— Неплохо… — не замедлил похвалить его высший демон, — весьма неплохо… Ты умеешь держать себя в руках. Что же, в награду я расскажу о том, что так хочешь знать.

— Повелитель Ли настолько уверен в том, что знает все мысли этого младшего небожителя? — с усмешкой поинтересовался Фан Синюнь.

Ему много рассказывали о высокомерии высших демонов. И вот теперь он убедился сам — у Ли Чжэньшаня манеры владыки Трёх миров. Никакой скромности!

— Разве это тайна? Знать желания твоего сердца… — всё с той же едкой насмешкой заметил высший демон. — Если хочешь спасти её, поспеши в Долину целителей. Твоя бестолковая ученица решила добыть небесный артефакт.

Слова главы Павильона Кушуй оказались ударом в самое сердце. У Фан Синюня едва в голове не помутилось от осознания им сказанного. А следом пришло прозрение, похожее на ослепляющий солнечный свет в полдень.

На тихое озеро, мирно дремлющее в окружении цветущих садов, его привел не отголосок внутренней ци Шучэн… Это была темная демоническая энергия повелителя Ли. Именно она выглядела такой знакомой.

Ему понадобилось пройти земное испытание, вернуть память и духовное чувство небожителя, чтобы понять — Шучэн дочь высшего демона! Эта истина всегда лежала на поверхности, только он был ослеп и ничего не видел, кроме конечной цели своей короткой земной жизни.

Возможно, удобнее жить вот так, ничего не замечая? Однако то, что мог позволить себе заклинатель Фан, недопустимо для младшего небожителя Фан Синюня.

— Но… почему ты не остановил её сам? — возмутился он. — Ведь в ней течёт твоя кровь!

Ли Чжэньшань усмехнулся и едко поинтересовался:

— А ты сам когда-нибудь пробовал остановить вольный ветер?

— Хорошо…. Очень хорошо! — злость сама рвалась наружу, не позволяя речи выглядеть пристойно. — Если повелитель Ли не хочет быть отцом для собственной дочери, этот младший небожитель сам проявит заботу о своей ученице!

Не дожидаясь ответа, Фан Синюнь позволил телу раствориться в теплом весеннем воздухе. Долина целителей находилась совсем рядом. Все что ему нужно сейчас — просто не опоздать.

***

С подыхающего тигра всякий охотник желает снять шкуру. Ся Тайкан, третий ван Ся, давно слышал это изречение, но только сейчас до конца осознал его смысл.

Повозка тряслась по ухабам грунтовой дороги, оставляя за собой клубы пыли. Его увозили из столицы на север, минуя крупные дороги и поселения. А для сопровождения выделили только небольшой отряд степняков из племени бэйжун.

Что это, как не желание снять шкуру?

Когда повозка особо сильно подскочила, угодив колесами в дорожную яму, Ся Тайкан с горечью подумал, что будь здесь главный евнух Гу, он бы позаботился о господине как следует. А те бездельники, что окружали его, не удосужились даже запастись подушками, не говоря о свежей еде. Пятый день подряд приходится доедать совершенно сухую дворцовую выпечку.

Но к вечеру повозка, наконец, остановилась.

Полог, защищающий дверь от пыли, отодвинули в сторону и Ся Тайкан зажмурился, прикрываясь ладонью от яркого света. Его не только не кормили, как следует, но и везли в полутьме, словно пораженного жестокой проказой.

— Господин, можешь выйти. Мы приготовим ужин.

Евнух произнесший эти долгожданные слова, выглядел незнакомым. Но и на переодетого степняка не походил — слишком хороши манеры. Ся Тайкан с кряхтением выбрался из повозки и потёр кулаком затекшую спину.

— Сюда, господин, — направил его евнух к разложенному у дороги костру.

Опустившись на предложенную циновку, Ся Тайкан осмотрелся. Степняков поблизости не было. Только двое евнухов возились у огня. Разглядев их окровавленные руки, ван Ся брезгливо скривился — впервые кто-то осмелился в его присутствии разделывать зайца. Но сейчас не до церемоний. Живот сводило от голода.

Он едва дождался, пока суп доварится. Запах у костра стоял такой, что даже умершие могли вернуться в мир живых ради ужина.

— Возьми, господин, — один из евнухов подал вану глиняную миску и палочки, а затем с поклоном отошёл в сторону.

Следовало бы хорошенько выпороть этого негодяя. Кто позволил ему так обращаться к правителю? Что за «господин»? Но сейчас не до возмездия. Для начала нужно выжить.

Ся Тайкан с ненавистью представил улыбающееся лицо младшего брата. Только Чжункан мог привести в столицу воинов бэйжун. Ведь одна из его наложниц дочь вождя Бу.

— Следовало убить тебя ещё в Янчэне…

— Ты звал меня, господин? — встрепенулся евнух, греющийся у огня.

Ся Тайкан молча покачал головой и осторожно отпил суп из широкой миски. Кролик проварился достаточно долго, чтобы передать весь мясной аромат и жирность ключевой воде. Суп выглядел наваристым. Однако, попав в желудок, он не утолил голод.

Ван Ся мимо воли выронил миску из рук, ощутив, как живот словно прошило изнутри десятками отточенных клинков. Боль была настолько сильной, что у него не осталось сил позвать на помощь.

Упав лицом в траву, Ся Тайкан вцепился пальцами в землю, вырывая былинки с корнями. Но совсем скоро всё закончилось — его мышцы ослабели, а глаза перестали видеть. А потом ушла и сама боль.

Евнухи, сидящие у костра, приблизились к вану и, перевернув его на спину, проверили дыхание. Убедившись, что тот не дышит, один из них вернулся к повозке, достал из мешка почтового голубя и, привязав к ножке белую ленту, выпустил в вечернее небо.

Этой же ночью Ся Чжункану, приближающемуся к Янчэну с воинами своего дома, была доставлена печальная весть — Ся Тайкан, третий ван Ся, ушёл к Жёлтым источникам, лишив себя жизни, повесившись на дереве.

А утром новость достигла Янчэна и в народе сказали — злого правителя покарали небеса, позволив его совести проснуться.

Но вельможи смотрели на происходящее шире — Ся Чжункан зарезал курицу на устрашение мартышкам. Никому из них не хотелось следующим ложиться под карающий нож. Поэтому к вечеру вся столица встречала младшего сына семьи Ся, приветствуя того на улицах, словно великого полководца и победителя. Говорили — в Янчэн прибыл освободитель от злой тирании третьего вана, почтительный сын своего отца, добродетельный муж и заботливый отец.

Вождь бэйжун ждал его у ворот дворца, приветствуя, как отца народа и Сына Неба — почтительно опустившись на колено. Степняк видел за спиной Ся Чжункана тех, кому больше остальных желал хорошей жизни. Любимую дочь и единственного пока внука.

Зять сдержал слово! Поэтому, будь гун Дицю самим владыкой Диюя, он не постесняется отбить тому земной поклон, не думая о гордости. Иногда собственное лицо не имеет никакого значения в сравнении с поставленными целями. Вождь бэйжун хорошо понимал это и спешил выказать уважение сильнейшему.

В путь обратный пора нам грести,

Только лотос разросся вокруг,

Всюду лотос на нашем пути.

(Ли Цинчжао)

Если на небе ни облачка, это вовсе не значит, что день будет хорошим.

Ань Син разглядывала гостей, свалившихся на их головы с бесконечно-глубокой синевы, не предвещающей дождя. Два десятка мужчин в коротких шэньи из чернильно-чёрного шёлка и дева в пламенеюще-алом. Определить её пол позволяло более хрупкое телосложение.

Похоже, именно она старшая — стоит впереди остальных, буравя неприязненным взглядом. Ань Син оглянулась на Хун Сянъюня. Бог войны с безразличным видом разглядывал какую-то былинку под ногами, словно не к ним пожаловал этот странно выглядящий отряд.

— Эй! — дева в алом не выдержала первой.

Хун Сянъюнь смерил ту холодно-равнодушным взглядом и промолчал.

— Хорошо… — с раздражением продолжила гостья, — сама спрошу. Вы убили мою сестру у ворот того вонючего города?

Ань Син не видела, кого и как убивали близ городских ворот Дицю, но по напряжению, повисшему в воздухе, безошибочно определила — кого-то важного. Иначе из Диюя в мир смертных не пожаловало бы столько духов. О том, что в отряде были именно духи тоже догадаться не сложно. Аура у них более грязная, чем у других бессмертных.