В бронь оденься, отбрось шёлк прочь.

Оглянись, бой идёт, день идёт и за ним ночь.

Благословение небес — весенний дождь, внезапно превратился в настоящее проклятие: непрекращающиеся ливни шли уже второй месяц, угрожая превратить Ся в зловонные болота. И только близость к хребтам Фуню позволяла северянам беспрепятственно навещать ближайшие поселения — дороги здесь были каменистыми, а лишняя вода стекала в долину, переполняя ближайшую реку и озеро Синбо. Отчего река вышла из берегов, а озеро заметно изменило очертания, подтопив Долину целителей.

Ся Шучэн, единственная дочь гуна северного города Дицю, осторожно приоткрыла отяжелевшую от сырости шерстяную занавеску и выглянула наружу. Повозка катилась по каменному настилу, жёстко подпрыгивая на ухабах, навстречу быстро опускающимся сумеркам. Серые небеса на горизонте сливались с такой же неприглядной мокрой землёй, будто пришитой к низким облакам косыми стежками мелкого затяжного дождя.

Она привычно выделила из унылого пейзажа чёрную полоску, виднеющуюся на северо-востоке. Город Дицю. Место негласной ссылки её отца, родного брата третьего вана династии Ся. Официально Ся Чжункан направлен на север для защиты границ от кочевых племён. Но все вокруг прекрасно знают — он удалён от двора по просьбе наложницы Вэнь, любимой женщины правителя.

И этот позор до сих пор не смыт кровью... Хотя прошло больше десяти лет.

Ся Шучэн ни разу за свою короткую жизнь не видела ту женщину. Но чужое имя она запечатлела на своих костях. Ведь иногда для ненависти не требуется личного знакомства. Ей достаточно взглянуть на хмурого отца, чтобы представить гаремную змею, определившую судьбу младшей ветви правящего дома, и пожелать той скорейшей смерти.

— Младшая госпожа... Младшая госпожа!

Тихий голос служанки вывел Шучэн из задумчивости — безликий образ наложницы Вэнь растаял в вечерней мгле, оставляя после себя едкую тоску, такую же невнятную, как серый пейзаж за окном повозки.

— Мм..? — нехотя отозвалась она.

— Младшая госпожа, тебе нельзя так сильно мёрзнуть, — служанка решительно выдернула край шерстяной занавески из озябших пальцев и подула ей на руку, пытаясь согреть. — Кожа вся посинела от холода! Что я старшей госпоже скажу, если ты опять заболеешь?

— Матушке нет до меня дела, А-Тун. Единственное, что волнует её сейчас — внимание моего отца. Наложница Бу слишком хороша собой, чтобы матушке жилось спокойно. До родной ли дочери при таких обстоятельствах?

Тун пристально взглянула на неё, но промолчала. Шучэн позволила укутать себя во вторую меховую накидку, с интересом наблюдая за суетливыми движениями служанки. Что с этой девой случилось? Обычно та болтает не умолкая.

— А-Тун...

— Да, младшая госпожа?

— Матушка в последние дни не приказывала бить тебя? Может, я чего-то не знаю о жизни слуг в Красной резиденции гуна Дицю?

— Младшая госпожа! Неужели хочешь проклясть и накликать беду на эту ничтожную? — с укором в голосе отозвалась Тун, услужливо протягивая грелку для рук.

Глиняная жаровня с затухающими древесными углями, обтянутая тёмно-коричневым норковым мехом, заставила блаженно прикрыть веки, наслаждаясь теплом. Тун права — незаметно для самой себя она сильно замёрзла.

Впрочем, когда её не донимал холод?

Сколько Шучэн помнила себя, она мёрзла. Зимними ветрами, благоухающей весной, в летний изнуряющий зной и под шорохом осенних листьев — ей всегда не хватало тепла. Меховая накидка стала одной из важнейших одежд, без которой она не покидала спальные покои.

Матушка, немногословная госпожа Се Цяньяо, утверждала, что виной всему позорная болезнь — под новолуние Шучэн ходила во сне, пугая служанок. А её необузданный гнев мог навредить окружающим людям. Когда такое случалось, мать не только ругала, но и била дочь, злобно приговаривая «Ты моё проклятие! Самое большое проклятие…»

Проклятием Ся Шучэн быть не хотелось.

Поэтому она послушно уезжала к подножию Сюэшань, где под присмотром дяди — главы клана Снежной горы, пыталась обуздать странный недуг, чтобы угодить матери. И, в конце концов, болезнь немного отступила — теперь от Шучэн не страдали посторонние люди. Правда, материнской любви частичное исцеление не принесло. Да и холод донимал её по-прежнему, не позволяя вести беззаботную жизнь дочери одного из самых богатых людей государства Ся.

Шучэн осторожно прижала грелку к груди, позволяя живому теплу добраться до самого сердца. Если не согревает материнская любовь, древесные угли тоже подойдут. Она хочет выжить и обязательно выживет! Совсем, как чахлый рисовый побег, проклюнувшийся этой холодной весной.

Повозка резко дёрнулась, замерев на месте, а лошади тревожно заржали, проявляя беспокойство. Шучэн слетела на пол вместе с подушками, по неосторожности выронив грелку. Её верная служанка тотчас выдернула из пучка волос деревянную шпильку, принявшись ловко собирать вывалившиеся на коврик угли.

А Шучэн, теперь предоставленная себе, нехотя выбралась из повозки, чтобы утолить любопытство. Остановка показалась ей бессмысленной ввиду близости родного города. Почему возничий сегодня настолько неуклюж?

Выйдя, она обнаружила, что дождь на время прекратился, при этом тьма стала гуще — отблески яркого света виднелись лишь на горизонте, где раскинулся славный город Дицю. А вокруг повозки рассыпались десятки нервно трепещущих на ветру факелов. Слышался топот бегущих куда-то людей, сдавленные крики — удивлённые и немного растерянные.

Сегодня был День поминовения усопших — праздник Цинмин, приходившийся точно на лунный месяц дракона. Утром отец отправился к алтарю, возведённому южнее города, вместе с воинами своего дома. И Шучэн даже подумать не могла, что вечером, на обратном пути к Дицю, им посмеют заступить дорогу вооружённые чужаки. Она уже рассмотрела мечущиеся вокруг дороги тени — низкорослые люди, больше похожие на карликов, беззвучно атаковали охрану гуна.

Шучэн с тревогой взглянула на повозку отца, до этого ехавшую впереди всех, и облегчённо выдохнула — тот занял оборонительную позицию с мечом в руке, а окружающие его воины ощерились во все стороны натянутыми луками.

Ей нужно вернуться! Пусть стенки повозки совсем ненадёжная защита, но это лучше, чем стоять на виду у врага. Шучэн осторожно попятилась, стараясь не привлекать внимания. Однако манёвр не удался, как было задумано — дверца повозки скрипнула и оттуда показалась голова служанки. А через мгновение раздался её истошный визг. Один из карликов вынырнул из серой полутьмы, причём его прыжок походил на кошачий по ловкости и силе: ноги атакующего оказались выше стоящей на подножке Тун, а обнажённый меч нацелился ей точно в голову.

Шучэн невольно ахнула и поражённо отметила, что видит каплю вновь сорвавшегося дождя — та зависла на острие занесённого меча, медленно растягиваясь, готовая сорваться вниз. На этой крошечной поверхности, сотканной из серебристо-мутной воды, отражались неясные блики горящих вокруг факелов.

А потом капля лопнула, скользнув мелкими брызгами на сырую землю. И следом за ней откуда-то из груди Шучэн вырвалась протестующая волна… нет, не страха, острого гнева, сметающего всё и всех на своём пути: по-кошачьи ловких карликов, вставших плечом к плечу воинов отца, напряжённо перекликающихся слуг с факелами в руках, а также уставших от дороги и промокших насквозь лошадей.

Ещё она увидела, как удивлённо оглянулся напавший на служанку мужчина — зрачки его глаз подозрительно мерцали, напоминая звериные. Он сделал первый уверенный шаг в её сторону, а потом словно наткнулся на невидимую преграду.

Крик Тун в это мгновение резко оборвался — служанка покинула ненадёжное место, быстро спрыгнув на землю. После чего незримая волна сбила мужчину со звериными глазами с ног, а следом опрокинула повозку.