Летящая со скоростью молнии черная фигура замерла.
Неподвижный и прямой, словно лезвие ножа, этот мужчина стоял в самой высокой точке горного хребта Куньлунь, и его черные глаза неотрывно смотрели лишь на водную гладь озера. Особо сильный порыв ветра сорвал капюшон, что прикрывал его голову, обнажив безжизненно бледное прекрасное лицо.
Это был Наступающий на бессмертных Император Тасянь-Цзюнь.
После повторной закалки в руках Ши Мэя, теперь он обладал духовным ядром образцового наставника Мо и полностью восстановил свою прежнюю невероятную духовную мощь. Вместе с тем он больше не допускал неповиновения приказам хозяина. Наконец-то он стал тем смертоносным клинком и источником духовной силы, который целиком и полностью соответствовал требованиям Ши Минцзина.
Вот только с тех пор, как Тасянь-Цзюнь очнулся в Цитадели Тяньинь, в его голове постоянно мелькали какие-то странные разрозненные образы... Прежде он всегда ясно понимал, что ненавидит Чу Ваньнина и любит Ши Минцзина, и все его чувства, будь то радость или гнев, любовь или ненависть, так или иначе были связаны с этими двумя людьми.
Но теперь он смутно ощущал, что это не совсем верно.
В последнее время он часто слышал чей-то неясный голос и видел какие-то смутные сцены из чужой жизни.
Он видел как Чу Ваньнин аккуратно лепит пельмени в Зале Мэнпо и слышал, как сам он говорит Чу Ваньнину:
— Учитель, может начнем все сначала? Позаботься обо мне... ладно?
Он видел луну над морским утесом, что светила лишь для двух влюбленных сердец. Он крепко держал Чу Ваньнина за руку, а Чу Ваньнин низко опустил голову, пряча раскосые глаза феникса, которые, удивительное дело, увлажнились и покраснели от смущения. Он услышал, как Чу Ваньнин сказал ему:
— Я скверный человек. Меня никто никогда не любил…
Он видел, как они с Чу Ваньнином сплелись на кровати в гостинице, и шквальный ветер и проливной дождь[289.5] снаружи больше не имели над ними власти.
Он видел, как в Павильоне Алого Лотоса Чу Ваньнин поднял ресницы и посмотрел на него…
Внезапно его сердце затрепетало.
Тасянь-Цзюнь резко открыл глаза.
Что это было?
Он увидел, как ласково и нежно Чу Ваньнин смотрит на него. В прошлом он держал его в заключении, насиловал под афродизиаками, оскорблял, унижал, уговаривал и угрожал, однако до самой смерти он так и не смог увидеть подобных эмоций в его глазах.
Тасянь-Цзюнь почувствовал острый приступ головной боли. В свете дня холодно сверкнули острия коротких стрел, спрятанных в его наручах, когда он поднял руку, чтобы потереть висок.
— Что за хуйня[289.6]? — шепотом выругался он.
Какое-то время Тасянь-Цзюнь неподвижно стоял на крыше. Снегопад на горе Куньлунь усилился, и в считанные минуты его плечи покрылись инеем. Он ощущал смутное удивление, потому что в глубине души сейчас ему было очень хорошо, совсем как в прекрасном сне. Он все еще чувствовал умиротворение и покой из-за того, что в том сне взгляд Чу Ваньнина был таким ласковым и нежным.
— Этот достопочтенный точно помешался.
Он моргнул, отбросил эти абсурдные мысли на задворки сознания, и продолжил свой путь.
Хозяин приказал ему отправиться в то место на горе Куньлунь, где был самый мощный источник духовной энергии, чтобы полностью открыть Пространственно-временные Врата Жизни и Смерти, ведущие в прошлую жизнь. Именно поэтому он должен был идти дальше, на север. Однако, заметив вдалеке озеро Тяньчи, он не сдержался и невольно сделал крюк.
Неудивительно, ведь именно здесь он навсегда потерял Чу Ваньнина.
Какое-то время Тасянь-Цзюнь оставался на том же месте, пытаясь взять себя в руки, но, в конце концов, все же не выдержал и, словно одержимый, помчался в ту сторону. Пролетая мимо крытой галереи Дворца Тасюэ Тасянь-Цзюнь вдруг услышал знакомый голос:
— Папа… мама…
Голос был очень знакомым, и он замедлил шаг. Скрывшись в тени, он замер. Черные как смоль глаза с высоты быстро нашли источник звука.
Разглядев все как следует, он не смог удержаться от смешка:
— Я так и думал, что это ты.
В уединенном дворике не было никого, кроме Сюэ Мэна. Сжимая в руке кувшин с крепким вином, он лежал ничком на столе и, судя по всему, уже был мертвецки пьян.
— На этот раз этот достопочтенный не убивал твоих родителей, — какое-то время, поглаживая свой подбородок, Тасянь-Цзюнь с интересом следил за пьяным Сюэ Мэном, — но весьма рад твоим страданиям. Этот достопочтенный еще не забыл, кто прежде проделал дыру в его груди. Ну и как тебе, нравится, когда сердце болит?
В этом дворе царила мертвая тишина, вокруг не было ни души.
Тасянь-Цзюнь какое-то время смотрел вниз, и тут ему в голову пришла прекрасная идея. Мелькнула черная тень, и в следующий момент он появился прямо перед Сюэ Мэном.
Мертвецки пьяный Птенец Феникса даже не заметил его появления. Он все еще тряс кувшин со спиртным, стремясь залить в рот еще немного божественного нектара.
Вдруг холодная рука на полпути перехватила красный глиняный кувшин.
— Ты… кто?
— Угадай.
Сюэ Мэн с трудом открыл опухшие от слез глаза и устало проследил взглядом по руке. Постепенно поднимаясь все выше, он, наконец, уперся в весьма привлекательную, но насмешливо ухмыляющуюся физиономию Наступающего на бессмертных Императора.
Тасянь-Цзюнь никогда не видел Сюэ Мэна в таком подавленном состоянии. Несмотря на то, что он был уверен, что в прошлой жизни Сюэ Мэн частенько впадал в такую депрессию, однако сейчас он впервые видел это своими глазами. Он невольно облизнул губы, испытывая не только воодушевление, но и сильное душевное волнение.
Склонившись над Сюэ Мэном, он уставился на него, словно зверь на законную добычу:
— Интересно, оказывается лучший ученик и гордость Чу Ваньнина тоже может набраться как свинья, — с этими словами он присел на край каменного стола и, протянув руку, приподнял за подбородок лицо Сюэ Мэна. — Как же давно я не видел тебя таким юным, — Тасянь-Цзюнь тяжело вздохнул. — Слишком задержавшись в том суетном мире этот достопочтенный почти забыл, каким самодовольным и надменным выглядело тогда твое лицо.
Кончиками пальцев он ласково прикоснулся к подбородку, скользнул по щеке, переносице, брови и в конце едва ощутимо ткнул в лоб.
— Сюэ Мэн, знаешь что? Есть одна вещь, о которой этот достопочтенный действительно очень сожалеет, — он смотрел в полные растерянности глаза Сюэ Мэна, пока на его губах медленно расцветала леденящая кровь улыбка. — В прошлой жизни этот достопочтенный был так добр, что позволил тебе жить, однако ты, напротив, захотел убить этого достопочтенного. Порой этот достопочтенный думает... а не стоило ли еще в самом начале убить тебя? Для людей ведь жизнь далеко не всегда что-то приятное, а смерть не обязательно что-то мучительное, — низкий и мрачный голос Тасянь-Цзюня звучал тихо и размеренно. — Сюэ Мэн, хочешь присоединиться к своим родителям?
С этими словами он наклонился еще ниже. Холодное дыхание коснулось щеки Сюэ Мэна, два ледяных пальца коснулись артерии на его шее… делая это, Тасянь-Цзюнь продолжал смотреть в глаза Сюэ Мэна.
Глядя на свое отражение в этих затуманенных слезами глазах, он чувствовал себя вернувшимся в мир людей призраком.
— На самом деле в этом грешном мире все люди рано или поздно умрут, — Тасянь-Цзюнь оскалился, обнажив белоснежные зубы. — Тем не менее полжизни мы с тобой были братьями. Раз уж мы неожиданно встретились здесь, лучше уж этот достопочтенный пораньше проводит тебя в последний путь и поможет тебе избавиться от оков этого суетного мира.
Перед тем, как нанести смертельный удар, кончики пальцев наполнились силой.
— Брат… — вдруг послышался тихий шепот, похожий на весенний росток, что пробиваясь сквозь скалу, заставляет содрогнуться землю и небеса.
Тасянь-Цзюнь замер.
Сюэ Мэн уставился на него. Похоже, несмотря на сильнейшее опьянение, он наконец смог узнать сидящего перед ним человека. От рыданий у него перехватило дыхание, и слезы промочили всю одежду на груди. Пошатываясь, он подался вперед и вцепился в холодную как лед руку Тасянь-Цзюня, словно в спасительное дерево, что могло удержать его на плаву в этом похожем на безбрежное море суетном мире.
