— Порядок! — отрапортовал он, скинул с ног расшнурованные ботинки и первым делом налил нам рома. — Веник приготовил, можно идти париться!

— Ой, как здорово! — обрадовалась Зинка и радостно хлопнула в ладоши. — Аня, ты идёшь?

— Сначала вы, — прозвучало в ответ. — Я пока с закусками разберусь. Да вы и замёрзли сильнее. Мы с Андреем потом сходим.

Зинка и опомниться не успела, как получила два полотенца. Она кинула на меня растерянный взгляд, но ничего говорить не стала, пошла обуваться. Я быстро влил в себя остатки рома и поспешил за подругой. Мы пересекли двор, зашли в предбанник, и там девчонка развернулась, округлила глаза.

— Серёжа! — пролепетала Зинка, стоило только мне прикрыть дверь. — Мы на даче в баню всегда ходили девочки с девочками, мальчики с мальчиками!

— И? — озадачился я.

— Я купальник не взяла!

— Ты нормальная вообще, нет? Какой купальник? В баню мыться ходят, а не загорать!

Девчонка жалостливо протянула:

— Я так не могу! Ну Серёжа…

Зинка была в своём праве, а я вполне мог согреться ромом, поэтому пусть и с откровенной неохотой, но всё же развёл руками.

— Давай, тогда не пойдём. Скажем, что передумали.

— Вот ещё! — возмутилась девчонка. — Пока сюда дошли, околела на ветру, а в доме холодно! У меня из носа ручьём течёт!

— Тогда грейся, я потом схожу. Только здесь тебя дожидаться не буду, в доме и то теплей.

Щёки у Зинки горели то ли от смущения, то ли из-за выпитого ликёра. Она расстегнула молнию куртки и принялась нервно теребить кофточку, потом упрямо мотнула головой.

— Не пойдёт! Из-за тебя на меня и так как на ребёнка смотрят!

— Тебе не всё равно, как на тебя смотрят? Все свои!

— Нет, не всё равно! — поджала губы девчонка и жалостливо попросила: — Серёжа, ну придумай, что-нибудь! Может, в простыни завернёмся?

— И где мы их возьмём? — поинтересовался я. — Их даже в доме нет, думаю!

Зинка схватила сначала одно полотенце, затем другое, но не сумела обернуть их ни вокруг бёдер, ни вокруг груди. Для этого они были слишком уж куцыми.

Покачав головой при виде её мучений, я приоткрыл дверь в моечное отделение с единственным крохотным оконцем, занавешенным тканью, и предложил:

— Проще уж свет не включать…

Девчонка заглянула мне через плечо, оценила сгустившийся в бане полумрак и задумчиво наморщила вздёрнутый носик, затем попросила:

— Только, чур, в бане руки не распускать! Погреемся, вымоемся и выйдем!

Я подступил к подруге и обнял за талию.

— А почему нет?

— Ну Серёжа! — протянула та. — Сейчас не время и не место! Перестань, пожалуйста! Ты обещал!

Меня и время, и место более чем устраивали, вот только всё портило банальное отсутствие презерватива, поэтому я нехотя отпустил Зинку и пообещал:

— Хорошо, не буду.

Совершенно честно пообещал, просто не видел смысла рисковать случайным залётом. Но при этом решил поставить вопрос ребром в следующий же Зинкин визит в гости. И саму её тоже поставить, только не ребром, а в куда более интересную позу.

Та будто что-то такое уловила и подбоченилась.

— Я серьёзно, Сергей! Держи себя в руках! — потребовала девчонка, в несколько ловких движений распустила косички и принялась собирать волосы в шишку. — Иначе поругаемся, и я домой уеду!

— Как скажешь, — произнёс я, пусть и без всякого энтузиазма в голосе.

— Не забудь, ты пообещал!

— На память не жалуюсь.

— Тогда отвернись и не подглядывай!

Я с обречённым вздохом выполнил просьбу девчонки, после этого стянул через голову турецкий свитер, затем избавился от рубашки и принялся расстёгивать джинсы.

— Не оборачивайся! — попросила Зинка и первой юркнула в баню.

Кинув на лавку трусы, я убрал на подоконник часы и цепочку с крестиком и поспешил следом, но девчонка успела укрыться в парилке; заметил лишь, как мелькнул в темноте её белый зад.

— Не заходи! — крикнула Зинка из-за двери, и я ломиться следом не стал, сделал глубокий вдох и уселся на полку, протянувшуюся вдоль одной из стен. В помывочном отделении было не слишком жарко, половицы так и вовсе толком не успели прогреться, но после стылого ветра большего и не требовалось, вскоре меня начал пробирать пот. Ко всему прочему в бане приятно пахло влажным деревом, и рано или поздно должна была вернуться Зинка…

Задвинутый в угол бак был наполнен холодной водой, я вылил несколько черпаков в тазик, добавил туда кипятка и ополоснулся. Начал вновь набрать воду, тогда и скрипнула дверь парилки. Раскрасневшаяся Зинка с кожей, сплошь покрытой бисеринками пота, замерла на пороге в позе Венеры, запечатлённой каким-то там старинным живописцем: левую руку она прижимала к груди, правой ладошкой прикрывала низ живота.

— Зин, ну теперь-то что? — озадачился я.

— Здесь светло! — прозвучало в ответ с нескрываемым укором.

И точно: несмотря на серую хмарь ненастного осеннего дня, света через занавешенное белой тряпкой оконце проникало куда больше, нежели показалось из предбанника, когда ещё толком не успели привыкнуть к темноте глаза. Пусть совсем уж светло в бане и не было, но полумрак лишь скрадывал девичью фигуру, а никак не скрывал её полностью. Как, впрочем, и мою, но чего-чего, а смущения по этому поводу я не испытывал ни малейшего, пусть и возбудился в один миг.

Да и как было не возбудиться? Зинку хоть сейчас на обложку журнала для взрослых печатай: длинные стройные ноги, узкая талия, грудь, которую не так-то и просто одной рукой прикрыть, да и лицо более чем просто симпатичное.

— Так и будешь стоять? — вздохнул я. — Не доводи уже до абсурда, а? Сама же недавно футболку задирала, чего теперь выделываешься?

— Сергей, иди в парилку, — сдавленно попросила Зинка, покраснев ещё сильнее, будто такое было возможно, но левую руку всё же опустила. Набухшие соски уставились вперёд двумя наконечниками стрел.

— Может, лучше тебе спинку потереть? — предложил я. — Или веником отшлёпать?

— Иди! — потребовала девчонка и, противореча самой себе, стоило только сдвинуться с места, стрельнула вниз глазами и спросила: — У тебя всегда этот… крючок торчит?

— Когда ты рядом — всегда.

Зинка прекратила укрывать ладошкой треугольник курчавых завитков внизу живота, опустилась передо мной на колени и двумя пальчиками взялась за торчавший колом член. Миг набиралась решимости, потом осторожно потянула вниз и, освободив от крайней плоти головку, округлила в непритворном изумлении глаза.

— И вот это ты хочешь в меня засунуть? — охнула она.

— И засуну, — подтвердил я. — Не бойся, тебе понравится.

— Дурак! — с выражением произнесла девчонка, но с колен не поднялась и более того — обхватила мой детородный орган уже всей ладошкой, стиснула его в кулачке. — Твёрдый! — хихикнула она и спросила: — Так мама всё правильно говорила: совсем плохо бедненькому, да?

— Ты как маленькая! Если твёрдый — это не плохо, а вовсе даже хорошо, — пошутил я и невольно осёкся, когда Зинка слишком уж резко повела кистью вниз.

Прежде эту часть мужского организма она могла видеть разве что на репродукциях картин, в схеме-разрезе учебника биологии, да ещё у младшего брата в его голоштанном возрасте, вот и переусердствовала, желая воочию разглядеть детали. Но даже так мысль незаконченной я не оставил и почти без запинки выдавил из себя:

— И ты легко можешь убедиться в этом прямо сейчас…

Ответ нисколько не воодушевил.

— Ничего-то сегодня Серёженьке не обломится! — вздохнула девчонка, но пальцев при этом не разжала и даже стиснула их ещё сильнее; аж пульс начал отдаваться.

Я сглотнул и спросил:

— И почему же?

— А ты презерватив не взял, — с удивительной непосредственностью заявила Зинка и подняла взгляд своих серых глазищ. — А если соврал и всё-таки взял, то я ещё и обижусь! — И, продолжая всё так же взирать на меня снизу вверх, Зинка стала легонько подёргивать кулачком. — Ну так что, Серёжа, — взял?

— Нет, — чистосердечно сознался я.