– Отец, Йону нельзя объявлять победительницей. Она гнусная обманщица и предательница, заслуживающая немедленной казни! Знай, ты пригрел на груди не дочь, а ядовитую змею, жаждущую нашей гибели!

По залу прокатился многоголосый вопль ужаса.

– Дочь моя, как смеешь ты бросаться столь жуткими обвинениями? – потрясенно охнул король и схватился за грудь, словно пытался удержать рвущееся из нее сердце. – Ты готова представить нам доказательства этих страшных слов?

– Конечно, готова! – уверенно усмехнулась принцесса. Она вытянула палец, обличающим жестом указывая на меня, и почти закричала: – Знайте же, жители Дархэма, прошлой ночью эта дрянь обманом проникла в наш главный храм и подло убила привратника, который являлся самым старым из ныне живущих эльфов!

– Это правда? – предобморочно прошептал король, еле шевеля вмиг посиневшими губами.

– Увы, прискорбные факты говорят сами за себя! – почтительно поклонившись королю, засвидетельствовал стражник. – Подтверждаю, это мы с напарником впустили Наследницу внутрь святилища, а затем видели ее повторно, выходящей из храма. Привратник встретил ее у самых дверей, а утром мы обнаружили его возле алтаря, уже мертвого, окоченевшего, с перерезанным горлом…

Толпа недавних почитателей, восторженно окружавших меня еще минуту назад, испуганно отхлынула прочь, стремясь как можно дальше оказаться от той, которая очаровала их колдовской песней, а на деле являлась кровожадным чудовищем, завлекающим доверчивых слушателей в паутину лжи и обмана. В меня немедленно полетели плевки и грязные оскорбления, ранящие куда сильнее, чем любой, даже самый тяжеловесный удар.

– Маленькая моя, – придушенно хрипел отец, категорически отказывающийся поверить в происходящее, – скажи, как могла ты совершить подобное?

– Я его не убивала! – звонко отчеканила я, помня о темной тени, мелькнувшей за алтарем. И о темной тени, мелькнувшей за родильным шалашом королевы. Я хотела рассказать об этом странном видении, но, вглядевшись в пустые глаза и отчужденные лица своих недругов, сразу поняла – мне не поверят. И только Лаллэдрин сосредоточенно прикрылся рукавом и тяжело задумался, словно взвешивал какие-то загадочные, лишь ему одному известные «за» и «против».

– Казнить ее! – требовательно кричала Эвридика, не пряча злорадной усмешки.

– Казнить ее! – равнодушно поддержала королева Эвника, даже не взглянув в мою сторону, словно я была для нее неодушевленным предметом.

– Казнить ее! – вразнобой голосила алчущая моей крови толпа.

А между тем Ребекка и Беонир бессильно бились в руках схватившей их стражи и не могли помочь мне ни словом, ни делом. Посаженная на цепь Мифрил рвалась мне на выручку, но стальные звенья выдержали, чуть не придушив мою отважную защитницу, глухо клекочущую от горя.

– Я ничего не понимаю! – рыдал отец, отрешенно отвернувшись. – Как ты могла совершить подобное преступление? – Он не пытался найти слов оправдания и не желал слушать никаких доводов. И тогда я уразумела, что он тоже меня предал, как и все остальные. Я испытала острое чувство жалости к своему бесхарактерному отцу и замолчала, оставляя его наедине с совестью. Образ великого героя померк, сменившись сгорбленной фигурой слабого, склонного к панике мужчины, больше всего на свете боящегося груза ответственности, возложенного на его поникшие плечи. Теперь я понимала, что точно так же он предал когда-то и мою мать, испугавшись неминуемой расплаты за свои грехи. Нет, любовь к нему не ушла из моего сердца, она просто изменилась, приобретя оттенок жалости. Это ведь неправда, что от любви до ненависти всего один шаг. Есть куда более близкие вещи: равнодушие, горечь, пустота…

И тогда я гордо выпрямилась и бесстрастно в упор посмотрела на свору своих будущих палачей. Нет, это не я их боюсь! Это они меня боятся! Какими же жалкими они сейчас выглядели! Клянусь Неназываемыми, я не собиралась причинять им вреда. Мне их жаль! Против злости у нас есть оружие – зубы и когти. Доброта же окутывает нас словно кокон, обволакивает будто вязкий туман, связывает по рукам и ногам – и уже никуда не деться от осознания собственной вины.

– Я его не убивала! – спокойно повторила я, отдавая себя на суд этих боящихся жизни трусов, уже переставших быть воинами и героями, а превратившихся в ленивых отшельников, добровольно заточивших себя в пределах своей тайной долины. Теперь они казались мне всего лишь живыми трупами, которые душой погибли еще там, в битве у Аррандейского моста…

– Позовите палача! – мучительно простонал отец, окончательно отрекаясь от меня. – Давайте покончим со всем этим побыстрее… Увы, моя дочь наполовину человек, а люди не заслуживают нашего прощения, ибо навсегда останутся лжецами, предателями и врагами!

Услышав страшную отповедь, я не смогла сдержать горестного вздоха. Так вот оно что! Эльфами движет давняя ненависть к людям, так и не нашедшая выхода… Месть! Неплохой смысл существования за неимением иного другого…

– Нет! – вдруг властно запротестовал Лаллэдрин, подходя ближе и бережно обнимая меня своей сильной дружеской рукой. – Негоже палачу прикасаться к нашей Наследнице и проливать кровь Эврелиев. Йохану нужно отдать на суд неба!

– Делай что посчитаешь нужным, учитель! – с облегчением согласился король, с головой укрываясь плащом и снимая с себя ответственность за мою дальнейшую судьбу.

– А в чем заключается этот ваш суд неба? – полюбопытствовала я, выходя из зала вслед за Лаллэдрином, увлекающим меня за собой мягко, но настойчиво.

Зрители сегодняшнего праздника, переросшего в казнь, бежали за нами, осыпая меня проклятиями. Происходящее казалось настолько ирреальным, что все мы стали немного неадекватными и не отдавали отчета в своих поступках. На город опустились вечерние сумерки, затенив улицы занавесом из густого серого тумана… Извиваясь в плотном тумане, по Дархэму двигалась наша странная процессия, напоминающая цепочку призраков, которые под аккомпанемент громких криков направляются неизвестно куда навстречу своей гибели. Только маг, возглавляющий траурный хоровод, знал, куда и зачем мы идем.

– Увидишь! – улыбнулся Лаллэдрин, ободряюще подмигивая. – Доверься мне! Неназываемые сами рассудят, виновна ли ты в приписываемых тебе злодеяниях или нет. Сейчас мы отведем тебя в Око Небес и оставим наедине с небом.

– Око небес? – не поняла я, тщетно напрягая память.

– Так называется самая высокая башня в Дархэме, ставшая усыпальницей принцессы Эврелики! – пояснил Овэлейн. Он шел по другую сторону от нас с чародеем и решительно расталкивал зевак, пытающихся схватить меня за край одежды.

– Эй, дурочка, не обольщайся насчет своего будущего! – злобно хохотнула Эвридика, больно пихая меня в спину. – Знай, тебя просто столкнут с самой высокой башни Дархэма. Ты упадешь на камни, разобьешься и умрешь в мучениях. Да по сравнению с такой смертью банальное отрубание головы выглядит просто безболезненной мелочью!

– Это правда? – похолодев от ужаса, спросила я у Лаллэдрина.

– Не слушай ее, – небрежно отмахнулся он. – Надейся на лучшее. Ты сможешь выжить, если сама этого захочешь.

– Захочу? – удивленно переспросила я и вдруг замерла как вкопанная, остановившись на месте и чувствуя себя неспособной сделать хотя бы шаг вперед.

Выяснилось, что, увлеченная разговором с магом, я не заметила, как мы покинули территорию дворца и пересекли прилегающую к нему площадь. А теперь мы внезапно приблизились к основанию стройной беломраморной башни, вершина которой терялась где-то очень далеко, в вышине над нашими головами, полностью скрытая плывущими по небу облаками… Я попыталась измерить ее взглядом и не смогла – такой высокой она была. А потом я нервно вздрогнула всем телом, узнав в этой башне то самое сооружение, что невольно привлекло мое внимание еще при въезде в Дархэм, наполнив сердце неосознанным страхом. Нет, теперь я понимала, что все произошедшее отнюдь не случайность, а происки злодейки судьбы, что привела меня к месту моей гибели. Привела меня к Оку Небес!