— Верно, к тому же в последнее время мир наводнило множество марионеток Вэйци Чжэньлун неизвестного происхождения, а их ведь нельзя изготовить за один вечер. Кто знает, может, все эти годы Пик Сышэн под прикрытием светлого пути и благой цели по уничтожению демонов за закрытыми дверями тайно взращивал эти шашки Вэйци Чжэньлун…
Сюэ Мэн тоже находился в главном зале. Все эти дни он и без того был вынужден постоянно сдерживать свой гнев, а услышав последнюю фразу, совсем потерял терпение. Вскочив на ноги, он разрубил своей саблей узкий стол, на котором стояли винные чарки. С грохотом посуда рассыпалась по всему полу.
— Вы еще недостаточно тут наплели?
— …
Сюэ Мэн поднял глаза, в которых плескалась злость и ярость:
— Ладно еще за спиной клеветать и распространять вздорные слухи, но примчаться на Пик Сышэн, чтобы тут хамить и бесчинствовать, вы настолько бесстрашны?!
Выборы главы в переживавшей худшие времена Палате Цзяндун после потери практически всех представителей старшего поколения превратились в фарс, поэтому в итоге должность первого лица этой школы получила молодая красавица лет шестнадцати или семнадцати, у которой, помимо внешней привлекательности, не было никаких других достоинств. Фактически эта наглая девица протиснулась на место главы, опираясь на поддержку нескольких воспылавших к ней любовью старших соучеников.
По причине слишком юного возраста, эта девица не знала обычаев и правил приличия, в жизни своей не сталкивалась с болью и страданиями, и искренне верила, что, подобно влюбленным в нее соученикам, каждый мужчина в этом мире будет сражен ее красотой. Потому, очаровательно улыбнувшись, она сказала:
— Братец Цзымин, не надо быть таким злым.
Сюэ Мэн: — …
— Когда ты злишься, становишься некрасивым.
— Пфф! — кто-то не сдержался и рассмеялся в голос.
Хотя атмосфера в зале была очень напряженной, после ее слов на лицах многих присутствующих появилось выражение полного недоумения. Казалось, что ученики таких больших школ, как Дворец Хохуан и Дворец Тасюэ, смотрят на эту так называемую «главу ордена» как на слабоумную.
Девушка же, еще больше утвердившись в мысли, что все мужчины в этом мире готовы пасть к ее ногам, вытянула тонкую белоснежную шейку, вскинула еще выше свою прекрасную головку и в упоении от самой себя продолжила:
— Разве бывают такие обиды, о которых нельзя спокойно поговорить? Если ваши речи разумны, то главы десяти великих школ мира совершенствования во главе со мной восстановят для вас справедливость.
После такого заявления, даже те главы великих школ, которые до этого хотя бы пытались сохранять серьезный вид, не выдержали.
— Что? — как человек, который по виду своей деятельности хорошо умел считать, хозяин Горной усадьбы Таобао Ма Юнь первым отреагировал на озвученную цифру и растерянно переспросил. — Что? А сколько теперь в мире совершенствования великих школ? Десять?
Глава Дворца Тасюэ Минъюэ Лоу[282.3] с каменным выражением лица сказала:
— Она ошиблась. Давайте притворимся, что мы ничего не слышали.
Ма Юнь, как человек доброжелательный и любезный, дважды произнес примирительное «а-а!» и, расплывшись в улыбке, замолчал.
Однако лица настоятеля храма Убэй Сюаньцзина, уважаемых заклинателей из Дворца Хохуан и Храма Шанцин выглядели не лучшим образом. Но даже сложенные вместе выражения лиц всех этих людей и вполовину не могли сравниться с мрачным лицом Цзян Си.
Хотя он ничего не сказал, однако был явно оскорблен этим «во главе со мной» из уст какой-то девчонки. Бесстрастно поглаживая свой перстень главы, Цзян Си тяжелым взглядом уставился на эту наглую девицу.
Та же, наслаждаясь всеобщим вниманием, вдохновенно продолжила:
— Сейчас каждый выскажет свои мысли и предположения, а потом мы вместе их обсудим, что в этом плохого?
Сюэ Мэн вспыхнул так, что искры брызнули во все стороны:
— Если хочешь рассказывать сказки, делай это дома. А в наших землях не выступай, мелкая тупица!
— ?..
Девушка замерла в изумлении, а затем в один миг ее глаза наполнились слезами. Повернув голову, она посмотрела на старших соучеников и дядюшек-наставников из Палаты Цзяндун и, всхлипнув, заныла:
— Он… он такой неразумный, он обругал меня... хнык-хнык… у-у-у… я ведь даже еще ничего такого не сказала, почему он такой злой…
Цзян Си: — …
Минъюэ Лоу: — …
Настоятель Сюаньцзин: — …
Кто-то из толпы тихо прошептал:
— Можно считать это концом Палаты Цзяндун…
— Кто эта девка? Она хуже Хуан Сяоюэ…
Стоявший в этой толпе Мэй Ханьсюэ потер нос и со смехом сказал:
— Разве можно ее сравнивать с Хуан Сяоюэ? Девочка, по крайней мере, выглядит неплохо.
Плач этой дурочки так взволновал одного из ее старших соучеников, больше похожего на изнеженного ученого, чем на воина, что сначала он принялся утирать ей слезы своим платком, а потом повернулся к Сюэ Мэну и холодно сказал:
— Чего и следовало ожидать от ученика недообразцового наставника Чу и младшего брата недообразцового наставника Мо.
В такой момент упоминать при Сюэ Мэне Чу Ваньнина и Мо Жаня было все равно что потрогать чешуйку под шеей дракона. После такого разве мог он сдержаться?
Сюэ Мэн опасно сощурился. Как назло, тот парень все еще не понимал, к чему все идет и, открыв свой рот, с ядовитым сарказмом бросил:
— Ты всего лишь ученик преступника, брат монстра, так с какой стати строишь тут из себя благородного воителя?
Не успели последние слова сорваться с его губ, как свет отразился от лезвия Лунчэна, приставленного к его шее! Все вокруг замерли.
Этот человек и подумать не мог, что Сюэ Мэн зайдет так далеко, но когда за холодным сиянием меча он увидел ледяной взгляд Сюэ Мэна, рассудок почти оставил его. Его и без того бледное лицо стало белее бумаги, и хотя он и замер с открытым ртом, но в итоге так и не осмеливался даже голоса подать.
— Да, я благородный воитель. Разве нельзя мне быть благородным?
Сюэ Мэн слегка коснулся кончиком меча его шеи, но из-за того, что его руки дрожали от гнева, ему с трудом удавалось контролировать свои силы, так что в итоге он все же слегка порезал кожу этого человека и лезвие его сабли вмиг окрасилось кровью.
— А вот ты кто такой? Что ты о себе возомнил, ничтожество? Думаешь, можешь заявиться на Пик Сышэн и хамить мне?
Увидев пылающего яростью Сюэ Мэна, Сюэ Чжэнъюн наоборот слегка поостыл и самым твердым и тяжелым тоном попытался его приземлить:
— Мэн-эр, сядь.
Сюэ Мэн резко обернулся:
— Неужто я должен позволить им говорить все это?!
Сюэ Чжэнъюн: — …
Сюэ Мэн отвел взгляд от отца и свирепо уставился на тех, кто посмел, перешептываясь, глазеть на него. Его грудь тяжело вздымалась и ему пришлось приложить все силы, чтобы поддерживать хоть видимость спокойствия. Дрожащим от возмущения голосом он сказал:
— Действительно, это слишком странно и даже нелепо. Ради чего столько лет на этом «беспринципном» Пике Сышэн все, от ученика до старейшины, ноги стирают, бегая повсюду? Ради славы и выгоды? Ради богатства? Ради запретных техник? — высоко поднятый Лунчэн засверкал словно снег на солнце. — Господа бессмертные, праведные защитники справедливости, выдающиеся герои, главы, – казалось, каждое падающее в толпу слово рассекает маски на лицах собравшихся здесь людей. — Я спрашиваю вас… — глаза Сюэ Мэна покраснели от ярости. — Двадцать лет назад, когда Учан чуть не превратился в город-призрак, где вы все были? Пятнадцать лет назад, когда в Нижнем Царстве случился Небесный Раскол и из десяти жилых домов девять опустели, где вы все были? Три года тому назад, когда вновь раскололись небеса над Цайде, когда нечистые силы вырвались на волю, когда голодающие люди лишились домов, где вы все были?
Его глаза немного увлажнились, но глубокий голос был таким же ледяным и безжалостно непреклонным:
— Сколько раз за эти годы Нижнее Царство молило вас о помощи и милосердии, помогло ли нам это? Какую плату тогда требовала Духовная школа Жуфэн за помощь в избавлении от нечисти? Беженцы из Нижнего Царства недоедали, у них и на хлеб денег не было, так на какие шиши они могли пригласить вас, милосердные господа?
