Вольно или невольно, но наши прежде независимые судьбы неожиданно пересеклись в одной точке пространства и времени, созданной слепым случаем! И только несколько дней спустя мне предстояло узнать, что слепым в той ситуации оказался вовсе не случай, а я сама…

– Малышка, а может, я просто провожу тебя обратно в обитель? – великодушно предложила лайил. – Наймусь на работу в ваш монастырь и всегда буду рядом с тобой? – Она выразительно сжала мою ладонь, намекая: соглашайся.

– Я не могу, – честно ответила я. – Мне нужно пройти свое первое испытание…

– Вот заладила словно кукушка! – в сердцах рявкнула Ребекка. – Пойми, тебя обвели вокруг пальца, а ты продолжаешь упрямо твердить свое. – Девушка нахмурилась и тут заметила, что я судорожно держусь за живот. – Эй, ты же голодная, поди? А я и позабыла уже, отчего ты в обморок-то грохнулась. У меня по ночам служба, я в это время не ем, но сейчас пошарю – может, в доме завалялось что-нибудь вкусное, посытнее куска хлеба с сыром…

Как оказалось, на полках домика лайил завалялось много всякой всячины – полкружка колбасы, пара ломтей хлеба средней степени черствости, засохшее яблоко, кусок сыра и даже фляжка сомнительно попахивающего бузинного первача.

– Экспроприировала у местных самогонщиков, – ничуть не смущаясь, бесцеремонно пояснила Ребекка, споро расстилая мятую скатерть и накрывая на стол.

Не заставив себя долго упрашивать, я вылезла из-под одеяла, поежилась от разливавшейся по комнате прохлады и подсела поближе к тарелкам. Ребекка бросила псу горбушку хлеба и колбасную кожурку, приткнулась на колченогий табурет, вытащила из кармана вяленую капустную кочерыжку – лакомство, популярное среди простонародья и принялась с удовольствием ее грызть, изредка одобрительно поглядывая на меня, – уплетавшую все подряд, причем настолько увлеченно, что аж за ушами пищало.

– Ты ешь, пей, не стесняйся. – Хруст стал громче. – Как говорится: кушайте, гости дорогие, все равно выбрасывать! – Она приглушенно хихикнула. – Не равняйся на меня.

В руках девушки появилась небольшая бутылочка, наполненная чем-то подозрительно алым. Я перестала жевать и замерла…

– А у тебя нет обычной чистой воды? – Я категорично отодвинула от себя фляжку со спиртным. – Извини, но этот напиток не для меня.

– Воды? Вот чудачка – самогон гораздо питательнее. – Ребекка осуждающе фыркнула, но воды налила. – Мой дед считал самогон самым подходящим напитком, после крови, конечно, а насчет всего остального шутил: «Пей вода, ешь вода – сра… – она виновато покосилась на покрасневшую меня и замяла конец грубого слова, – не будешь никогда!»

– Прости, можно тебя спросить?..

Я заметила, как лайил сразу же настороженно прищурила глаза. «Чего она так всполошилась?» – удивленно подумала я, но вслух произнесла совсем иное:

– Ну нечто интимное, касающееся конкретно тебя…

– Ладно, валяй. – Ребекка с аппетитом принялась за вторую кочерыжку, изредка отхлебывая из своей бутылочки. Ее руки подозрительно дрожали, что привело меня в окончательное недоумение.

– В эту бутылку налита человеческая кровь? – прямолинейно выпалила я и сама испугалась собственной смелости.

– Что?! – Девушка уставилась на меня вытаращенными глазами. – Ик! – Она возмущенно икнула, и несколько следующих мгновений мы сидели молча, сердито сверля друг друга взглядами в упор, напоминающими два скрещенных дуэльных клинка.

Первой не выдержала Ребекка, она насмешливо хмыкнула, а затем залилась искренним громким хохотом:

– Ну ты даешь, малышка! Думаешь, я стала бы пить при тебе кровь? Нет, там всего лишь томатный сок. Я вообще употребляю кровь крайне редко, раз или два в месяц. А вот если бы… – Лайил прикусила язык и замолчала, кажется поняв, что чуть не сболтнула лишнее. – А, ладно, еще перепугаешься. Это неважно, – наигранно махнула она рукой. – Сыта?

– Да, спасибо тебе. – Я смущенно теребила оборку своего рукава, не осмеливаясь озвучить чрезвычайно важный вопрос, так и вертящийся у меня на языке.

– Кстати, я тоже хочу тебя спросить. – Девушка закупорила свою недопитую бутылочку и ладонью смахнула со стола хлебные крошки. – Твои крылья… почему ты не улетела из города?

– Ну… – Я смущенно потупилась и замерла в такой позе, ибо боялась поднять глаза, ожидая услышать вполне справедливую насмешку. Я хотела соврать, но, как назло, на ум не приходило никакой более или менее убедительной лжи.

– Только без обид – я просто спрашиваю, – торопливо добавила лайил, по-своему расценив мое затянувшееся молчание. – Ты пойми, крылья – это отнюдь не уродство, как утверждают наши дуралеи-чародеи.

– Да я и не обижаюсь, – печально пожала я плечами. – Может, я и в самом деле урод, потому что не умею летать!

– Шутишь? – не поверила моя добровольная охранница. Ее симпатичное волевое лицо приобрело растерянное выражение. – Почему не умеешь?

– Боюсь, со мной что-то не так. – Я горестно шмыгнула носом. – Я урод, инвалид, бесталанное убожество!

– Э-э-э… – Теперь пришел черед Ребекки опустить глаза. – Полагаю, ты излишне самокритична. Можно мне на них еще раз посмотреть?

– Ну если я смогу таким образом хоть немного отблагодарить тебя за помощь и еду… – Я рукавом рубашки вытерла набежавшие на глаза слезы. – К тому же надо проверить, целы ли они…

Ребекка встала и одним небрежным движением руки отодвинула стол в сторону. Меня поразила ее сила. Я немного помялась, покраснела от скромности, но потом все же стянула через голову длинную полотняную ночную рубашку, одолженную мне нашей любезной хозяйкой. Белый пес накрыл морду лапой и смущенно засопел. Я повернулась к лайил спиной и замерла.

– Ничего себе… – Та только вполголоса охнула от изумления. – А ведь они и правда настоящие! Как же ты ухитрялась скрывать их от всех?

– Ага, настоящие. – Я с наслаждением пошевелила лопатками, заставляя свои крылья встряхнуться и затрепетать, как тянущиеся навстречу Солу цветочные лепестки. – Понимаешь, до десяти лет я на самом деле считала себя горбатой. А затем на моем горбе внезапно прорезались две раны, причинявшие мне жуткую боль. Из этих ран и начали расти крылья…

– Ничего себе, – повторила Ребекка и уважительно присвистнула. – Знаешь, ты очень сильная и храбрая девочка, если сумела скрыть и свои муки, и сами крылья. А еще, – она оценивающе обошла вокруг меня и сочувственно заглянула в глаза, – признайся, ты ведь мужественно сносила насмешки и презрение других детей?

Я молча кивнула, вспомнив об Ардене, но пока не стала рассказывать о нем Ребекке, ибо не все секреты своего сердца мы готовы раскрывать вот так сразу, даже тем, кто претендует на роль наших друзей.

Девушка внимательно следила за моей реакцией и, кажется, и так обо всем догадалась. Ее высокий лоб прорезала суровая морщинка.

– Ох уж мне эти мужчины! – Алые губы сложились в презрительную гримаску. – Как же сильно они усложняют нашу жизнь. А ведь если разобраться, становится ясно, что мужчина – самое бесполезное создание на земле. Они же не представляют собой ничего ценного: грудь без молока, яйца без скорлупы, мешочек без денег… Да восемьдесят процентов женщин не выходят замуж лишь потому, что из-за кусочка колбасы нет смысла держать дома целую скотину!.. – Она задохнулась от возмущения и замолчала, но мне показалось, что в ее голосе промелькнули нотки застарелого отчаяния и тоски, плохо замаскированные самообманом, уже вошедшим в привычку. – Не сожалей об отсутствующем мужчине, малышка!

Я невольно рассмеялась, очарованная ее вдохновенной речью. Ребекка посветлела лицом и весело затормошила меня, ухватив за плечи:

– Твои крылья – просто чудо! А ты можешь их раскрыть?

– Не знаю. Но надо попробовать… – Я начала осторожно по чуть-чуть расправлять свое бесполезное украшение. – Отойди в сторону…

Лайил послушно отступила на пару шагов и повторно присвистнула от изумления, когда крылья раскрылись до конца.

– Надо же! – Я радостно выдохнула. – Они ничуть не пострадали в перипетиях прошлой ночи, не сломаны и не помяты!