Он не знал, как отыскать свое место в этом бескрайнем мире, где больше не было любви и ненависти, дружбы и вражды. В этом воспрявшем мире больше не было старых друзей, готовых идти с ним вместе по жизни. Остались в прошлом времена юности, когда, упиваясь гордыней и руководствуясь лишь собственными желаниями, они стремились стать героями, опираясь лишь на силу своего меча. Теперь он обречен в одиночку странствовать по дорогам этого бренного мира и не может вернуться назад.
А на заснеженных просторах горы Цюншань[310.4] Чу Ваньнин наблюдал, как золотисто-алые сияющие нити пронеслись по небосклону и устремились к отдаленным горным вершинам…
«Поверь, я сделаю все возможное, чтобы вновь увидеть тебя.
Я буду ждать тебя в другом мире».
Внезапная дрожь прошила все его тело. Чу Ваньнин все еще не осмеливался давать волю своим мыслям и питать слишком большие надежды до тех пор, пока он своими глазами не увидит правду.
В этот момент утреннее солнце пронзило мрак Великой Бездны и восстало из холода прошлой ночи. Прорвавшись сквозь линию горизонта, золотое сияние брызнуло во все стороны и затопило равнины и кручи, спуски, подъемы и крутые изгибы горной дороги.
Взошло солнце, первые малиновые лучи озарили бескрайнее людское море. Огненное ярило спешило одарить золотом всех выживших после великого бедствия.
Наблюдая за восходом солнца, Чу Ваньнин крутил между пальцев талисман призыва.
— Заклятие Парящего Дракона! Шэнлун… я призываю тебя!
Вспыхнул золотой свет. Горы огласил протяжный рев. Светоносный бумажный дракон прорвался сквозь метель и вьюгу, чтобы явиться пред очами своего хозяина. Его огромное тело легло вокруг него кольцами, а голос был подобен звуку колокола.
Когда этот шаловливый дракончик увидел, что мир смертных прекрасно сохранился, то на радостях не смог удержаться от того, чтобы снова подшутить над своим хозяином:
— Снова тишь да гладь?
— Хм.
— Все закончилось?
— Хм.
Бумажный дракон стал еще счастливее. Стремительно воспарив в небо, он сделал пару сальто в воздухе, прежде чем опуститься на землю и, уставившись на хозяина, привычно подначить его:
— Да, кстати, Чу Ваньнин, а почему ты, как всегда, один?
Чу Ваньнин спокойно стоял на холодном ветру. Снежная крупа с шорохом падала с небес на его длинные ресницы. Он не мог отбросить мысли о том, что Мо Жань сказал ему при расставании, и чувствовал, что сердце его стучит, как боевой барабан. После долгого молчания он поднял голову и сказал улегшемуся кольцами бумажному дракону:
— Отнеси меня в одно место.
— Куда?
Когда Чу Ваньнин вскочил ему на спину, огромный дракон тут же взмыл навстречу метели, оставив позади укрытую снегом заледеневшую землю. Исполненное величия восходящее солнце сияло все ярче. На рассвете, который наконец наступил, он сказал дракону:
— Летим на гору Наньпин. Я хочу увидеть его.
Зловредный дракон[310.5], который настроился нести всякую чушь, вскинул голову и растопырил усы, но в итоге так больше ничего и не сказал.
На самом деле он прекрасно понимал, куда собирался вернуться его хозяин и кого хотел там найти. Прежде чем они совершили рывок в небеса, под грозный рык дракона Чу Ваньнин оглянулся и окинул взглядом раскинувшиеся под ними горы и реки.
По бескрайнему небу плыло множество облаков. В погоне за золотисто-алым светом с заснеженной дороги Куньлунь он наконец примчался сюда… в этот далекий край, где только что прошел моросящий дождь[310.6].
Мо Жань пообещал, что сможет вернуться. Поэтому он поверил ему и отправился в то место, где они расстались, чтобы встретиться с ним вновь.
— Как думаешь… те золотые лучи могут быть его вернувшимися душами?
Заложив вираж в пелене облаков, светоносный дракон проворчал себе под нос:
— Ты меня спрашиваешь? А у кого тогда мне спросить?
— Как думаешь, эти души смогут вернуться в его тело?
Дракон неохотно ответил:
— Возможно…
Вскоре на горизонте показалась гора Наньпин. Казалось, Чу Ваньнин был точно уверен, что эти золотисто-алые лучи непременно вернутся именно сюда, поэтому без колебаний приказал оседлавшему ветер дракону принести его в это место. Они приземлились на опушке бамбуковой рощи в самом сердце горы Наньпин.
— Человек, которого ты ищешь, здесь?
Чу Ваньнин не ответил. Спустившись с дракона на землю, он почувствовал себя так, словно на его сердце упал тяжелый камень, из-за которого он не может даже дышать.
— В этом месте я оставил нетленное тело Мо Жаня, — его пальцы невольно задрожали, — значит, если его душа сможет вернуться, тогда…
Сначала он хотел сказать, что тогда он обязательно встретит его здесь, но хотя эти слова вертелись у него на языке, он так и не смог произнести их вслух.
А что если его здесь не будет?
Он все еще хотел сохранить этот лучик надежды, но не мог твердо озвучить свое заветное желание.
Вот только сердце бумажного дракона было создано из травы и дерева, поэтому, покачав головой, он спросил:
— А если он не вернется?
— …
— А если те золотые лучи рассеются, прежде чем достигнут этого места?
— …
— А если…
Чу Ваньнин резко обернулся. Хотя его взгляд был очень злым, но глаза предательски покраснели:
— Тогда я сожгу тебя и похороню вместе с ним.
— Ой-ой, страшно-то как! — заскулил светоносный дракон, и его огромное тело превратилось в крохотную змейку, усевшуюся на плечо Чу Ваньнина. Своей головой он игриво боднул хозяина в щеку.
Прекрасно зная характер Чу Ваньнина, дракончик, естественно, и не думал воспринимать его угрозу всерьез.
— Судя по выражению твоего лица, мне почему-то кажется, что это ты хочешь быть похороненным вместе с ним, — со вздохом посетовал он и погладил затылок Чу Ваньнина кончиком хвоста.
— Что ты делаешь?
— Боюсь, если я не почешу[310.7] тебя, ты прямо сейчас упадешь замертво, — маленький дракон снова вздохнул и хлопнул лапками по своему хвосту. — Не нравится мне выражение твоего лица.
— …
— Сейчас ты похож на игрока, который заходит в казино, чтобы поставить на кон все заработанные за жизнь сбережения.
В кои-то веки Чу Ваньнин не стал спорить с ним и просто закрыл глаза.
Маленький светоносный дракон сказал, что это все, что он накопил за свою жизнь, но на самом деле это были не его сбережения.
Все это принадлежало юноше, что был его учеником в двух жизнях, его возлюбленным в двух жизнях. Тому, кто в обеих жизнях использовал свою кровь и плоть и опустился на самое дно ради того, чтобы сохранить необъятную чистоту души одного невинного дурака.
На всю его оставшуюся жизнь.
Горная тропа казалась бесконечной, снег скрипел под ногами.
Вдали показалась полуразрушенная хижина. Когда Чу Ваньнин остановился перед этой ветхой лачугой, кончики его пальцев дрожали. Ведь было очевидно, что перед ним лишь ведущие в заброшенный двор небольшие деревянные ворота, но сейчас они казались совершенно недостижимой целью и открыть их было тяжелее, чем врата в Царство Демонов. Его кадык судорожно дернулся, кровь забурлила в жилах.
Чу Ваньнин чувствовал себя закаменевшим деревом. Несколько раз он поднимал руку, но каждый раз, едва коснувшись ворот, опускал ее.
— Ох, если не толкнешь эту дверь, — сказал дракончик, — тогда давай я сам, я…
Ворота распахнулись.
Вот только открыл их не Чу Ваньнин и не маленький дракон.
Одна из створок изначально была слегка приоткрыта, и, вероятно, свежий горный ветерок настолько проникся сочувствием к разлученным влюбленным, что не стерпел печали господина и со скрипом распахнул деревянную дверцу.
Чу Ваньнин застыл перед домом.
Тростниковая хижина была перед ним как на ладони. В это время года деревья еще не очнулись от зимней спячки и их ветки все еще были укрыты тонким снежным покрывалом. Когда дул ветер, подхваченные им снежинки парили в воздухе, словно лепестки яблони. Рассеиваясь в золотых лучах утреннего солнца, они ложились на землю и укрывали плечи Чу Ваньнина тонким кисейным покрывалом.
