— Лю-эр! Сюй-эр! Где вы?!
Снизу из галереи донесся взволнованный и немного раздраженный голос отца.
— Подумать только, каждый раз, когда я прошу их помочь подмести двор, они тут же улепетывают быстрее кроликов. Ох уж эти два шкодливых щенка[227.2]!
— Уф, — Наньгун Лю бесшумно выглянул из-за края карниза. Пара блестящих глаз проследила, как отец прошел мимо. Когда старый глава удалился на значительное расстояние, он поднял голову и весело рассмеялся, — ха-ха, ушел.
— Старик такой глупый, — самодовольно заявил Сюй Шуанлинь, лениво подтягивая ноги, после чего презрительно добавил, — все никак не поймет, что надо искать нас на крыше.
Однако Ло Фэнхуа все же встревожился:
— Разве для нас это будет не слишком… Ладно, так или иначе, давайте просто спустимся, чтобы глава не волновался.
— С нашими связями имеет ли смысл так переживать? Даже если небо упадет на землю, вдвоем мы его удержим, — Наньгун Лю скорчил рожицу. — Не о чем тут беспокоиться. А-Сюй, верно я говорю?
Сюй Шуанлинь не подтвердил и не опроверг его слова. Выплюнув травинку, он лениво потянулся и, сев прямо, потребовал:
— Дай мне тыквенные семечки.
Наньгун Лю отсыпал ему в руку большую часть тыквенных семечек из тех, что держал в руке, и Сюй Шуанлинь принялся их неторопливо щелкать. Прищурившись, он с нескрываемым весельем наблюдал за все еще обеспокоенным Ло Фэнхуа.
Сплюнув приклеившуюся к губе шелуху, он со смехом спросил:
— Учитель боится?
— Я просто чувствую, что это не очень хорошо…
— Что не очень хорошо? — перебил Сюй Шуанлинь. — Если старик обвинит тебя, я ему устрою[227.3].
Ло Фэнхуа: — …
Сюй Шуанлинь протянул руку Ло Фэнхуа:
— Дай мне мандарин.
— Но ты же их не любишь…
— Зануда Ло[227.4], так дашь или не дашь? Если не дашь, я схвачу тебя за ноги и сброшу вниз.
Его старший брат тут же перешел в режим подлизы[227.5]:
— А-Сюй, нельзя так злобно разговаривать с учителем.
— Ой, да какой он «учитель»? Все эти уважительные обращения исключительно для посторонних, — ответил Сюй Шуанлинь. — Какой учитель вместе с учениками станет тайком пробираться на крышу и щелкать семечки?
Смущенный его словами Ло Фэнхуа неосознанно опустил голову.
Сюй Шуанлиню нравилось видеть его таким. Всякий раз, при виде его растерянности и смущения, в нем просыпался садист, получающий наслаждение от унижения более слабого. Немного понаблюдав за Ло Фэнхуа, он вдруг оскалился в улыбке, обнажив ряд белых зубов.
— Братец-учитель[227.6], прав ли этот ученик?
Братец-учитель — идеальное обращение, которое в этот момент совершенно неожиданно пришло в голову Сюй Шуанлиню. Оно звучало почтительно, но интимно, ласково и вместе с тем насмешливо, видимо поэтому, услышав его, Ло Фэнхуа заметно занервничал и огорчился:
— Нет, не надо так меня называть.
— Обращение — всего лишь формальность. Это ведь твои собственные слова, братец-учитель.
Ло Фэнхуа: — …
Всласть подразнив его, Сюй Шуанлинь опять протянул руку и в приказном тоне снова настойчиво[227.7] потребовал:
— Мандарин.
— Тебе то нравится, то не нравится. Я принес только один для А-Лю.
Сюй Шуанлинь широко раскрыл глаза и пристально уставился, но не на Ло Фэнхуа: повернув голову, он буквально впился взглядом в своего старшего брата.
Пирожное, которое в этот момент Наньгун Лю засунул себе в рот, встало у него поперек горла. Сделав неопределенный жест рукой, он промямлил:
— Да ладно, я сегодня тоже не особо хочу мандарины. Учитель, просто отдай ему мой.
— Поделю пополам, — чуть подумав, ответил Ло Фэнхуа.
С этими словами он тщательно протер мандарин рукавом, быстро очистил его от кожуры и попытался честно и справедливо разломить на две половинки. Но в итоге все равно одна часть вышла поменьше, а вторая побольше.
Было заметно, что это немного расстроило Ло Фэнхуа.
Видимо, из-за благородной бедности и низкого социального статуса, его вечно огорчали такие вот ни на что не влияющие пустяки.
— Ах…
— Большую часть давай мне, — бесцеремонно заявил Сюй Шуанлинь, и без лишних разговоров[227.8] забрал выбранную часть мандарина, просто не оставив выбора желающему все решить по справедливости[227.9] Ло Фэнхуа. — А ему отдай меньшую.
— Тебе не следует постоянно притеснять своего старшего брата… — начал было ему выговаривать Ло Фэнхуа.
Не успел он договорить, как ему в рот впихнули истекающую соком дольку сладкого мандарина. В изумлении он широко распахнул свои и без того круглые глаза и с глупым выражением лица уставился на Сюй Шуанлиня.
— О чем ты говоришь? — рассмеялся Сюй Шуанлинь. Несмотря на показное высокомерие и непочтительность, взгляд его был очень теплым и ласковым. — Ведь мне мою половину еще нужно разделить с братцем-учителем.
Наньгун Лю тоже взял свою часть мандарина и, подсчитав дольки, отделил несколько и вручил поровну Ло Фэнхуа и Сюй Шуанлиню.
Человек, которому в будущем было суждено стать последним главой Духовной школы Жуфэн, вдруг весело расхохотался. В свете закатного солнца его тонкие и мягкие, как пух рогоза, волосы растрепались, так что несколько прядей упали на лоб. Пребывавший в отличном расположении духа Сюй Шуанлинь с улыбкой посмотрел на него и спросил:
— Что ты делаешь?
— Вместе с вами ем мандарин.
После этого он поделил на три кучки зажатые в его ладони тыквенные семечки, а также принесенные с собой пирожные и засахаренные фрукты.
— И сладости мы тоже попробуем вместе.
— Вы… ребята, и правда… — казалось, Ло Фэнхуа хотел сохранить остатки своей репутации наставника, напустив на себя серьезный вид, но и Сюй Шуанлинь, и Наньгун Лю, похоже, и не думали воспринимать это всерьез и без всякой почтительности тепло смотрели на него.
Видя это дружеское расположение в их глазах, в глубине души Ло Фэнхуа чувствовал себя очень счастливым и в то же время недостойным и смешным. Спустя долгое время он невнятно пробормотал:
— Подумать только, и правда, какое дурачество*…
— Никакое это не дурачество, — возразил Наньгун Лю. — Дурачество — это когда трое вместе дурачатся[227.10].
Услышав эту фразу, Сюй Шуанлинь, наконец, не выдержал и прыснул со смеху. Ухватившись одной рукой за конек крыши, другой он закрыл лицо и, хохоча, сказал:
— А, ясно, после того, как мы втроем съели крошку-мандарин, вместе будем вкушать сладости[227.11].
Помолчав, он устремил взгляд на раскинувшуюся перед ними величественную Духовную школу Жуфэн и, скривив губы в усмешке, добавил:
— И на те крыши мы тоже взберемся вместе.
В следующий миг перед глазами промелькнула новая сцена.
Это был тот же год во время Праздника Фонарей[227.12].
Держа листочек во рту, Сюй Шуанлинь босиком лениво прогуливался по главной аллее Духовной школы Жуфэн, время от времени раздавая ехидные указания и тыкая пальцем:
— Этот фонарь нужно повесить повыше, я ведь уже говорил тебе. Ты что, специально его так низко повесил? Если ноги коротки, так пусть это сделает тот, кто повыше.
За спиной вдруг раздался взволнованный голос:
— А-Сюй, подожди.
Повернув голову, Сюй Шуанлинь увидел, что к нему спешит Ло Фэнхуа с парой башмаков в руках:
