После он глянул на электронные часы и предупредил:

— Минута остаётся.

Кому именно адресовалось это предупреждение, я не понял, поскольку сегодня оказались заняты и «Спектрум», и приставка, которая теперь была подключена не к старенькому чёрно-белому «Горизонту», а к цветному «Рубину». Своей очереди терзать джойстики дожидалось ещё два человека, а за происходящим на мониторе компьютера кроме игрока следили сразу трое его товарищей. Помимо этого, парень моих лет листал взятую со стеллажа книгу, а две девчонки-старшеклассницы изучали кассеты. Ещё тётка к зимним сапогам приценивалась, а хулиганистого вида молодые люди вязанные шапочки мерили. Практически аншлаг.

— На улице очередь, что ли? — уточнил я.

— Ага, — кивнул Коля. — Как Санёк по школам прошёлся, так и попёрло. Книги тоже берут помаленьку и кассеты неплохо расходятся. Воробей ещё картриджи закупил. И на продажу, и под залог в аренду даём.

И точно — на одном из столиков лежали жёлтые пластиковые коробочки с цветастыми картинками.

— То есть нормально всё?

— Ну да, — подтвердил Коля и прикрикнул на игроков: — Приставку освобождаем!

Те нехотя предали джойстики следующей парочке и потопали на выход, им на смену явились ещё двое.

— А компьютер скоро освободится? — спросил один.

Коля глянул на часы и сказал:

— Через сорок минут.

— А приставка?

— Через пятнадцать.

Пацаны переглянулись и принялись изучать картриджи.

— Давай в «Контру» зарежемся? — предложил один.

— Можно, — согласился его товарищ.

Коля принял деньги, записал приход в тетрадь и сказал:

— Нам бы сменщика. По деньгам нормально выходит, но задолбался без выходных пахать.

— Есть кто на примете надёжный? — уточнил я.

— Найдём.

— Тогда поговори с Воробьём.

Я вышел на улицу и наткнулся на Санька, который вёл к вагончику дедка в потёртом пальто и облезлой кроличьей шапке.

— Ваучер сдать, — пояснил татарчонок, когда мы обменялись рукопожатием, и поспешил за стариком.

Ну а я двинулся к воротам. Во дворе стояла фура, пацаны разгружали мешки с сахаром. Я поздоровался со всеми, а вот помогать отказался, сославшись на плохое самочувствие. Отыскал Гуревича, напомнил об плате за аренду. Тот досадливо поморщился, но заводить старую шарманку о кабальных условиях не стал, только тяжко вздохнул:

— Идём!

Мы поднялись по пандусу, миновали короткий коридорчик и зашли в дежурку, где дядя Петя, стоя у заиндевевшего окна, помешивал ложечкой в кружке с чаем.

— День добрый, Роман Маркович, — поприветствовал он коммерсанта.

Тот полез в карман за деньгами и сразу предупредил:

— Долларами только тысячу набрал, остальное по курсу.

— Да и нормально, — улыбнулся дядька. — Деньги есть деньги.

Я тоже настаивать на полной оплате валютой не стал, и Гуревич от такой покладистости самую малость растерялся даже. А мне попросту время на пустые препирательства тратить не хотелось, поскольку из трёхсот пятидесяти долларов, которые Роман Маркович вознамерился внести рублями, двести семьдесят предназначались дяде Пете. А остаток с Борисом Ефимовичем поделим, не так много и получится. Новый год на носу, потрачу.

Гуревич выложил тысячу долларов полтинниками и сотнями, потом принялся отсчитывать рубли.

— Четыреста шестнадцать сейчас курс, — сообщил он между делом.

Я досадливо поморщился. Как на грех, рубль под конец года немного укрепился, и платить ими стало выгодно, а вот принимать их — не особо.

— Сто сорок пять тысяч шестьсот рублей, — подвёл итог подсчётов Роман Маркович, получил приходно-кассовый ордер на тридцатку, которую мы проводили через кассу, и ушёл.

Ну а я вручил дядьке его сто двенадцать тысяч.

— Твоя доля.

— Вот он — звериный оскал капитализма! — фыркнул дядя Петя. — Кто и палец о палец не ударил, тот львиную долю выручки себе забирает!

— Да ну тебя! — отмахнулся я, спрятал деньги во внутренний карман и отправился проведать Лёню.

Тот уже обжился в кабинете: диван оказался застелен одеялом, на тумбочке стояли кружки и термос. И такое впечатление — прибавилось кассетных дек. Аппаратура не простаивала, шла запись.

Лёня отвернулся от монитора компьютера и отсалютовал мне:

— Привет!

— Смотрю, работа кипит?

— Ага, Дима с парой палаток договорился, пишу для них пробники. У нас тоже покупать стали, но пока потихоньку-помаленьку. Книги и то лучше расходятся.

— А «Спектрум» с приставкой как? — поинтересовался я. — И где цветной телевизор надыбал, кстати?

— Воробей подогнал. Ещё он нам картриджи даёт за пятую часть выручки с приставки, — поведал мне Гуревич.

— А там много вообще выходит?

Лёня пожал плечами.

— Пока народ валом валит, правда, не знаю, надолго ли это. За приставку меньше, чем за «Спектрум» берём, но где-то под тысячу в день пока набегает. Нам бы компьютерных игр новых достать.

— Дай пару пустых кассет, а лучше сразу штук пять, попрошу записать, — предложил я, решив поговорить на этот счёт с Витей Медниковым; у него точно нужные знакомые найдутся.

Лёня вручил мне кассеты «TDK», потом спросил:

— Слушай, а у вас охранное предприятие только помещениями занимается или с людьми тоже работаете?

— А что такое? — уточнил я, насторожившись.

Гуревич явственно замялся, но всё же запираться не стал и пояснил причину своего интереса:

— Да у папы какие-то проблемы с бандитами, неделю уже дома не появляется. Мама вся на нервах, плачет постоянно.

Я напрягся было, но сразу успокоился, сообразив, где и с кем проводит время Гуревич-старший. Вот уж воистину — седина в бороду, бес в ребро! Крепенько его в Аню засосало.

Но просветить на сей счёт Лёню я и не подумал, вместо этого ободряюще хлопнул его по плечу.

— Не парься! Насколько знаю, у твоего папы в прокуратуре связи имеются. Мы только под ногами путаться будем.

— Ну да… — вздохнул Лёня. — Ну да…

Я поспешил распрощаться с ним и двинулся по коридору, обдумывая услышанное. Если Гуревич-старший сойдётся с Аней всерьёз и надолго — нам это ничего хорошего не сулит. Мне до его морального облика и семейной жизни дела нет, но эта коза точно какую-нибудь подлянку устроит. Не ради особой выгоды даже, хотя и своего она не упустит, а просто из желания Андрею напакостить. Да и не только ему, всем нам.

На обратном пути в дежурку к дяде я заворачивать не собирался, тот выглянул в коридор сам.

— Слышал, на днях двух офицеров и рядового из двести первой в Таджикистане душманы захватили? — спросил он, прикуривая. — Передают, правительственные вошли в Душанбе вошли, но наших пока не смогли освободить.

— Засада… — вздохнул я.

Полгода всего-то с дембеля прошло, а полыхнуло о-го-го как! И раньше, конечно, в Таджикистане далеко не курорт был, но теперь как-то всё совсем плохо стало.

Я вышел на пандус и протиснулся мимо каталки, на которую пацаны укладывали пятидесятикилограммовые мешки сахара. Костя Чиж с кряхтением распрямил спину, вытер вспотевший лоб и потребовал:

— Енот, помогай!

Самочувствие вполне позволяло принять участие в разгрузочных работах, но подошло время встречать из школы Зинку, так что поднёс ко рту кулак и дважды хекнул.

— Болею!

И тут же закашлялся всерьёз, аж надвое сложился и бронхи болью рвануло, ещё и отхаркивался с минуту.

— Да отстань ты от него! — махнул рукой Андрей. — Покатили!

Рома налёг на ручку тележки, а Костя, прежде чем присоединиться к нему, попросил:

— Пни там Евгена, пусть шустрее возвращается!

— А он где?

— За куревом пошёл.

— Пну, — пообещал я, вышел за ворота и двинулся к вагончику.

Там-то Зинчук и обнаружился. Он стоял, чуть согнувшись, и трепался через окошко с продавщицей.

— Евген! Тебя потеряли уже.

Рыжий выпрямился и досадливо поморщился, но в бутылку против обыкновения не полез и даже снизошёл до объяснений:

— Да с Ольгой языками зацепились просто.