Правая створка изображала двух сестер – очевидно, Аолу и Смерть, которые, крепко взявшись за руки, выходили из бассейна, носившего название «Чаша жизни». На закономерный вопрос – где находилась означенная чаша и когда произошло знаменательное событие, – не могла ответить ни одна книга. Волосы Смерти, мастерски покрытые черной эмалью, напоминали крылья ночи. В руке богини угрожающе покачивалась черная роза, благоухание которой даровало легкую и скорую кончину. Локоны Аолы, выполненные из тончайших нитей красного золота, отливали пронзительным рыжим цветом. В них вплетался свет солнца, в них бурлила молодая, горячая кровь жизни. Богиня требовательно протягивала раскрытую ладонь, на которой покоился огромный изумруд. «Уж не Камень ли власти?» – подумалось мне.

Замысел картины, воплощенной на левой створке, привел к неоднократным и весьма бурным побоищам, которыми традиционно заканчивались собрания Высшей магической эльфийской ложи. Мудрые архимаги, утратив царственное спокойствие, присущее благороднейшей из рас, до хрипоты спорили об ускользавшем от них смысле изображения. После этого, исчерпав логичные доводы, – увлеченно тузили друг друга и таскали за длинные седые бороды. Неразгаданная картина изображала четырех необычных существ. Одно из них, похожее на человеческую женщину, но с шестью руками и змеиным хвостом, показалось мне странно знакомым. Я долго, мучительно напрягала память, но так и не смогла вспомнить, при каких обстоятельствах могла видеть шестирукую змееженщину. Неопознанные твари, надо признать, довольно неряшливые на вид, поднимали над головами круглый сосуд, внутри которого бушевал маленький вихрь. Может быть, это был протуберанец, вспышка которого положила начало зарождению нашего мира? Но кем тогда могла оказаться четверка загадочных существ? Эльфийские маги так и не смогли найти правдоподобного ответа на все эти вопросы. Я долго вглядывалась в чеканное серебро, но божественное откровение не торопилось снизойти на мою глупую рыжую голову. Поэтому я просто протянула руку и взялась за круглую хрустальную дверную ручку. Как и следовало ожидать, дверь оказалась заперта.

Громкий мелодичный звон прокатился по анфиладе комнат, и на поверхности врат проступила пылающая надпись, в которой я без труда опознала руны давно не употребляемого староэльфийского языка. Буквы бежали, как живые, появляясь у одного края ворот и исчезая у другого.

«С добрыми ли намерениями ты вступаешь на этот священный порог?» – вопрошала первая фраза.

– Не уверена, что убийство близкого родственника, совершенное мною недавно, является свидетельством добрых намерений, – засомневалась я.

Врата, очевидно, тоже сомневались, потому что надпись мигнула и исчезла.

«Помни, путник, лишь посвященный может войти в чертог богини», – извещала вторая надпись.

– Чего помять-то? – дурашливо поинтересовалась я.

Надпись сердито вспыхнула ярче.

– Ладно, ладно. – Я успокаивающе подняла ладонь. – Каюсь, с вами не смухлюешь! Не знаю, о каком посвящении идет речь, но я точно в курсе многих тайн, актуальных на текущий момент.

Видимо, такой ответ богов устроил, потому что надпись погасла.

Я тяжело перевела дух и рукавом вытерла вспотевший лоб.

– Ну, не сильна я в богословских диспутах! – Интеллектуальный бой с воротами святилища оказался гораздо утомительнее схватки со сводным братом. Причем в этом противостоянии шансов на победу у меня было еще меньше. – Помню, в замке Брен туповатый Бернар любил щеголять фразой, смысл которой сводился к следующему: сила есть – ума не надо! Может, мне взять на вооружение этот принцип и попросту сломать вас? – риторически разглагольствовала я, обращаясь к умничающим дверям.

Серебряные створки снова протестующе зазвенели.

– Ладно уж, – обреченно вздохнула я. – Уговорили. Продолжайте допрос.

«Чего ищешь ты в священном чертоге?» – Новая надпись сразила меня буквально наповал.

– А вы не знаете?

Ворота молчали, ожидая ответа.

– Справедливости! – раздраженно буркнула я. – Демоны до власти дорвались, и ладно бы разумно правили. А то ведут себя, как обжора в кондитерской лавке. Если они аппетита не поумерят, в королевстве скоро и людей-то не останется. В довершение ко всему – отец пропал, Аолу усыпили, брат в подземелье умирает. Разве это справедливо?

Надпись погасла.

«Кажется, убедила!» – удовлетворенно вздохнула я.

«Готов ли ты платить за исполнение своего чаяния?» – в очередной раз пристали дотошные ворота.

– Да! – во весь голос завопила я. – Готова! Все что угодно отдам! Да что же это такое, наконец? Там, за стенами Храма, гоблин знает что творится, а мы тут ребусы разгадываем!

Очевидно, любопытным воротам стало стыдно за потраченное время, потому что в воздухе прозвучала короткая бравурная мелодия, и на створках вспыхнула малопонятная надпись, которую, для лучшего осмысления, я прочитала вслух:

– Стихи корявые, и смысл – мутный. – Я раскритиковала божественное писание в пух и прах. – Чего делать-то надо? Нельзя ли поточнее?

Наверно, поточнее объяснять запрещалось, или ворота затаили обиду на мою несдержанность на язык, потому что створки наконец-то открылись. Крепко сжимая рукоять Нурилона, я перешагнула порог – и вздрогнула от неожиданности и страха: створки с громким, издевательским грохотом захлопнулись, отсекая путь к отступлению.

– Вот, значит, как – некоторых впускать, но никого не выпускать! – задумчиво прокомментировала я. – А что, если я Эткина позову? Он ведь вашу богадельню по камешку разнесет…

Но на мои грозные обещания никто не отреагировал. Я отвела лезвием клинка раскидистые ветви какого-то низкорослого кустарника, усыпанные огромными голубыми цветами. За кустом скрывалась небольшая площадка, выложенная цветной мозаикой. Посредине раскинулся мраморный бассейн, и красовалась подозрительно низкорослая яблонька, усыпанная несоразмерно большими плодами.

– Эх, сейчас бы искупаться! – мечтательно вздохнула я. – Вон жара какая стоит!

Но купаться я не рискнула: мало ли что из кустов выползет, пока я тут буду голышом в водичке бултыхаться. Пришлось ограничиться коротким умыванием, да утолить жажду несколькими пригоршнями влаги. Чистая, искрящаяся вода оказалась обжигающе холодной и восхитительно сладкой. После этого я сорвала ближайшее яблоко и с удовольствием запустила в него зубы.

– Фу, ну и гадость! – поспешила я проглотить откушенный кусок и с отвращением зашвырнула краснобокий плод в высокую траву. – На вид – такое красивое, а на вкус – кислятина неимоверная, аж челюсти сводит!

С другой стороны бассейна послышалось насмешливое хихиканье. Я торопливо вскочила с удобного бортика. Прямо передо мной располагалось шесть невысоких кресел, в которых сидели юные прекрасные девушки, облаченные в скромные белые одежды. Все девушки казались похожими друг на друга, как капли воды из водоема. Я покачала головой. Даю на отсечение правую руку, еще миг назад в этом укромном дворике не наблюдалось никого, кроме меня. Девушки одновременно посмотрели на меня прозрачными голубыми глазами – и снова издевательски хихикнули.

– Да чего смешного то? – обижено возмутилась я. – Яблоки у вас, между прочим, просто отвратительные!

– Горькие? – ехидно вопросила одна из дев.

– Горькие, кислые, соленые, да вообще не поймешь какие!

– Терпок вкус познания! – торжественно возвестила вторая девушка, наставительно поднимая палец. – Не каждому дано его принять!