Он вспомнил Небесный Раскол, как умер Ши Мэй, и как убитый горем Мо Жань стоял на коленях посреди снежного поля.

Вспомнил реки крови в Духовной школе Жуфэн, как небо и земля изменили цвет, и как искренне радовался и хохотал Мо Жань, когда Е Ванси насквозь пробило лопаточную кость.

Вспомнил себя, капля за каплей истекающего кровью, как после Мо Жань привел его в чувство в Павильоне Алого Лотоса и как заточил во внутренних покоях, так что он больше ничего не мог сделать.

…Одно за другим, все воспоминания вернулись.

Пещера приняла свой первоначальный вид. В какой-то момент Чу Ваньнин почувствовал, что лежит на промерзшей земле совершенно нагой, а прижавшийся к нему со спины Мо Жань крепко сжимает его в объятьях. Руки молодого человека дрожали, их тела были скользкими от пота, а воздух пропитался запахом похоти.

Воспоминания вернулись.

Чу Ваньнин не двигался, не говорил и даже не злился.

Голова почти раскалывалась от боли. Сейчас ему казалось, что в процессе их соития что-то сокрытое внутри Мо Жаня перешло из его тела к нему.

Несомненно, именно это восстановило его память.

Но что это было?

В один миг на него обрушилось так много воспоминаний, что Чу Ваньнину показалось, что еще немного и его голова просто лопнет от распирающих ее мыслей. Он смутно понимал, что некоторые вещи ему точно знакомы, но на какое-то время потерял способность мыслить ясно.

— Учитель, — до его ушей донесся голос Мо Жаня, такой нежный и осторожный, как тычинки на распустившемся ранней весной цветке. И куда только подевалась его подавляющая аура насильника и деспота? — Прости…

Все еще находясь в объятьях Мо Жаня, даже не поворачивая головы, просто по голосу, он мог представить, как сейчас тот с обожанием, сожалением и раскаянием смотрит на него покрасневшими влажными глазами.

— Прости, я все-таки… я все-таки сделал тебе больно…

Попав под контроль курильницы, Мо Жань оказался в том же положении, что и Чу Ваньнин: несмотря на ясность сознания, он не мог контролировать движения собственного тела. Когда, грубо сжав талию Чу Ваньнина, он нетерпеливо и безжалостно овладел им, ему самому было больно.

Он совсем не хотел делать это так… Покрасневшими глазами глядя на лежащего под ним Чу Ваньнина, он думал только о том, что хочет просто наклониться и ласково поцеловать его, утешить и позаботиться о нем. Но слова, что исторгали его уста были такими безжалостно язвительными, а движения его рук такими по-звериному жестокими.

Его сердце страдало от боли. Но что он мог сделать? Он совсем не контролировал себя.

С раскалывающейся от боли головой Чу Ваньнин лежал ничком на промерзшем камне и у него не было сил даже пальцем пошевелить. Выслушав извинения Мо Жаня, он почувствовал только шум в ушах, перед глазами все мерцало и кружилось, так что казалось, что в любой момент он может вновь потерять сознание.

Он раскрыл рот, но, видимо, из-за того, что не так давно он долго кричал, его голос прозвучал ужасно хрипло и сдавленно:

— Ты сначала… ты сначала выйди…

Мо Жань сжал губы и не проронил ни звука.

Он пришел в себя немного раньше, чем Чу Ваньнин и, на самом деле, как только ему удалось восстановить контроль над своим телом, он сразу же вышел из него. Но, похоже, их соитие стало настолько ужасным испытанием для Чу Ваньнина, что тому казалось, что его смертельно опасное орудие из плоти и крови до сих пор находится внутри его тела.

Мо Жань почувствовал, что груз вины на его сердце стал еще тяжелее.

До того, как войти в пещеру, он предполагал, что там будет что-то вроде свитка воспоминания, но уж точно никак не ожидал, что опять вернется в те времена, когда на Пике Сышэн он провел с Чу Ваньнином свою первую брачную ночь. Облаченный в расшитый золотом алый наряд он вновь одним ударом распахнул двери Павильона Алого Лотоса.

Мо Жань конечно знал, что он сделал тогда, но никогда не думал, что та сцена может быть воссоздана подобным образом.

Он не хотел снова мучить и унижать Чу Ваньнина, не хотел становиться Тасянь-Цзюнем… однако он больше не был хозяином своего тела. Еще более отвратительным было осознание того, что подобное насилие все еще волновало его сердце, заставляя его трепетать от возбуждения.

Будь то Тасянь-Цзюнь или он сам, на самом деле, оба они страстно жаждали вцепиться в горло Чу Ваньнина, покорить и полностью подчинить его.

Сколько бы он не сдерживался, в конце концов, остался все тем же Мо Вэйюем.

Это нельзя изменить. От этого невозможно сбежать.

Вот буквально только что, грубо вторгаясь в тело этого человека и слушая его мучительные стоны, он с головой погрузился в наслаждение. Однако стоило этой волне всепоглощающего удовольствия налететь на чувство вины, брызги разлетелись во все стороны.

Внезапно он и сам перестал четко различать, кто же он: Наступающий на бессмертных Император Тасянь-Цзюнь или образцовый наставник Мо, добрый человек или коварный злодей, верный спутник или вероломный предатель.

Лежа в постели с Чу Ваньнином, он погладил его по щеке и произнес те самые мерзкие слова, что уже говорил когда-то… наложница Чу?

Да, в прошлой жизни он совершил три непростительных вещи в отношении Чу Ваньнина. Во-первых — убил его, точнее использовал запретную технику, ставшую причиной его смерти, во-вторых – унизил его, заставив послушно исполнять все свои плотские желания.

В-третьих — женился на нем. Это значит, что он отнял у него его личность, запер его в ловушку на весь остаток жизни, получил исключительное право обладать им на земле и на небе, в жизни и смерти. Пойдя на поводу у своих эгоистичных желаний, он взял этого гордого и принципиального уважаемого бессмертного и по всем людским законам сделал своей официальной наложницей.

И хотя очень немногие знали, как на самом деле выглядит принятая императором «наложница Чу», факт остается фактом, он, в самом деле, принудил его, спрятав лицо под красным покрывалом, на глазах у всех исполнить брачный ритуал и вступить с ним в брак, после чего снисходительно одарил его статусом второй супруги.

В то время, когда он сделал это, ему и самому было неясно, какой в этом смысл.

На самом деле, если он и правда хотел, чтобы Чу Ваньнин почувствовал себя несчастным, достаточно было во всеуслышание объявить всему миру о том, что он, Мо Вэйюй, взял в жены своего наставника. Пусть бы все узнали, что уважаемый Бессмертный Бэйдоу отныне человек, обслуживающий в постели Наступающего на бессмертных Императора.

Почему же он не сделал этого?

Наоборот, все то время он тщательно хранил и защищал эту тайну, так что долгое время даже его императрица Сун Цютун не знала, кем на самом деле была таинственная «наложница Чу». Движимый чувством мести, призвав в свидетели лишь Небо и Землю, он сам для себя разыграл весь этот спектакль без единого зрителя.

Однако, нужно признать, он смаковал каждое мгновение этого представления.

Для чего и почему?

Тут он вспомнил, как после смерти Чу Ваньнина думал поставить ему памятник, но в последний момент испугался, что люди раскроют его, и весь мир будет смеяться над ним. Все, что он смог себе позволить, это собственноручно выкопать могилу под Пагодой Тунтянь и закопать там платье Чу Ваньнина, в котором он был на их свадьбе.

Сидя, подперев щеку, перед неподписанным надгробием Наступающий на бессмертных Император очень долго думал, что же на нем написать:

«Могила мудрейшего Учителя[243.7] Чу Ваньнина».

Он чувствовал, что написать такое будет равносильно признанию поражения, словно он как какой-то безутешный вдовец, что, страдая по своей обиженной при жизни покойной супруге, мучается угрызениями совести и сожалеет о том, что не может вернуть прошлое. Это и правда выглядело бы смешно и нелепо.

Он еще долго вертел в руках Бугуй, прежде чем глаза его вновь ярко вспыхнули, когда ему в голову пришел очень лаконичный и в то же время интимный вариант надгробной надписи. Хохоча, словно безумный, он используя меч как кисть, несколькими росчерками нацарапал: