– Но вы же не приходите к живым.

– Логично! – усмехнулась Смерть. – Но для тебя я решила сделать исключение. Ты должен помочь моей сестре…

– А кто она, ваша сестра?

– Я думала, что такой умный мальчик мог бы и сам догадаться. – Смерть не скрывала своего разочарования. – Конечно, богиня Аола…

– Дарующая жизнь? – Юный Повелитель сильфов не верил собственным ушам.

– А что в этом такого? – Смерть пожала плечами. – Это вполне очевидно. Ночь и день, свет и тьма, добро и зло, красота и уродство, жизнь и смерть – всего лишь две ипостаси одного и того же явления. Силы, неразрывно связанные между собой и не имеющие возможности существовать друг без друга. Пойдем же. – Смерть показала в сторону светящегося тоннеля, слабо угадывающегося сквозь толщу воды. – Ты должен все увидеть сам.

Генрих повиновался.

Смерть легко шла по белому песку, покрывающему дно озера. Казалось, никакие законы природы не распространялись на ее поступки и движения. Да разве не являлась сама Смерть тем высшим законом, который властвует не только над живой, но и над неживой материей. Следовавший за ней Генрих оказался вовсе не таким ловким, и его сапоги утопали в вязком песке по самую лодыжку. Первое время мальчику было вовсе не до окружающих чудес, все его силы сосредоточились на усилии не отставать от удивительной проводницы. Но вскоре он приноровился к неторопливой поступи Смерти и начал с любопытством оглядываться по сторонам. Он обратил внимание, что путь их лежал в сторону светящегося тоннеля, уже замеченного им ранее. Свет немного оживлял запустение мрачных глубин. Ни рыбы, ни даже простейшие водоросли не скрашивали унылого ландшафта озерного дна.

Смерть заметила интерес мальчика:

– Озеро не имеет ничего общего со скоплением обычной воды. Точнее, оно состоит не из воды даже, а из чистейшей магии в своем первозданном виде. Лишь в такой среде тела моей сестры и братьев могли пребывать долгое время без ущерба для себя, практически лишенные жизненных и колдовских сил. Но ничего не может противостоять разрушительной силе времени, поэтому даже летаргический сон не должен продолжаться бесконечно. Если не разбудить их в ближайшее время, то физическая оболочка начнет подвергаться необратимым изменениям, и даже я не могу предсказать – что произойдет после этого с их бессмертными душами.

Широко распахнув глаза, Генрих внимал тайным знаниям, не ведомым не только простым смертным, но даже величайшим сильфским и эльфийским магам.

Увлекшаяся собственными мыслями, Смерть продолжала излагать неумолимые факты:

– Все произошедшее с моей семьей предсказано в древней легенде, начертанной на стенах этой пещеры. К сожалению, даже мы не совсем понимаем язык тех ушедших мудрецов, написавших это пророчество.

– Кем же они были? – Генрих старался не упустить ни слова из услышанного сегодня. – Неужели есть кто-то, чья власть и сила превышают возможности не только богов, но и самой Смерти?

– Есть! – раздосадовано развела руками Смерть. – Они оказались не только создателями великих пророчеств, но и демиургами, сотворившими этот мир.

– Они – ваши родители? – восхищенно предположил мальчик.

– Этого мы не знаем, – вздохнула Смерть. – Слишком много древних знаний утеряно, и память наша стерлась за тысячи прошедших лет. Точно я помню только одно – из всех демиургов ныне в нашем мире сохранилось лишь одно существо, называемое Оружейницей. Но мы даже приблизительно не догадываемся, как выглядит он, она или оно, и где его искать. Впрочем, мы уже пришли, сейчас ты все узнаешь.

Путь, скрашенный беседой, закончился. Барон поднял глаза и увидел, что они стоят у одной из стен пещеры, вернее, у ее подводного основания. Мальчик затруднился бы сказать, какие силы – природные или искусственные – и из какого материала сотворили эту твердыню. Генрих осторожно прикоснулся к тому, что внешне напоминало гранит с золотистыми прожилками, а на деле оказалось удивительным веществом, мягко спружинившим и оттолкнувшим руку сильфа.

– В древних книгах написано, что это называется силовым полем, – пояснила Смерть, – и его функционирование поддерживает какая-то машина демиургов, находящаяся под озером.

– А кто-нибудь пытался спуститься ниже уровня озера?

– Мы не знаем, под силу ли это кому-то, кроме самих демиургов. – Смерть выглядела растерянной. Видно, такая мысль раньше и не приходила ей в голову.

На уровне плеч мальчика в стене виднелся небольшой округлый проход, служивший входом в тоннель, откуда струился неяркий свет. Сам вход окружала ажурная арка, которую украшали несколько слов на неизвестном Генриху языке.

– Обитель света и тьмы, – медленно, с трудом перевела Смерть – и первая шагнула в тоннель.

У следовавшего за ней Генриха возникло ощущение, словно вход оказался затянутым тонкой, невидимой пленкой, которая неохотно поддалась нажиму его тела и вновь сомкнулась у него за спиной. И в следующий миг легкие мальчика пронзила острая боль он неожиданной струи свежего воздуха, наполнившего их, и он снова обрел способность дышать. Мучительная судорога беспощадно скрутила его конечности, заставив упасть на гладкий, белый пол. Генрих до крови прикусил губу, сдерживая стон. Смерть помогла ему подняться на ноги и сочувственно погладила по щеке.

– Нелегко рождаться на свет. Рождаться повторно – тяжелее вдвойне.

– Что вы сделали со мной тогда, когда я задыхался под водой? – спросил мальчик, с трудом переводя дух.

– Провела через Портал смерти. – Смерть говорила об этом как о чем-то простом и обыденном. – Но – ш-ш-ш, сейчас нас ждет что-то более интересное.

Они шли по длинному прямому коридору, видимо, ведущему куда-то в глубь горы. Генрих с удивлением рассматривал высокие ровные стены, освещенные странными светильниками, имеющими форму полусферы и закрепленными на стене через равные промежутки. Светильники излучали яркий холодный свет. «Какая магия позволяет им не гаснуть уже тысячи лет?» – думал сильф, вслушиваясь, как перестук высоких каблучков Смерти рождает эхо под сводами коридора. Тоннель закончился огромным залом. Смерть повелительно взмахнула рукой, пропуская мальчика вперед. Генрих перешагнул невысокий порог и очутился в помещении, казавшемся бесконечным. В центре располагался помост, утопающий в бесценных мехах. На пушистых белых шкурах стояло четыре хрустальных саркофага.

Генрих испуганно замер, а потом даже попятился назад, но твердая рука Смерти толкнула его в спину, заставив буквально влететь в погребальный зал. На дрожащих ногах барон благоговейно подошел к помосту, чувствуя, как оживают легенды, которые маг-учитель рассказывал ему долгими скучными вечерами. Три гроба, большего размера, расставленные в форме треугольника, образовали контур, в центре которого находился четвертый саркофаг, опутанный золотыми цепями. Три могучих воина, с благородными и суровыми лицами, лежали в тех гробах. Голову каждого венчала золотая диадема. Все трое были неотличимы, как близнецы, вышедшие из одной утробы.

– Вот этот, – Смерть указала на первого воина, ладони которого крепко сжимали толстую книгу, – мой брат Мудрость. Второй, с мечом – Справедливость. А третий, в руках у которого зеркальный щит, – Благородство. Когда трое божественных братьев правили земным миром – они оценивали и взвешивали поступки каждого разумного существа, дозволяя ему получить причитающиеся почести при жизни и уготавливая смерть, достойную его деяний. С тех пор, как по воле проклятой Ринецеи они погрузились в колдовской сон – на земле царят подлость и беззаконие… А теперь подойди сюда. – Смерть направила Генриха к четвертому, центральному саркофагу.

В нем покоилась юная, удивительно хрупкая и изящная девушка, облаченная в белоснежные одежды, обшитые золотой каймой. Нежные ладони трогательно перекрещивались на груди, оберегая пурпурный розовый бутон, уютно притаившийся в ложбинке между маленьких, округлых грудей. Крупные завитки медно-рыжих волос рассыпались по плечам юной богини, а высокое чело венчала царская корона из золота и алмазов. И с полным правом можно было бы сказать, что в мире больше не существует подобной красоты, если бы на лице спящей богини не было видно следов преступной руки, дерзнувшей кощунственно изуродовать его совершенство. Кожа с лица оказалась содрана, обнажив окровавленные мышцы. Сердце Генриха содрогнулась от горя и гнева. Гроб девушки опутывали толстые золотые цепи, словно кто-то неведомый опасался, что богиня может восстать от своего волшебного сна и покарать злобных врагов, сумевших одолеть ее не силой, а коварством.