— Видимо, я сейчас должен был обтрухаться с перепугу? — обожавший рукопашные поединки Ратибор с нескрываемым интересом взглянул на разговорившегося Ельваха. — Отворяй уже врата давай, не томи!.. Ща позыркаем, что там за чудо-юдо такое непобедимое!
— Рвёшься в бой? — смотритель одобрительно хмыкнул. — Похвально… Как самочувствие после вчерашнего? Раны не беспокоят?
— Нормально всё. Бывало хуже.
— Вард — это испытание так испытание! Представь, что вышел бы против львов опять, только уже без топора с копьём! Представил? Во-во! Плохо тебе сейчас будет… Мехмер, конечно, молодец! Его ж идея, нашёл для тебя достойного соперника; я на самом деле лишь согласился да утвердил кандидатуру… Сшибка, естественно, до смерти. Правил нет. Ну, кроме того, что без оружия. Удачи, варвар! А она ох как тебе понадобится! Надеюсь всё же, твои медвежьи лапищи не для того отросли, чтобы тесто месить да зад с ленцой почёсывать. Сегодня буду за тебя болеть, не подведи! Давно хочу, чтоб этому скоту́ кто-нибудь купол раскурочил!..
— Ты чего, лысый хрен, решил уморить меня болтовнёй? — могучий исполин звонко хрустнул костяшками пальцев. — Это может сработать, ибо, оказывается, языком чесать-то ты горазд! Смотри только, не подкинь сию мыслю́ императору, а то ведь возьмёт на заметку…
— Вот нахалюга, а! — вспылил обиженно Ельвах. — Я хочу как лучше; ввожу в курс дела, понимаешь, переживаю, а он пятки об меня вытирает! Иди уже на арену, раб! И желаю тебе оттудова не вернуться!
— Не люблю людей с отсутствующим чувством юмора, — тяжело вздохнул Ратибор, направляясь к наконец-то открывшимся воротам. — Как же с ними нелегко разговаривать. Как будто с поленом толкуешь…
— Сам ты чурбак!.. — резко бросил вослед молодому богатырю глава надсмотрщиков, после быстро добавив: — И да, имей в виду: он кусается! Больно! Так что можешь загрызть его в ответ! Разрешаю…
* * *
— Слышал я, что ты, рыжий, из некоего заморского племени т-р-у́-усов… — с открытой издёвкой выделив последнее слово, пророкотал гулкий, скрипучий баритон. — Так сигай шустрой косулей в таком случае отсюдова, бестолочь, пока не поздно, аль ещё лучше: падай на карачки да моли о пощаде! Глядишь, ежели на коленках да локотках поелозишь пред публикой малёхонько, ну и довеском песка хапнешь горсточку-другую с аппетитным чавканьем, так уж и быть, сжалятся зеваки да попросят сохранить твою никчёмную жизнь! В таком случае только конечности тебе переломаю. На память, так сказать, о нашей тёплой встрече! — Вард заливисто забулькал, что, видимо, должно было означать смех.
— А я слыхивал, что ты, тварь, из ско́ттов… Или из ското́в, как правильно-то? Кумекаю, судя по тому, что вы, нелюди, творили в мирных рыбацких деревеньках, ты со своей ватагой из последних, ибо иначе как скота́ми да скотинами вас не поворачивается язык назвать. — Ратибор, до этого бегло осматривавший трибуны, с недобрым прищуром уставился на маячившего напротив воина. Высокий, крепкий, широкоплечий, с бугрящимися огромными мускулами, противник своей могучей статью, пожалуй, и правда мало в чём уступал рыжебородому витязю. Впрочем, на этом сходство между великанами заканчивалось. Вард, как и упоминал Ельвах, оказался с головы до пят покрыт длинным чёрным, слегка вьющимся жёстким волосом, делавшим его отдалённо похожим на йотуна, что не преминул с ехидной ухмылкой отметить про себя рыжегривый русич. Гнусная перекошенная физиономия скотта, с сильно покатым лбом, двумя маленькими злобными глазами-пуговками, бессчётное количество раз переломанным в многочисленных драках, неправильно сросшимся носом да оскалившимся в отвратительной щербатой ухмылке ртом, в котором явно не хватало нескольких зубов, резко контрастировала с простыми, но правильными чертами Ратибора.
Молодой богатырь сам имел не один десяток боевых отметин, ибо любимым развлечением в жизни для него было разгребать как из рога изобилия сыплющиеся на его буйную маковку неприятности, зачастую им же и спровоцированные. Но шрам шраму рознь. Кому-то они к лицу, а кого-то жутко обезображивают. И тут как раз был тот самый случай, когда одного мужчину шрамы украшали, а второго, имевшего и так весьма отталкивающую внешность, уродовали ещё больше.
— Я — скотт! — тем временем рявкнул покрасневший от гнева Вард, яростно буравя маленькими зенками стоящего напротив русича.
— Даже не знаю, поздравить или посочувствовать, — буркнул в ответ Ратибор. — Но ты точно в этом уверен? А то всё-таки больше на скотинку смахиваешь.
— Рр-р-ых!.. — взбешённо просипел невообразимо обросший боец и, не найдя, что ещё можно добавить, угрожающе направился к «рыжему медведю», тут же, впрочем, остановившись, ибо раздавшийся следом знакомый глас прервал намечающиеся горячие танцульки двух исполинов.
— Итак, — привычно сложив ладони рупором, прогорланил Мехмер на всю арену, — меня аж нервно передёргивает от сладостного предвкушения, какой великий бой сейчас предстанет пред нашими неистово жаждущими крови и зрелищ очами! Схватка вечера, однозначно! С одной стороны — недавний дебютант, могучий рыжебровый рус, так поразивший нас вчера и продолжающий делать ента сегодня, ведь два дня подряд выйти на пески, это дорогого стоит!.. Тем более против кого! Ага, слышу ваши довольные шепотки, ведь его противник в представлении не нуждается: прозванный Потрошителем ещё на воле, сам великий и ужасный Вард, не знающий поражений на кулаках все те восемь с гаком лет, что он выступает в Кузгаре! А теперь взгляните на них, почтенные зрители: какие всесокрушающие воители перед нами! Прям-таки излучают первобытную, небывалую силищу, с помощью которой, ну и благодаря разуму, естественно, истинным царём зверей стал человек, подвинув свирепых, но глупых животинок с вершины пьедестала!
Мехмер, закончив свою пламенную речь, мельком отметил про себя медленно клонящееся к закату солнце, вопросительно задрал ряшку к императорской ложе и, не услышав оттуда каких-то особых указаний, обеспокоенно воззрился вниз, на приготовившихся к бою двух гигантов, не без тревоги произнеся: — Приветствуем, борцы, нашего обожаемого, всеми любимого владыку!
— Во славу императора! — громогласно проревел Вард, вскинув вверх правый кулак.
Ратибор же, глядя прямо в налившиеся кровью глаза Эдиза, привычно сплюнул на песок, про себя отметив окружение правителя Ослямбии, нисколько не изменившееся по своему составу со вчерашнего дня. На Герканта и Джушукана рыжебородый витязь зыркнул лишь мимоходом, а вот восседающая чуть правее от властителя высокая горбатая фигура в чёрном, как смоль, балахоне, весьма его заинтересовала.
«Никак, это тот самый Зоривес, ученик старой ведьмы Урсулы, про которого мне Лазар вещал, — думал про себя Ратибор, внезапно столкнувшись с холодными, недоброжелательными мутноватыми очами, неприязненно сверкнувшими на него в ответ из-под натянутого на голову объёмного мешковатого капюшона. — Про ентого ведь колдуна вифириец гундосил, будто обезьяну-людоеда приютил. Любопытно… Урсула в муху умеет оборачиваться, а ентот, может… никого у себя и не держит? Вполне вероятно, он также перевоплощается, как и егошняя наставница, только как раз в этого, как его… в бугуза?.. Коли так и есть, то ента даже хорошо! Ибо куда мне более по нраву с подобным оборотнем схлестнуться, чем за ушлой навозной мошкой с лопатой сигать. Горилла хоть в форточку не прошмыгнёт; зад не пролезет…»
— Начинайте бой! — тем временем торопливо проверещал глашатай, сделав вид, что не заметил со стороны Ратибора проявления нового, мягко говоря, непочтения к царствующей особе и его гостям по ложе. Но похоже, как раз из-за этого забавно засуетившийся распорядитель решил побыстрее дать отмашку о начале схватки, покудова непокорный русич не выкинул какой-нибудь очередной, по всей видимости, дежурный для него фортель.
— Потрошитель! — вдруг раздался властный голос. В наступившей тишине Эдиз встал и, обращаясь к Варду, звонко отчеканил: — Завалишь этого наглого руса, немедля получишь свободу и столько золота, сколько сможешь унести! Слово императора! — властелин Солнечной державы высокомерно оглядел поражённые услышанным трибуны и неторопливо сел на место. Зрителей же в глубочайший шок повергло вовсе не само по себе впервые за полтора века существования Кузгара прозвучавшее из уст правителя предложение о помиловании раба-ристальщика с прилагающимся баснословно щедрым вознаграждением, отнюдь нет. Больше всего обескураженную происходящим толпу поразило то, кого государь, очевидно, чутка сбрендивший на волне нахлынувшей ненависти к Ратибору, собрался одарить своей милостью. Историю пленения Потрошителя многие из зевак слышали. Как и страшные россказни о том, какие бесчинства он со своей шайкой творил в рыбацких деревушках. Посему подавляющее большинство обывателей было уверено, что этот изверг никогда более не увидит белого света, окромя как через решётку клети да из кузгарских застенок. «А тут вон оно что!.. Помилование… Ну дела! Нашёл, конечно, самодержец, кого осчастливить!.. Совсем уже ку-ку⁈» — похожие беспокойные мыслишки сумбурным вихрем крутились в головах у собравшейся на арене разношёрстной публики, и не столь важно, на каких ярусах находились вольнодумцы: на первом-втором или на третьем-четвёртом; редкое единодушие в данном вопросе наблюдалось у черни с аристократией.
