— Ты должен понимать, что для высшего демона нет ничего ближе родной крови. Как бы ни была слаба или неправа твоя сестра, ты не можешь отвернуться от неё, оставив в беде.

О чём говорит отец? Тот заклинатель смотрел на Шучэн, словно на белый лунный свет!

[Белый лунный свет — метафора любви: возвышенной, живущей в сердце и недосягаемой]

Можно провести обычного смертного, но Пэйши наблюдал за побегом мастера и ученицы, используя духовное чувство. И теперь готов дать руку на отсечение — Шучэн для заклинателя особенная дева, хотя тот наверняка не признается в этом даже самому себе.

— Почему молчишь, Пэйши?

— Прости, отец… но младшая не в беде. Заклинатель видит в ней ученицу. А эти узы святы для праведников.

Ли Чжэньшань покачал головой и вздохнул.

— Воистину, молодость слепа. Именно потому, что он считает себя праведником, рано или поздно его сердце ожесточится к Шучэн.

— Но, отец… — попытался возразить Пэйши.

— У демонов, смертных и небожителей разные пути. Никто из них не понимает остальных. А ты хочешь, чтобы последователь праведного клана искренне принял полудемона? Как только заклинатель поймёт, что не способен изменить в ней демоническую природу, он тут же предаст её.

— Тогда давай заберём у него младшую?

Ли Чжэньшан посмотрел на сына, как на умалишённого.

— А тебе не кажется, что вообще не стоило отдавать её чужаку?

В голосе отца звучал неприкрытый укор, но Пэйши уловил и другое — высший демон перестал гневаться. Он отбил ещё один земной поклон, гулко соприкоснувшись лбом с деревянным полом.

— Поднимись, — приказал Ли Чжэньшань и нехотя вернул ему мечи. — Сейчас заклинатель наверняка восстановил все духовные силы. Не лезь больше в дела сестры! Я сам при случае поговорю с ней.

— Как пожелает отец.

— Приведи себя в порядок, — повелитель Ли окинул сына осуждающим взглядом, а затем неспеша вернулся к столу.

Он всегда помнил его таким — величественно-неторопливым. Отец долго жил на Девяти Сферах вместе с небожителями. Видимо, все его манеры родом из Небесного города?

Пэйши достал из рукава платок и промокнул разбитый лоб. Пятно на белом шёлке напоминало раздавленную малину. Ухмыльнувшись собственной никчемности, он без сожалений бросил платок в жаровню, стоящую в углу отцовского кабинета, низко поклонился и вышел.

Ли Чжэньшань и правда любил своих детей. За всего годы он ни разу не взялся за дисциплинарную палку, хотя Пэйши считался очень непочтительным, а временами и неразумным сыном.

Жизнь дает в воспоминаньи

Часу прошлому луна -

И сама, не зная муки,

Держит в памяти своей

Все печали, все разлуки...

(Ли Бо)

Фан Синюнь растерянно наблюдал за торопливыми движениями Шучэн, чувствуя тяжесть на сердце. Ученица сметала рассыпавшийся улун ладонью и бережно складывала уцелевшие чаинки в коробку, которую прижимала к груди.

Но ему казалось, что та стояла на коленях перед его домом на горе Гаочунь, ожидая наказания!

Этот сорт считался одним из самых дорогих в Ся. Продав коробку с таким улуном, можно кормить семью бедняков целый месяц. Но теперь сухой чайный лист покрывал пол ровным слоем никому ненужного мусора. А Шучэн ползала на коленях, собирая его дрожащей рукой, и тихо глотала слёзы.

Для барышни, воспитанной в резиденции гуна Дицю, такое могло показаться оскорблением. Но униженный вид Шучэн был для него невыносим по другой причине — заклинатель уже обвинил себя. Это он спровоцировал неопытную девочку и позволил пробудиться в ней демонической ци.

Разве она виновата? Сладкий апельсин, посаженный в плохую землю, обязательно станет кислым. А если давить на кисть слишком сильно, та рано или поздно сломается.

Тот, кто мудрее, несёт ответственность за всё.

— Шучэн…

Ученица не ответила. Её упрямству можно позавидовать. Только вот ему не хватит смелости проверить, насколько хватит этого упрямства. Он здесь не для того, чтобы ломать кисть или пересаживать сладкий апельсин, делая его кислым. Он хочет и сберечь, и оставить всю сладость.

— Шучэн, хватит! — Фан Синюнь опустился на колено рядом, перехватив руку ученицы.

Та подняла на него удивлённые глаза. Заклинатель осторожно отряхнул прилипшие к её пальцам чаинки.

— Я куплю новый чай.

В глазах Шучэн проскользнуло недоверие. А потом он посмотрел на замершую в его руке маленькую ладонь. Край рукава неприлично отвернулся, обнажая тонкое запястье.

— Где браслет? — слова вылетели изо рта непроизвольно.

И Фан Синюнь пожалел о собственной несдержанности — ученица дернулась всем телом, пытаясь освободить руку, а её покрасневшие глаза снова наполнились слезами. Он поспешно разжал пальцы, отпуская на свободу.

— Я был груб… прости.

— Шифу… ты не сможешь купить… — Шучэн судорожно всхлипнула, пытаясь не разрыдаться в голос. — Они принимают только цзиньбэй. У шифу нет ракушек!

Заклинатель в спешке оглядел всю комнату — в его рукавах и за поясом давно нет шёлкового платка. Если она заплачет, что ему делать? К счастью, на глаза попалось полотенце из тонкого хлопка, принесенное вместе с подносом для еды. Он схватил его и с победным видом вложил в руки Шучэн.

— Где люди, продавшие тебе чай? — вопрос не был задан из простого любопытства. Фан Синюнь вознамерился вернуть то, что принадлежало этой глупой барышне по праву.

Выслушав сбивчивые пояснения ученицы, заклинатель велел той оставаться в комнате, а сам направился к чайному дому. Сторговавшись с хозяйкой за нефритовый жетон Небесного клана, он не только заполучил бумажную упаковку первосортного улуна с Морозного Пика, но и многострадальный браслет из цзиньбэй.

Сунув браслет за пояс, а улун под мышку, чтобы уберечь от срывающегося дождя, Фан Синюнь поспешил на почтовую станцию. Взбежав по скрипучей лестнице на второй этаж, он уверенно толкнул кулаком такую же капризно-визгливую дверь.

Но комната Шучэн пустовала!

***

Тун говорила, что женщины изворотливы и хитры от природы. Шучэн никогда не задумывалась над словами служанки до сегодняшнего дня. Рассыпавшийся во время поединка улун убрал мастера Фан с почтовой станции безо всяких усилий с её стороны.

Получается, она дала волю женской природе, сама того не зная?

Шучэн поспешно закуталась в меховую накидку и спустилась вниз — нужно уходить, так будет лучше и для мастера, и для неё самой!

Проклятая болезнь стала камнем на шее, увлекающим в самый глубокий омут. Как такая презренная может находиться рядом с заклинателем, которого едва не убила? Небесный клан не простит ей! И она сама себя не простит. Потому что, этот угрюмый молодой мужчина почти незаметно стал для неё ближе, чем любой из членов семьи.

Шучэн не понимала своих чувств, но одно знала наверняка — она не хочет вредить мастеру Фан. Поэтому убраться отсюда — самое лучшее решение. Пора выполнить данное Сюин обещание.

Она испуганно ахнула, когда из-под старой яблони, растущей при дороге, вынырнула маленькая тень, уверенно перекрывая дорогу.

— Сю…ин?

Сяньли лукаво улыбнулась и, раскрыв принесённый с собой зонт, прикрыла Шучэн от дождя.

— А ты кого ждала? Сожгла мою шёрстку, не вини, что явилась быстро.

— Сюин… ох, Сюин… — на этот раз Шучэн обняла сяньли, не думая о приличиях.

Простая одежда кошки пахла сыростью и лесными травами. Наверное, прямо из дому сюда прибежала? Шучэн почувствовала неловкость и прижалась к худенькой демонице ещё сильнее. Та с готовностью ответила на объятия и даже погладила Шучэн по голове.

Вот уж поистине, доброе сердце не зависит от места рождения и крови, текущей внутри!

Се Цяньяо никогда не приближалась к дочери ближе, чем на шаг. А гун Дицю не проявлял нежность из-за своего высокого положения — не позволительно брату третьего вана Ся быть нянькой юной дочери. Только верная Тун, а теперь и Сюин не боялись проявить чувства.