– Лив, ну хватит уже орать-то! От впечатляющего диапазона твоего убойного вокала запросто помереть можно!

– Помереть? – выпучила глаза ангелица. – Что, опять?

– Не опять, а снова! – чисто из вредности вякнула я, привычно уступая своему любимому греху – упрямству. А потом я осознала смысл произнесенных подругой слов и шокировано икнула.

– Ик, чего сделать?

– Умереть! – внятно отчеканила Оливия, продолжая взирать не меня снизу вверх. Заметив мое явное недоумение, она продолжила: – Сдохнуть, отбросить лыжи, склеить ласты, сыграть в ящик, преставиться, почить, отойти в мир иной, двинуть кони…

– Стоп! – возмущенно потребовала я. – Это ты мне так крепкого здоровья желаешь? Ну, знаешь ли, дорогая, а я-то думала, что мы с тобой подруги…

– О, Господи! – нетерпеливо выдохнула валькирия. – Ты, – для пущего эффекта она ткнула пальцем мне в грудь, – и так уже умерла!

– Да ну! – как и следовало ожидать, не поверила я.

– Тпру! – передразнила подруга. – А я говорю – умерла, значит – умерла!

Я потрясенно отвела глаза от возмущенного лица ангелицы и воззрилась на себя, почти в полный рост отражающуюся в укрепленном на двери зеркале. На мертвую я не походила ничуть.

– Нет, определенно, чем дольше я смотрюсь в зеркало, тем больше верю Дарвину! – пришла к заключению я, вспомнив недавние богословские изыскания Натаниэля. – Лохматая, мятая, грязная – ну ни дать, ни взять, мартышка мартышкой! Но живая же все-таки…

– Это не грязь, – хмуро подсказала Оливия, наконец-то сползая с хорошо утрамбованного незнакомца, – это кровь!

– Кровь? – вторично не поверила я, прикасаясь к своему виску. – Но как она… – я не договорила…

Оказывается, скудные капли крови не только испачкали мой лоб, но попали и на пышное кружевное жабо недавно купленной рубашки. Но стоило мне прикоснуться рукой к голове, как капли неожиданно пришли в стремительное движение, целенаправленно скатываясь ко мне в ладонь, растекаясь по ней ровным слоем и образуя тонкую блестящую пленочку.

– О! – изумилась валькирия.

Кровавая пленка разделилась на ровные полоски, складывающиеся в слова.

– «Бог здесь!» – шепотом прочитала я. – Ничего себе! И как это понимать?

– А я знаю? – пожала плечами Оливия. – Я ничего подобного прежде не видывала!

Слова медленно блекли, впитываясь в мою кожу. Оливия осторожно откинула волосы, прикрывающие мне лоб, и провела пальцем по очистившемуся виску. От уродующей его раны не осталось и следа. Подруга негромко присвистнула.

– Ты помнишь, как вытащила пулю из своего черепа? Вон она, кстати, на столе валяется!

– Смутно, – призналась я. – Но начинаю постепенно вспоминать, как я наливала воду в Грааль и пила ее. А потом в наше купе неожиданно заглянул незнакомый человек и… – тут я замолчала, пытаясь разобраться в собственных запутанных воспоминаниях. – Кажется, он выстрелил мне в висок…

– Угумс! – кивнула Оливия. – Когда мы тебя нашли, ты была уж очень миленьким и спокойным трупиком…

Я потрясено отвалила челюсть:

– Правда, что ли?

– Жизнь бессмысленна, так зачем потакать ее жестокости, если финал уже известен! – вдруг насмешливо проскрипело с пола.

Мы с Оливией дружно вскрикнули от неожиданности. Оказывается, это позабытый нами незнакомец уже вполне оклемался и даже силился подняться. Чисто автоматически я подхватила его под локоть, помогая встать на ноги. Он оказался высок и излишне худощав, многочисленные морщины избороздили смуглое лицо, в глубине серых глаз плескалось безумие фанатика. Но слабым или очень старым он не выглядел.

– Нет, я, конечно, понимаю, – иронично начала я, – что одних женщин хочется добиваться, а других – просто добить! Но меня-то за что?

– Не за что, а зачем! – непонятно ответил мужчина. – Я искал…

– Что искал, смысл жизни? – едко встряла Оливия. – Ну, тогда результаты поиска налицо… – она довольно оглядела многочисленные синяки и ссадины, украшающие остро торчащие скулы ее недавней жертвы. – Могу добавить для ясности, если что!

– Хватит, а то еще привыкнет, – насмешливо откликнулась я. – Мужик, колись, чем я тебе не приглянулась?

– Талант – по сути своей дар, данный одному для всех, – экзальтированно забормотал седовласый, закрывая глаза и гипнотически покачиваясь. – А когда он используется лишь для самого себя, то это уже становится грехом!

– Странный он какой-то, – опасливо отодвинулась Оливия, пренебрежительно кривясь. – Псих, наверное, да еще и буйный!

– Не похоже, – я взяла мужчину за плечи и сильно встряхнула. Он немедленно разлепил веки и уставился прямо на меня. – Спрашиваю вас в последний раз, зачем вы покушались на мою жизнь?

– Я проверял! – абсолютно честно сознался незнакомец, разглядывая меня с нескрываемым благоговением. – Я объясню. Ритуал Причастия, проводимый над молодыми экзорцистами и заключающийся в испитии воды из священного Грааля, дарует им долголетие и способность к регенерации ран, смертельных для обычного человека. Но если вы и на самом деле являетесь избранницей Божьей, то должны были не только заживить рану, но и воскреснуть из мертвых. А талант творить молитвы вам также присущ?

– А то ж! – высокомерно возвестила Оливия. – Вот ведь, Фома неверующий…

– И как – убедились в моем бессмертии? – осведомилась я.

Мужчина учтиво склонил голову.

– Ну, тогда, может, вы, в свою очередь, просветите и нас насчет вашей личности?

Седовласый горестно поник головой:

– Меня зовут Симон де Монфор! Я и есть тот самый Великий грешник, навечно лишенный смерти и успокоения в могиле и обреченный бесконечно искупать свой грех за тысячи убиенных катаров…

– Ого! – обалдели мы с Оливией. – Вот это сюрпризец так сюрпризец!

Одна из самых парадоксальных закономерностей человеческого мышления состоит в том, что мужчины чрезвычайно непоследовательны в своей логике, в отличие от женщин, которые до безобразия логичны в своей непоследовательности. Подтверждение этому Анастасио ди Баллестро получил сегодня ночью, следуя по пятам за Андреа дель-Васто, увлеченно занимающейся бесконечными покупками в большой Торговой галерее на улице Кановаччио в Венеции. Нет, Его Высокопреосвященство категорически отказывался понимать эту непредсказуемую девушку. Со стороны они наверняка производили впечатление дружной семьи, занятой будничными делами. Скажем, отца и прислушивающейся к его советам дочери, озабоченной пополнением своего изысканного гардероба. Довершая умильный образ семейной идиллии, стригойка не только нагрузила совершенно умотавшегося кардинала невообразимой грудой различных пакетов, свертков и сверточков, так еще и ежеминутно подчеркнуто вежливо интересовалась его мнением, выбирая очередное платье, шарфик или пару умопомрачительно дорогих туфель. С губ кокетливой красавицы не сходила издевательская усмешка, не оставляющая ни малейшего сомнения в том, что она получала искреннее удовольствие, намеренно помыкая своим терпеливым спутником. А у кардинала так и не достало храбрости отказать ей в этой сумасбродной прихоти. Впрочем, сейчас он в своем роскошном твидовом костюме выглядел отнюдь не могущественным прелатом, а скорее моложавым коммерсантом с весьма импозантной внешностью. Андреа же, с распущенными длинными волосами, на высоченных каблуках и в невероятном плаще леопардовой расцветки была прелестна, как никогда, и привлекала всеобщее внимание.

Она сама позвонила синьору ди Баллестро и назначила встречу именном в этом суматошном сосредоточии мотовства, дурного вкуса и безумных женских фантазий. Огромный магазин воистину являлся земным олицетворением затаенного женского представления о том, на что должен походить обетованный рай небесный. Да конечно же, не на что иное, как на вот это ослепительное слияние бутика мод «Кавалли», витрин с безделушками от «Картье» и вызывающе гламурного обувного ряда «Ла Минолла». Здесь усиленно пели осанну плоти, эгоизму и высокомерию, совершенно забывая о Боге и душе. Андреа наслаждалась.