью подтверждают неоспоримый факт: большевики, а не нацисты, как считают и ныне, повинны в гибели десятков тысяч беженцев, большую часть которых составляли евреи.
Еще 20 января 1940 г. Барановичский облисполком принимает постановление «О регистрации и документировании иностранцев, проживающих на территории Барановичской области». Приведем фрагмент этого документа:
«Обязать всех лиц, которые считаются иностранцами, явиться с 25 января 1940 г. по 1 февраля 1940 г. в паспортные столы уездных отделов Рабоче-крестьянской милиции (РКМ) по месту жительства для регистрации»{410}. Беженцы, надеясь получить жилье, работу и пособие, явились. Учет произвели по профессиям: «торговцы, врачи, художники, артисты, портные, сапожники…»{411}.
Как следует из воспоминаний И. Гальперина, «Свет не без добрых людей» (Тель-Авив, 2004),
«все получили паспорта, а в нем параграф 11, означающий запрет на жительство в областном центре и в любом населенном пункте, отдаленном от границы менее чем на 100 километров»{412}.
