— Почему ты опять везде бегаешь без обуви? — нахмурившись, пожурил его он.
— Эта дорожка полностью вымощена духовными камнями. Без обуви лучше впитывается духовная энергия.
— Дни уже такие холодные, стоит ли терпеть из-за капли духовной энергии? Сейчас же надень обувь. Только посмотри на себя, пальцы на ногах покраснели от мороза.
Сюй Шуанлинь раздраженно прицокнул языком:
— Зануда Ло, да что ж ты такой многословный и надоедливый, а?
Но несмотря на свои слова, Сюй Шуанлинь все же взял башмаки и, нарочито не спеша, небрежно надел их, смяв задники. После этого, взглянув на Ло Фэнхуа, он спросил:
— Ну что, теперь ты успокоился? Хочешь пойти со мной полюбоваться на фонари на рынке?
— Но мы с А-Лю еще не закончили с его учебным заданием. Мне нужно снова его подтягивать, прежде чем…
Как только голос Ло Фэнхуа начал затихать, Сюй Шуанлинь бесцеремонно перебил его. Вздернув подбородок, он с надменным выражением посмотрел ему в глаза и заявил:
— Мой старший брат тот еще тупица. Если ты собрался неустанно наблюдать, как он пишет, то всю праздничную ночь с ним просидишь и пропустишь Фестиваль Фонарей.
Ло Фэнхуа в ответ лишь добродушно рассмеялся:
— Ну нет, так нет. Я вообще не слишком люблю шум и праздничную суету.
Сюй Шуанлинь пристально уставился на него и вдруг в ярости наполовину стянул задники, а потом отправил стоптанные ботинки в полет куда подальше. Изумленный Ло Фэнхуа спросил:
— Что случилось?
— Не буду их носить! Не буду надевать! Катись! Катись! Катись!
— Обуйся, холодно ведь.
— Не обуюсь! Убирайся!
— Ты... злишься?
Сюй Шуанлинь с отвращением посмотрел на него:
— Я злюсь? На что мне злиться? Ты и мой брат — сладкая парочка, тупица и голодранец, решили воспользоваться случаем и вместе провести этот праздник. Лучше и быть не может! Иди куда шел, а меня оставь в покое.
Договорив, он махнул рукой и беззаботно пошел вперед.
На самом деле в этот момент он очень сильно надеялся, что Ло Фэнхуа попытается его догнать.
Пусть его ноги покраснеют, а кожа лопнет от мороза — для него это вообще не имеет значения.
В ярости сбросив ботинки с обеих ног, он ожидал, что тот, кто остался позади, окликнет его, остановит, поднимет переполох и будет горячо убеждать обуться, ведь иначе он простудится.
С каждым шагом чаша его ожидания все больше переполнялась.
Он так ждал и надеялся, но Ло Фэнхуа не догнал его и даже не попытался окликнуть.
Постепенно его шаг начал замедляться.
Он уже прошел больше сотни метров, скоро пройдет городские ворота, а его все еще никто не окликнул. Он сжал кулаки, мысленно сказав себе: «Ну и ладно, в конце концов, у меня с детства не было друзей и на все Праздники Фонарей я ходил один. Подумаешь, проблема!».
И начал спускаться по ступеням.
Первая ступенька.
Вторая.
В конечном счете Сюй Шуанлинь вдруг быстро обернулся и поморщился. Изменившись в лице, он не сдержался и громко заорал:
— Ло Фэнхуа!
Ло Фэнхуа и правда не пошел за ним, но и не ушел. Подобрав его туфли, он замер на месте, не зная, как поступить. Услышав похожий на удар палкой по голове гневный окрик Сюй Шуанлиня, он тут же очнулся от своих размышлений и, широко раскрыв свои круглые глаза, растерянно пробормотал:
— А?..
— …
Ну и ладно.
В итоге сдался именно Сюй Шуанлинь.
Так что в тот год во время Праздника Фонарей Ло Фэнхуа вместе с ним составил компанию Наньгун Лю.
Донельзя огорченный бедолага Наньгун Лю, вызубрив написанные на бамбуковых дощечках заклинания, свернул свиток и, подняв глаза к потолку, принялся декламировать нараспев:
— На одну пятую цуня вниз от солнечного сплетения находится точка Цзюй-цюэ или «дворец сердца[227.13]». От удара по ней человек теряет сознание. Если в области Фэй-фу «дворец легкого» снизу… снизу... снизу… а что дальше? — он взъерошил свои мягкие волосы. — Опять забыл.
— Тупица! Ты просто до смерти тупой!
Исполненный враждебности Сюй Шуанлинь схватил бамбуковый свиток и постучал им по лбу своего старшего брата:
— Снизу разделить пополам и ударить кулаком, даже очнувшись, через сто дней после пробуждения человек неизбежно умрет. Выше пупка точка Шуй-фэнь[227.14] — врата кишечника и желудка, если нанести ей серьезный урон, человек умрет через двадцать восемь дней… Это девятый раз! И как мне после этого не назвать тебя до смерти тупым?!
Наньгун Лю совсем пал духом. Растянувшись на столе, он тяжело вздохнул. Подняв глаза на Сюй Шуанлиня, он сдул со лба тонкую мягкую челку и печально сказал:
— Я тоже считаю, что я очень глупый. Эх… вот если бы я был таким же умным, как ты.
— Это невозможно, — решительно отрезал Сюй Шуанлинь. — И не мечтай.
Поднялся зимний полог. Это вернулся Ло Фэнхуа, который ходил готовить юаньсяо[227.15].
На его плечи был наброшен теплый плащ с капюшоном, черные как смоль волосы и чуть загнутые вверх ресницы были припорошены снегом. В отсветах от огня в очаге его совершенно незапоминающееся лицо изменилось, и простые черты вдруг приобрели какую-то особую незабываемую прелесть.
Словно маленький цветок весеннего жасмина среди полных величественной красоты и блеска бескрайних снегов.
— Вы уже очень долго занимаетесь, поешьте юаньсяо и немного передохните.
Ло Фэнхуа принес с собой деревянный поднос, на котором стояли три пиалы с рисовыми шариками, по одной каждому из них.
Наньгун Лю с радостным воплем потянулся к подносу, но тут же кто-то сзади схватил его и вернул на место.
Помрачневший Сюй Шуанлинь с холодным выражением лица упрекнул его:
— И куда ты спешишь, а? Нельзя быть таким невоспитанным. А поблагодарить?
Наньгун Лю опешил от неожиданности. Похоже, он был искренне изумлен тем, что такой невоспитанный грубиян, как его младший брат, вдруг ткнул его носом[227.16] в то, в чем сам не был силен.
— Зачем?
Увидев опасный огонек в прищуренных глазах младшего брата, Наньгун Лю замахал руками и тут же попытался перевести все в шутку. Встряхнув рукавами, он отвесил глубокий поклон, после чего, задрав голову, со смехом пошутил:
— Этот ничтожный слуга просит прощения за ошибку и благодарит господина за милость…
Ло Фэнхуа: — …
Увидев, что устроил этот мелкий хуй, Сюй Шуанлинь почувствовал раздражение, но в то же время ему вдруг стало очень смешно и даже любопытно, из какого бульварного романа тот вычитал эту фразочку. Но вслух он сказал лишь:
— Ладно, давайте есть сладости.
Ло Фэнхуа потер свои покрасневшие от холода ладони и, поднеся их ко рту, попытался согреть дыханием, пока Сюй Шуанлинь распускал завязки его плаща. Польщенный таким вниманием, он смущенно пробормотал:
— Да ладно тебе, не стоит так беспокоиться.
Сюй Шуанлинь, не обратив на его слова никакого внимания, с деланным равнодушием спросил:
— Снаружи идет снег?
— Ну так вроде ж только пошел. Не знаю, если к вечеру наметет, то завтра можно будет поиграть в снежки.
— Уважаемый учитель, — несмотря на выбранное обращение, в тоне Сюй Шуанлиня не было ни капли почтения, а, скорее, едкая насмешка, — сколько тебе лет?
Но когда Ло Фэнхуа улыбнулся одними губами и взглянул на него из-под мягких влажных ресниц, Сюй Шуанлинь невольно почувствовал нежность в самом тайном уголке своего сердца. Однако стоило ему осознать это чувство, и он безо всякой причины вдруг разозлился и начал искать первый попавшийся повод, чтобы спустить пар. Тут Ло Фэнхуа никогда не разочаровывал его, поэтому он практически сразу нашел за что зацепиться и, ткнув в одну из заплаток на вороте его плаща, с отвращением сказал:
— Ты настолько беден? Уже давно живешь в Духовной школе Жуфэн, почему все еще не выкинул эти лохмотья? Не думал о том, что увидев тебя в подобных обносках, люди в городе подумают, что мы тебя бесплатно пользуем[227.17]? Совсем сдурел, что ли?!
