— Уже неважно, насколько хорошими или плохими были наши отношения учителя и ученика, — сказал он. — Я положил его мертвое тело на горе Наньфэн в Павильоне Алого Лотоса. Учитель лежит там среди лотосов. Сохранился так хорошо, что кажется, он просто спит, — а потом еще добавил, — моя духовная сила все это время поддерживала его труп в нетленном состоянии. Если ты хочешь увидеть его, иди к нему сейчас, не трать время на разговоры со мной. С пользой используй время, что у тебя осталось, ведь очень скоро я умру.

Крепко сжав рукоять Сюэхуана в своей вспотевшей ладони, Сюэ Мэн сделал большой шаг к ступеням возвышения, на котором стоял трон:

— О чем ты говоришь?

«Кто умер в его прошлой жизни?

Чье мертвое тело лежит в Павильоне Алого Лотоса?

Чей труп поддерживается в нетленном состоянии духовной силой Тасянь-Цзюня... Кто?»

На самом деле, исходя из слов Тасянь-Цзюня и той могилы, которую он видел у Пагоды Тунтянь, в глубине своего сердца Сюэ Мэн уже знал ответ. Однако разум словно наполнился ледяной крошкой, губы дрожали, а зубы выбивали дробь.

«Кто умер... Кто мертв?!»

Внезапно он переменился в лице и бросился вверх по лестнице. Он протянул руку, чтобы схватить Мо Жаня за одежду, но его пальцы прошли сквозь призрачный образ.

Прямо перед ним Тасянь-Цзюнь опустил голову и хрипло сказал:

— Уходи уже. Иди, взгляни на него. Если я умру раньше, чем ты доберешься до места, моя духовная сила иссякнет, и он обратится в прах.

После этих слов император в изнеможении закрыл глаза. Яд наконец поразил его.

Сюэ Мэн широко распахнул глаза, его била дрожь…

«Как все до этого дошло? Что за абсурд творился в этом смертном мире?»

— Ты убил его?

Голос Сюэ Мэна еле слышно шелестел, готовый вот-вот сорваться:

— Это ты убил его?

— …

— Ты знал все, с тех пор как переродился? Ты вообще что-то знал?

Естественно, ему никто не ответил, но Сюэ Мэн все же не мог не спросить.

В этом мире было много ответов на вопросы, узнав которые, человек не станет счастливее, а будет только еще больше страдать. Но даже зная об этом, люди все равно будут задавать вопросы и стремиться к истине.

Горькая правда или сладкая ложь, в конце концов что из этого есть любовь, а что ненависть?

— Брат, если ты знал... почему обманывал нас? Брат... как ты мог так ожесточить сердце… как ты мог настолько ожесточить сердце, чтобы все это вынести…

Перед ним было сведенное судорогой боли лицо. Впрочем, когда начинает действовать яд, вряд ли кто-то будет выглядеть хорошо. Струйка крови вытекла из уголка рта Тасянь-Цзюня. Он поднялся и нетвердой походкой вышел из зала.

— Куда ты идешь?

Сюэ Мэн протянул руку к призраку из иллюзии.

— Ты хочешь...

Внезапно его пальцы попали во что-то теплое.

Сюэ Мэн вздрогнул. Ощущаемый им цветочный аромат исчез, и вместе с ним разлетелась вдребезги уходящая в закат фигура в черно-золотом одеянии.

— Мо Жань?

Но Мо Жань уже исчез.

Когда иллюзия развеялась, на лице Сюэ Мэна застыло ошеломленное выражение. Он был совершенно разбит и сломлен. Сон и иллюзия, прошлая жизнь и жизнь настоящая, в конце концов какая из них подлинная, а какая фальшивая? Пространственно-временные Врата Жизни и Смерти были взломаны, так что теперь тот и этот миры переплелись и вместе погрузились в хаос. Который Мо Жань настоящий, и какое из его собственных «я» является подлинным?

Потускневшие глаза Сюэ Мэна затуманились, а на изможденном лице читался такой сильный душевный надлом, что это выглядело даже жалко.

Потребовалось время, чтобы его взгляд вновь стал осмысленным, и в светло-карих зрачках отразилась фигура младшего из братьев Мэй Ханьсюэ.

— Очнись, — отпустив его руку, Мэй Ханьсюэ довольно болезненно щелкнул его по лбу.

— Все кончено.

— ... — измученному Сюэ Мэну потребовалось время, чтобы выйти из состояния прострации и окончательно прийти в себя. — Мне очень жаль... — почти на пределе сил пробормотал он.

Мэй Ханьсюэ поджал губы:

— Не за что извиняться. Эта иллюзия весьма загадочна. Чем больше забот и переживаний таит твое сердце, тем больше пугающих вещей она сотворит в твоем воображении.

Подняв голову, Сюэ Мэн взглянул на него все еще немного влажными темными глазами.

На самом деле ему не нравилось разговаривать с Мэй Ханьсюэ, но, похоже, сейчас стоявший перед ним человек был единственным реальным и неизменным существом среди окружавшего его моря лжи, поэтому в итоге он не выдержал и хрипло спросил у него:

— А ты? Что ты видел?

Младший из братьев Мэй Ханьсюэ не стал спешить с ответом. Помолчав немного, он улыбнулся:

— За десять с лишним лет из-за меня пострадали более тысячи девушек. Увы, в царстве нежности и ласки меня ждала такая грандиозная битва плоти и шелка. По правде говоря, ваш покорный слуга весьма опечален.

— ...

В этот момент они внезапно услышали, как что-то взорвалось на заднем дворе.

Взгляд старшего Мэй Ханьсюэ тут же стал холодным как лед. Вытащив меч, он сказал:

— Идем.

Под заливающим внутренний дворик проливным дождем Сюэ Мэн и младший Мэй Ханьсюэ последовали за ним. Первое, что они увидели, когда добрались до заднего коридора, была изящная фигурка в платиновых одеждах, бегущая по двускатной крыше. Заметив трех незваных гостей, женщина остановилась и взглянула на них сверху вниз. Новая вспышка молнии выхватила из мрака ночи ее лицо.

Нахмурив брови, старший Мэй Ханьсюэ холодно обронил:

— Му Яньли?

В этот момент впереди раздался крик:

— Сестрица Му, не обращай на них внимания, быстрее беги!

Хотя она и не хотела этого делать, но, услышав этот окрик, все же побежала дальше. К тому времени, когда Сюэ Мэн с братьями Мэй добрались до места, задний двор был наполовину разрушен. Повсюду валялись обломки дерева и черепицы, огонь алчно облизывал сломанные балки. Казалось, пылающие шелковые занавески пытались передать свое последнее послание небесам — тысячи тонких алых нитей тянулись ввысь, и черный дым клубился, нависнув над ними огромной приливной волной.

Среди этого хаоса две стремительные белые тени сошлись в битве не на жизнь, а на смерть. Хлестал ветер, и сыпались искры! Двигаясь быстрее молнии, тени схлестнулись в воздухе и вновь разлетелись в разные стороны.

Был слышен лишь лязг металла, сопровождающийся вспышками золотого и голубого света. С грохотом взмыли в воздух кирпич и черепица, когда огромное дерево, словно свернувшийся дракон лежащее посреди щебня и песка, вдруг поднялось в воздух. С другой стороны из-под разрушенной кирпичной кладки, вырвавшись наружу, забила фонтаном голубая волна духовной энергии.

Две фигуры, одна — на верхушке огромного дерева, а другая — на вершине огромной голубой волны, замерли друг напротив друга.

Лицо Сюэ Мэна внезапно побледнело:

— Учитель!

Независимо от того, какой была правда, перед лицом опасности Сюэ Мэн инстинктивно беспокоился о Чу Ваньнине.

Прищурившись, Мэй Ханьсюэ обратил взгляд на витающие вокруг едва заметные водяные брызги и пробормотал:

— Ши Минцзин...

Эти двое, сражавшиеся друг с другом посреди бури, были никем иным, как Чу Ваньнином и Ши Минцзином. В прошлом один из них был учителем, а другой его учеником.

Но что еще более странно, все тело Ши Минцзина было окутано потоком мощнейшей духовной энергии, явно принадлежащей Тасянь-Цзюню. Вся кожа, что была на виду, была сплошь покрыта черными рунами, но куда страшнее выглядели вздувшиеся кровеносные сосуды.

Сюэ Мэн бросился к ним с криком:

— Что здесь происходит? Ши Мэй, Учи…

С оглушительным грохотом его отбросило подальше от поля боя. С трудом поднявшись, он увидел перед собой усыпанный цветами яблони золотой барьер.

Мрачный как туча Чу Ваньнин рявкнул:

— Не подходи!

Мэй Ханьсюэ вышел вперед и встал рядом с Сюэ Мэном. Вглядываясь в исходивший от Ши Мэя необычайно сильный духовный поток, он нахмурился: